Буря в Па-де-Кале - Александр Арсаньев

– Карл Васильевич приехали, – задыхаясь выдавил он. – Карета уже у входа! Что делать? Что делать? – причитал старичок. Его лоб покрылся испариной, руки дрожали, а рот скривился. Казалось, что он вот-вот разрыдается.

Тем временем Кинрю открыл оконную раму, и мы все по очереди выскочили в окно. Благо кабинет министра располагался на первом этаже.

– Ну что ты будешь делать?! – сокрушался японец, когда мы уже были в относительной безопасности за углом одного из роскошных особняков. – И чего его сюда принесло? Какая нелегкая?

– Письма-то мы все равно не нашли, – сказал я невесело. – Осталось только лично Аракчеева обыскать, – добавил я.

– Ну, чем мог, я помог, – развел руками поручик в штатском. – А теперь уж не обессудьте! Пора мне, – он виновато улыбнулся.

– Конечно, – проговорил я в ответ. В принципе, Эраст Андреевич не имел ни малейшего касательства к нашему делу. Он даже в масонах не состоял!

* * *

Дома меня занимал единственный вопрос: как подобраться к Аракчееву! Но ни одной путной мысли мне в голову не приходило. Я мерил кабинет со сводчатым потолком размашистыми шагами и бросал нервные взгляды в окно.

Я вышел в гостиную только к обеду и то только потому, что полагал, что в одиночестве скоро сойду с ума, отданный на растерзание собственным мыслям.

В гостиную тенью скользнула Мира с чашкой успокоительного настоя в руках. Едва я увидел ее, как меня озарила идея. Насколько мне было известно, даже Алексей Андреевич Аракчеев был не чужд человеческих слабостей. В свете давно поговаривали, что у него была любовница, некая Настасья Минкина, его крепостная наложница. Но он ей купил собственный дом, обставил его с восточной роскошью и часто ночевал у нее. Мне невольно подумалось, что дом Минкиной мог стать прекрасным местом для тайника. Вот только как подобраться к этой крестьянской барыне?! Это был вопрос из вопросов. И вот тогда я вспомнил о Лизе, которую спас от Валежникова. Насколько мне было известно, ее батюшка был в чести у Аракчеева, и ей иногда приходилось терпеть и его сожительницу. Они были знакомы, а этого было довольно, чтобы княгиня Елизавета могла представить меня Настасье. Я полагал, что она не блистала умом…

* * *

Вечером я был уже у Елизаветы Артемьевны, которая никого не принимала по причине своего нездоровия. Однако, когда лакей доложил обо мне, она велела меня впустить.

– Яков Андреевич, – очень рада вас видеть, – улыбнулась княгиня, велев подать в маленькую гостиную столовый прибор на две персоны и бутылку шампанского. – Я вам жизнью обязана, – объяснила она свой душевный порыв.

Никогда прежде я и подумать не мог, что Лиза Нелидова бывает когда-нибудь такой любезной. Она словно светилась от счастья при виде меня.

– Вы излечились от своей болезненной страсти? – вкрадчиво поинтересовался я.

Елизавета вспыхнула, и я тут же пожалел о своих словах.

– Мне до сих пор больно об этом думать, – призналась она после затянувшегося молчания. – И уж тем более говорить…

Я понимающе кивнул ей в ответ, впредь запретив себе заводить с ней разговоры об этом.

– У вас ко мне какое-то дело? – догадалась Елизавета Артемьевна. Она плотнее укуталась в шаль. Несмотря на то, что в комнате жарко пылал огонь в камине, ей было холодно.

– Да, – я кивнул. – Вы весьма проницательны! Мне бы хотелось, чтобы вы меня правильно поняли… Моя просьба может вам показаться немного странной, но…

– Говорите же! – прервала меня Лиза. – Что вы хотите? Отбросьте свои сомнения! Это – пустая нерешительность.

– Вы взволнованы, – заметил я. – Впрочем… И в самом деле, довольно условностей! Я хотел бы, что бы вы представили меня Настасье Минкиной, – выпалил я.

– И впрямь странная просьба, – усмехнулась Елизавета Артемьева, блеснув заплаканными глазами. – Все дело в том письме, которое вы разыскиваете, – снова догадалась она. – Я не ошиблась?

– Нет, вы как всегда правы, – ответил я. – У меня есть к этой женщине пара вопросов.

– Тогда вам предоставляется прекрасный случай познакомиться с ней, – снова усмехнулась княгиня. – Минут через двадцать она придет меня навестить! Я объяснила ей, что страдаю мигренью…

– Так сразу? – я немного оторопел. Признаться, я не был готов к этой встрече. Что я скажу ей?! Я не продумал заранее свое поведение, и теперь мне пришлось бы импровизировать…

– Другого случая может и не представиться, – серьезно проговорила Елизавета Артемьевна. – Поговаривают, что Минкина собирается ехать на воды, поправлять пошатнувшееся здоровье! О времена, о нравы, – Княгиня Елизавета озорно рассмеялась. Правда потом закашлялась, нахмурилась и замолчала.

