Человек звезды - Александр Проханов

Маерс сухо засмеялся, и Петуховскому снова показалось, что над ним издеваются, зло разыгрывают, и он ответил на насмешку насмешкой:

— И что же, Виктор Арнольдович, привезете из Америки в наше захолустье свои антиракеты? Развернете здесь новый позиционный район? Как вы станете сбивать этих опасных пришельцев? Концертными гитарами под английские песенки?

— Вы очень проницательны, Степан Анатольевич. Именно гитарами и английскими песенками. Ваша проницательность дает мне право рекомендовать вас на кафедру космологии, где вас ждет блестящее научное будущее. — Маерс не взорвался, не накричал на Петуховского, а, казалось, был склонен к вразумлению. — Новая космология учит, что наша Вселенная соседствует с двумя другими, отделяет их друг от друга. Вселенная Света и Вселенная Тьмы. Каждая основана на различных видах энергии, которые, соприкасаясь, производят взрыв, способный уничтожить мироздание. Эти две энергии из соседних вселенных проникают в нашу, создавая в ней черные дыры или зажигая сверхновые звезды. Энергию Света из соседней вселенной научились добывать монахи своими молитвами, поэты и художники своими откровениями, мученики, погибающие «за други своя». Особенно преуспели в этом русские поэты и иконописцы, сделавшие русскую культуру «царством Света». Энергия Тьмы черпается сознательно содеянным злом, колдовством чернокнижников, руководством для палачей в пыточных камерах. Генераторами этой энергии являются произведения маркиза де Сада, «Цветы зла» Бодлера, «Майн кампф» Гитлера. Корабли инопланетян, которые грозят атаковать ваш город, используют энергию Света, черпают эту энергию из ноосферы, — из поэм Пушкина, стихов Гумилева, икон Андрея Рублева, картин Петрова-Водкина. Если на пути инопланетной эскадрильи поставить заслон Зла, энергетическое облако Тьмы, корабли сгорят в этом облаке, энергии Света и Тьмы встретятся и произведут взрыв невиданной мощности, который из отдаленных участков галактики будет выглядеть, как великолепный салют, а для Земли может означать то, что пророк называл Армагеддоном.

Маерс спокойно и беспощадно смотрел на Петуховского, не боясь посвятить его в сокровенную тайну, которую тот унесет с собой, ибо скоро будет убит. И Степану Анатольевичу снова стало страшно. И хотелось заглянуть в тугоплавкий глазок, трепетавший на лбу американского морского офицера, называвшего имена русских художников, о которых Петуховский никогда не слыхал.

— А для чего эти эстрады, эти концерты, эти гитары и английские песенки? — пролепетал он.

— Эстрады, на которых будут круглосуточно проходить концерты, — это генераторы, производящие энергию Зла. Именно они повесят над городом непроницаемый защитный покров, в котором будут сгорать и взрываться звездолеты. Мы постараемся, чтобы в городе в эти дни совершались злодеяния, которые с помощью магической музыки будут транслироваться в ближний космос, где разразится космическая битва. Вам, господин Петуховский, надлежит участвовать в одном из концертов. В каком, — вам будет указано. Теперь же немедленно приступайте к аресту подпольщиков.

Петуховский слушал как околдованный. Смотровой зрачок на лбу Маерса трепетал оранжевым светом. Петуховский, как в лунатическом сне, стал приближать свой глаз к тугоплавкому стеклышку. Увидел бесцветный от жара свод печи. Распадавшийся, охваченный языками гроб. Кипящего мертвеца, который поднимался из гроба. Уродливо выгибал руки, выдувал из оскаленного рта огненный факел. И этим сгоравшим покойником был он, Степан Анатольевич Петуховский. Его тело отекало горящим жиром, и сквозь сгоравшее сало и мясо лезли черные кости.

— Кстати, Степан Анатольевич, пришельцы, о которых мы говорили, — не такие уж и пришельцы. Они имеют прямое отношение к бывшему научному центру, который располагался в вашем городе и занимался секретными изысканиями. — Маерс повернулся на каблуках и направился к выходу в своем белоснежном кителе, на котором светились награды за военные подвиги и пламенело «Пурпурное сердце».

Петуховский видел в окно, как Маерс садится в машину, и водитель, похожий то ли на араба, то ли цыгана, открывает перед ним дверцу.

Вошел помощник и угодливо произнес:

— Что-нибудь нужно, Степан Анатольевич?

— Маленькую сучку — обратно в приют! Меня не тревожить!

Он открыл свою большую ладонь, на которой недавно рассматривал «линию жизни». Ладонь была желтоватого цвета, совершенно гладкая, без единой линии, словно отлитая из воска. И он представил свою недвижную фигуру в халате и восточных чувяках, стоящую в музее восковых изображений.

