Фатальная ошибка опера Федотова - Мария Зайцева

и на краю сознания — острое понимание, что, если Захарова меня сейчас отошьет, то… То что будет? Что?

Похер. Пляшем.

Меня несет, я это ощущаю очень четко и ясно.

И сделать ничего не могу.

Прокляну себя, если не попробую с ней поговорить хотя бы.

Да, я — редкий мудак, да налажал, вспомнить хотя бы мое феерическое прощание с ней. Но, блять… Я все равно ее хочу. И хочу нас вместе.

И я…

Я, кажется, на многое готов ради этого.

На все готов.

А она?

Из зеркального полумрака на меня пялится смурной взлохмаченный тип с дурными глазами. И мне кажется, что в лице его прячется тень неуверенности.

Злюсь, скалюсь на себя в отражение.

Завали, мудак!

Напортачил, исправляй! Исправляй!

“Совсем дурак?” — голос Мишки звучит так отчетливо, словно он за моей спиной, стоит и усмехается презрительно, головой качает. Разочарован в своем младшем. Не ожидал такого…

Да я и сам от себя не ожидал, брат…

Накидываю пальто и выхожу за порог.

Дело надо доводить до конца.

Окна Захаровой горят, значит, дома.

Не позволяю себе задержаться, выкурить для бодрости сигаретку, сразу захожу в подъезд. И у квартиры не торможу.

Звоню, не отрывая пальца от звонка, воскрешая в голове события четырехмесячной давности, когда я вот так же стоял, звонил… А потом поимел растерянную девочку и свалил в закат. Романтичненко. Мудак.

Захарова открывает дверь, как обычно, даже не делая паузы, не задерживаясь, чтоб посмотреть, кто пришел. Словно… ждет кого-то.

И, судя по широко распахнутым в изумлении глазам, явно не меня.

Я замираю перед ней, словно восхищенный постетитель музея перед статуей какой-нибудь античной богини.

Захарова невысокая, пусть и на каблуках сейчас, я — гораздо выше, но ощущение, что смотрю на нее снизу вверх.

Настолько она… Нереальна.

Ошалелый взгляд выхватывает только детали, словно если всю картинку целиком поймать, сложить, то с ума можно сойти.

Но мне и деталей этих перебор. Мозги плывут и плавятся.

Потому что Захарова… На всю жизнь картинка в памяти отпечатается.

Именно так, кусками, деталями.

Волосы, светлые, поднятые высоко, убранные в небрежную прическу, красивыми локонами по белой шее… Длинные сверкающие серьги. Платье… Тонкие лямки, золотистое, словно из чешуек золотой рыбки состоящее… Короткое. Ноги… Блять… Сапожки на каблуке…

Торможу на остреньких носках и опять скольжу взглядом вверх, последовательно: ножки, платье, рыбка моя золотая, грудь, ложбинка манящая, светлая, словно подсвеченная изнутри кожа, подбородок, влажные пухлые губы… Глаза…

Ася… Чего ж ты делаешь?.. Я же сейчас… Я же, блять…

— Что тебе надо здесь? — шипит моя рыбка не молчаливая, тревожно смотрит мне за спину, словно опасается, что нас увидят… Или что кто-то придет сейчас. К ней. Второй вариант явно вернее, судя по ее наряду.

— Привет, Ася, — говорю я хрипло, потому что в горле ком стоит, да и пересохло все от неожиданности, — охуенно выглядишь… Не скучала, смотрю?

— Нет, — отбивает она мой тупой наезд, — это все? Мне пора.

— Ага, я слышал… — киваю я и препятствую закрыванию, давлю ладонью, заставляя Захарову отступить в глубь коридора, захожу и захлопываю дверь.

Хищно оглядываю разгневанно раздувающую ноздри Захарову, в полумраке, в этом своем рыбьем чешуйчатом прикиде смотрящуюся золотистой статуэткой, делаю шаг вперед. На инстинктах, на памяти тела.

— Стоять! — Захарова вытягивает перед собой узкую ладонь, — привычку выработал, что ли? Так отвыкай теперь, гражданин начальник!

Она стебется над прозвищем, которое сама же и дала мне когда-то, усмехается, и глаза блестят злобно и настороженно.

Хочу ее, такую вот, дикую, жесткую, неприступную! Еще больше хочу! До ломоты зубовной, до боли в сердце!

— Привычка за один раз не выработается, — отвечаю я ей, — надо повторять… Регулярно.

И делаю еще шаг.

Захарова так же синхронно от меня.

Мы словно танцуем с ней сейчас, что-то есть ритуальное в этой ситуации, в этих движениях одновременных…

На одну волну настраиваемся.

— Не со мной, товарищ начальник, — шипит она, — у меня уже есть партнер!

— А вот с этого места поподробней, — меня ее слова про партнера бьют, конечно, но не особо. Подготовился чуть-чуть, пришел в себя, пока ехал сюда, — что это за любовь с первого взгляда? А? Такая влюбчивая, Захарова? То в меня, то, стоило мне уехать, сразу другого нашла…

— Ну так ты место освободил… — пожимает она плечами. И теряет бдительность.

Потому что не успевает отследить моего движения к ней.

Вскрикивает, когда прижимаю к стене, не грубо, но жестко. Подхватываю под ягодицы, поднимаю так, чтоб глаза наши на одном уровне были, и, дурея, едва сдерживая себя, чтоб не наброситься, шепчу:

— Я нихера не освобождал… Ты занята, Захарова. Навсегда занята…Девочки, на три моих книги сегодня скидки от 30 до 45%! Заглядывайте на мою страницу, там полно всего!

Глава 31

— Слова какие… — Захарова быстро приходит в себя. На удивление быстро. Растет, блять. И в голосе дрожи нет, и не отворачивается. И глаза такие… Я с ума схожу, одновременно штырит от нее нереально, стоять тяжело, хочется оттащить по уже привычному маршруту к кровати и там долго и сладко трахать. И в то же время есть внутри острое понимание, что нихера это ситуации не поможет. Нам не поможет. А она ощущает эту мою двойственность, усмехается смело и ядовито, — раньше я бы от счастья потекла.

— А сейчас? — чуть подбрасываю ее под ягодицы, перехватывая одной рукой, и удобно мне, Захарова мелкая же, не тяжелая совсем, а другой рукой провожу по промежности, упакованной в шелк. И никаких колготок, чтоб вы понимали. Блядство, как оно есть. Зима на дворе, а она… Убью. Шелк влажный, и открытие это наполняет меня свирепой животной радостью, — не течешь?

— Нет! — И ладонью по лицу мне! Жестко так! Типа, не лезь туда, куда не приглашали! А я все равно лезу! Непослушный я! — Нет!

— Не пизди, Захарова, — еще разочек по шелку разбойными пальцами, надавливая правильно, там, где нужно,