– Что же, – протянул я задумчиво, – мне не приходится выбирать!

* * *

Настасья Минкина к моему удивлению оказалась довольно привлекательной особой с чудесными волнистыми волосами цвета спелой пшеницы, ярко-голубыми глазами, каким-то волшебным, необыкновенно проникновенным взглядом и приятными чертами лица.

На ней было светлое платье расшито золотом и, затканная восточным орнаментом кашмирская шаль. На голове у нее была подобранная со вкусом шляпа. Шарф она также, как и Мира, по новой моде носила на поясе.

Елизавета Артемьевна наблюдала за мной с нескрываемым интересом. Ее забавляло мое легкое удивление. Ведь я-то ожидал увидеть перед собою неотесанную крестьянку.

– Яков Андреевич Кольцов? – задумалась Настасья Ивановна. – Где-то я уже слышала это имя…

От ее слов у меня мороз пробежал по коже. От кого она его могла слышать, если только не от Аракчеева?!

Мне удалось добиться от нее подтверждения, что Валежников был человеком ее любовника. Действительно, ума она оказалась не блестящего! На мое счастье!

– Да, Алексей Андреевич в самом деле ко мне благоволит, – с важным видом заявила его любовница. – Он так мил, так предупредителен, так нежен… И во всем, ну прямо во всем мне доверяет, – добродушно улыбнулась она. – Советуется со мной во всех делах и всегда считается с моим мнением во всех вопросах, пусть даже и государственных.

Елизавете Артемьевне стоило огромного труда не рассмеяться прямо в присутствии Настасьи Минкиной.

– Как не считаться с женщиной такого ума?! – проговорил я с почтением. – Алексей Андреевич, как-никак, муж государственный! Понимает, в ком есть Божья искра! И тайнами, видно, тоже со своею любезной супругой делится?

Щеки Настасьи Ивановны порозовели от удовольствия. Ей польстило слово «супруга», и мой последний вопрос провокационным не показался.

– Да, – кивнула она. – Только вы, Яков Андреевич, никому не говорите, – проговорила Минкина заговорщическим шепотом. – Алексей Андреевич устроил в моем доме за шкафом с платьями какой-то тайник, – ее глаза весело заблестели. – Не правда ли, очень забавно?

– Очень, – я из вежливости кивнул, но слова этой женщины заставили мое сердце забиться немного чаще.

– Ну ладно, мне пора, – проговорила Настасья, вставая. – Я сегодня погостить уезжаю к одной приятельнице на Васильевский остров! Алексей Андреевич-то все в делах, – замахала она руками. – И днюет и ночует у Государя!

* * *

Этой же ночью мы отправились с моим ангелом-хранителем искать аракчеевский тайник в доме его любовницы. Кинрю был сосредоточен как никогда и все дорогу не проронил ни слова.

Тогда я первым осмелился заговорить с моим японцем.

– Юкио, – позвал я его.

– Да, – он, кажется, очнулся от охватившего его оцепенения.

– Ты понимаешь, что это последний шанс? – Осведомился я. Если бы нас слышала Мира, она бы сказала, что мой вопрос прозвучал инфернально.

– Чего ж тут не понимать? – вздохнул Кинрю. – Но в этот раз Фортуна просто обязана нам улыбнуться!

Я велел форейтору остановить карету прямо напротив особняка Настасьи Минкиной. К моему удовольствию ни в одном из окон этого дома не видно было не единой зажженной свечи.

– Кажется, она и правда уехала, – заметил я, выходя из кареты. – Вот это удача, так удача! Никогда бы не подумал, что до царского письма к Веллингтону рукой подать!

– Да, – отозвался Кинрю, – мне кажется, что бурю в Па-де Кале вы, Яков Андреевич, не забудете никогда в своей жизни.

– Это уж точно, – промолвил я. Ни Ольгу, ни человека в маске, ни бушующие океанские волны, ни капитана Рональда мне не забыть вовеки! В моей жизни еще не было случая, чтобы женщина так ловко обвела меня вокруг пальца…

Мы постучались в дверь. Лакей никак не хотел нас впускать. Но нам удалось-таки уговорить его высунуть нос на улицу, где он и получил от Кинрю удар по голове в ночном колпаке. Он медленно начал сползать по стенке и рухнул к моим ногам. Японец затащил его в комнату.

– Пусть отдохнет немного, – промолвил он. Мы сразу же начали поиски спальни. Будуар Настасьи Минкиной оказалось найти не так-то легко среди множества комнат.

Наконец мы обнаружили любовное гнездышко грозного господина Аракчеева, того самого Алексея Андреевича, которого побаивались даже самые значимые люди в Санкт-Петербурге.