Глава шестнадцатая

Баня, как всегда, была великолепна. Стены и лавки в парной были выскоблены и чуть слышно звенели. Булыжники в каменке казались седыми, и над ними витал бесцветный жар. Вода из ковша, падая на раскаленные камни, шумно взрывалась, и огненные языки лизали голые животы и спины, глаза на мгновение выпучивались, рты стенали и охали, а розовые тела становились стеклянными от пота. А потом все сидели среди горячего, пахнущего эвкалиптом тумана, свесив носы, и считали падающие с них капли. Ошалев от жгучего пара, шумно вываливались из парной, падали в ледяную воду бассейна, орали, хохотали, вылезали, как из проруби, хлюпали босыми ногами по кафелю, шатаясь, шли к столу, где блестели бутылки, нарядно и разноцветно лежали на тарелках закуски. Чокались, жевали, закутанные в простыни, как патриции, и казалось, над их головами летают светлые духи.

Они обсуждали тему, которую навеяли последние события в городе. Город оккупировали красные человечки под командованием американского полковника Маерса, которому губернатор Петуховский передал свои властные полномочия. Это было не приемлемо для русских людей. И они, русские люди, собравшись в бане, готовили восстание. Готовили народную войну. Возглавить народное сопротивление надлежало председателю областной думы, лидеру местного отделения правящей партии Ионе Ивановичу Дубкову, который находился тут же, среди заговорщиков. Укутанный в тунику, он выставил крутое плечо с татуировкой — голая девица призывно раздвинула ноги. Его глаза, варенные от жара, мокрые от выпитого виски, вяло катались под белесыми бровями, от одного говорившего заговорщика к другому.

Помимо Ионы Ивановича в банном заговоре участвовали вице-губернатор Находкин, тонкий, с узкими плечами и маленькой змеиной головкой, на которой таинственными изумрудами мерцали маленькие зеленые глазки, главный полицмейстер полковник Михаил Федотович Денежкин, среди друзей просто Мишенька, с открытым крестьянским лицом, пшеничными волосами и торсом силача, на котором поигрывали плотные мускулы и областной прокурор Груздь, в кругу друзей — Гриб, с коричневой кожей, несимметричным лицом, на котором вдруг появлялась отрешенная, не к месту, улыбка, заставлявшая трепетать подследственных.

— Но прошу вас, други мои, не умалять предстоящие трудности и опасности, — предостерегал вице-губернатор Находкин, мерцая чуткими изумрудными глазками. — Этот Маерс награжден медалью «Пурпурное сердце» за участие в иракской войне. Говорят, он лично изловил Саддама Хусейна и лично набросил ему на шею петлю. Те страшные кадры с места казни Саддама сделаны Маерсом. Нам нужно быть крайне бдительными.

— Я сам накину петлю на шею этому Маерсу и вздерну его именем народного трибунала, — прокурор Гриб своим коричневым морщинистым лицом и впрямь напоминал сморчок. Но лунатическая улыбка, внезапно озарившая подслеповатое земляное лицо, придавала ему сходство с болезненным мечтателем и сочинителем садистских стихов. — А заодно повесить губернатора Петуха, как повесили генерала Власова за сотрудничество с Гитлером. Петух совсем оборзел, крысятничает, обещал мне землю под коттедж в Священной роще и кинул меня.

— Здесь у нас не Ирак, а Россия, — весело поигрывал мускулами полковник Мишенька. — Там ему дали «Пурпурное сердце», а здесь мы ему вырвем сердце и посмотрим, какое оно, — пурпурное или цвета говна. Я ему ДТП устрою, и его кости в полиэтиленовый мешок соберут. Я ему снайпера на маршрут посажу, и он ему черепушку просверлит. Он в Россию своими ножками притопал, а обратно его ногами вперед понесут. А Петух оказался сволочью, мне бизнес перекрыл. Отнял развлекательный центр и бабе своей передал. Пора Петуха менять.

— Нет, други мои, — не соглашался с предложенной тактикой вице-губернатор Находкин, — надо русский народ поднимать. Надо собирать ополчение. Мы, русские, терпим, терпим, а потом и взыграем. Сперва отступаем. Москву отдаем, а потом перекрестимся — и вперед. Гоним их обратно до Варшавы, до Парижа и до Берлина. А сейчас, други мои, отступать некуда, за нами Урал.

Надо клич кинуть, шапку по кругу пустить, кто сотню положит, а кто миллион. А вождь у нас один, Иона Иванович. Его народ любит. За ним и партия, за ним и братва. Веди нас, Иона Иванович. Сбросим иго, ощиплем Петуха, и тебе быть губернатором.