Природа советской власти. Экологическая история Арктики - Энди Бруно

выше случая сопротивления включали сомнительные способы обращения с самими животными. Саамы ставили индивидуальные клейма на оленей, чтобы отличать своих животных, которые нередко паслись вместе с другими. Архипов якобы отказался позволить другим людям искать в его стаде оленей с их ушными клеймами, в то время как шесть оленеводов из «Тундры» пытались вырезать новые ушные знаки на украденных оленях, чтобы сделать их похожими на своих собственных животных505. Только те, кто хорошо знал тонкости отношений между саамами и оленями, могли использовать такую тактику. Хотя такие акты сопротивления приводили к неудачам и задержкам, они в конечном итоге не остановили вторжение государства в сферу оленеводства.

ТРУДНОСТИ СТАЛИНСКОЙ ЭПОХИ

В течение последующих нескольких десятилетий усилия по реформированию кольского оленеводства, так же как и сельского хозяйства в целом, затихли. Время, политические компромиссы и восстановление численности стад дикого и домашнего оленя позволили советскому режиму формально интегрировать этот удаленный регион в свою систему. Однако серия разрушительных кризисов, связанных с террором, войной и ослаблением интереса к охране природы, поставила под сомнение роль оленей в сельской экономике Кольского полуострова. Эти испытания могли привести к тому, что развитие региона совсем бы потеряло оленеводческое направление. Только возвращение внимания правительства к развитию крупномасштабного скотоводства в послесталинскую эпоху предотвратило такой исход.

Коллективизированное оленеводство постепенно укоренилось после первоначального напора времен Великого перелома. Хотя советские источники заявляли, что все оленеводы Кольского полуострова были объединены в колхозы к концу 1930‐х годов, более надежно было бы предположить, что это произошло только в период послевоенного восстановления506. Коллективизация привела к созданию своеобразной индустриализированной оленеводческой экономики, в которой численность оленей и количество произведенной оленины служили главными критериями успеха. Она также привела к росту числа огороженных пастбищ, зависимости от таких методов, как землеустройство (для максимально эффективного использования земли), сужению маршрутов миграций и замене традиционной системы погостов новым административным делением507.

Власти также ввели новые формы контроля, включая печально известный и недостоверный способ подсчета численности оленей два раза в год, проводившийся после периода родов весной и после ежегодного забоя оленей в начале зимы508. Внутри каждого колхоза оленеводы были разделены на бригады, которые ухаживали за стадами, объединявшими как колхозных, так и личных оленей. Личные животные на Севере имели примерно такое же значение, как и личные подсобные участки, которые крестьяне сохраняли в частном пользовании под сады и огороды в более умеренных широтах509. В колхозах оленеводы должны были следить за оленями круглый год, отказавшись вынужденно от традиционного саамского метода свободного летнего выпаса в пользу практик оленеводства у коми510.

В целом ориентация на создание крупномасштабного оленеводства означала, что многие саамы уже не могли знать индивидуально каждого животного, как это чаще всего было в ранние периоды. Изменения также привели к тому, что вошедшие в колхозы оленеводы оказались обособлены от других членов сообщества. Только оленеводы-мужчины и несколько работников на местах стоянок (как правило, жены старших оленеводов) передвигались по тундре; многие саамы, включая семьи оленеводов, теперь оставались круглый год в поселках511.

При этом во второй половине 1930‐х годов число диких и домашних оленей выросло. К 1937 году количество домашних оленей в Мурманской области более чем оправилось от разрушительных последствий коллективизации и, по сообщениям, достигло 76 918 голов (см. таблицу 2). Не до конца ясно, способствовала ли этому росту советская политика продуктивизма512. По крайней мере, новое предписание, обязывавшее часто сообщать о размерах стад, давало властям данные, на которые можно было полагаться. Лапландский заповедник сыграл более очевидную роль в восстановлении популяции диких северных оленей. В его функции входила охрана оленей от хищников и развитие исследовательской программы изучения экологии. Крепс писал Чарнолускому в 1931 году, что популяция диких оленей возросла в полтора раза. Устойчивый рост продолжался до конца десятилетия, когда число оленей достигло 900 (см. таблицу 3). Поскольку дикие олени мигрировали за пределы заповедника, ученые стали лоббировать вопрос о его территориальном расширении513. Согласившись увеличить площадь заповедника в начале 1941 года, чиновники заявили, что «в связи с увеличением поголовья диких северных оленей и лося в Лапландском заповеднике недостаток кормовых ресурсов вызвал перемещение станций этих животных за пределы заповедника, в районы Монче Тундры, где они лишены эффективной охраны от браконьерства»514.

Однако очередное насильственное вмешательство остановило рост оленеводческого хозяйства. Перед новой волной террора в 1937–1938 годах этнографы продолжали свою деятельность с целью развития саамской культуры и выступали за создание автономного саамского региона в западной части Кольского полуострова515. Серия арестов в рамках кампаний против финнов в Карелии остановила эту активность516. Советские массовые операции планировались с охватом определенных групп – бывших кулаков, уголовников, антисоветских элементов и представителей отдельных национальностей, которые, как считалось, несли потенциальную военную угрозу для страны – с целью проведения арестов и последующего уничтожения по квотам. Эти акции выкорчевывали и подрывали многие из классовых и этнических различий, поддержание которых ранее поощрялось государством.

В 1938 году сотрудники государственной безопасности обвинили кольских оленеводов и тех, кто поддерживал саамскую культуру, в участии в заговоре финских фашистов и карельских националистов с целью присоединения Кольского полуострова к Финляндии. Частью этого заговора объявлялось создание независимого саамского государства, которое должно было помочь расширению Великой Финляндии в сторону Урала. Алымов, согласно сфабрикованному делу, должен был стать президентом, а Салазкин – военным министром. Игнорируя этнические различия в среде кольских оленеводов, секретные службы обвинили коми в продвижении «саамского национализма». Несколько представителей коми, ранее подвергшиеся репрессиям как кулаки, теперь лишились жизни из‐за обвинения в саамском сепаратизме. На деле менее половины из около 30 человек, репрессированных за контрреволюционную деятельность в качестве «саамских националистов», были собственно саамами; многие из них были этническими коми и ненцами. По крайней мере 18 из них были оленеводами. 22 октября 1938 года 15 человек, включая Алымова, Салазкина, нескольких саамов, коми и русских, были расстреляны517.

Некоторые обвинения были связаны с особенностями оленеводства и землепользования. Репрессированные были обвинены во вредительстве и уничтожении лишайников, оставлении оленей без присмотра и убийстве оленят. Под пытками во время допросов Алымов подтвердил, что «эти мои указания выполнялись каждое лето, особенно в 1935–1937 годах выгорела в тундре большая площадь ягеля, сократились колхозные пастбища, в оленьих стадах из‐за недостатка кормов происходил значительный падеж оленей». Ведь ягель «после пожара вырастает только через 30 лет». Он также признал, что заговорщики намеренно распространяли оленью болезнь («копытку»),