Буря в Па-де-Кале - Александр Арсаньев

– У меня не остается другого выхода, – ответил я. – Как еще я смогу найти его? Не искать же мне его у Аракчеева!

– А где ты собираешься искать княгиню? – в свою очередь поинтересовалась Мира. – Боюсь, что она не станет принимать тебя у себя, – улыбнулась индианка, почему-то виноватой улыбкой.

– Насколько мне известно, – отозвался я, – она часто бывает на салонных вечерах у Божены, так что мне кажется, что я без труда смогу ее выследить!

– А мне кажется, что ваше заявление, Яков Андреевич, немного самонадеянно, – вкрадчиво проговорил японец.

– Как бы там ни было, – повторил я устало, но другого выхода у меня нет!

* * *

Этой ночью мне не спалось, я ворочался с боку на бок, волнуясь за успех грядущего предприятия, понимая, что возможно, это последний шанс выйти на Валежникова и перехватить из его рук адресованное Веллингтону письмо.

В этот раз я заночевал в кабинете, так как решил наконец заняться своим дневником, ведение которого в последнее время совсем забросил. Мне казалось, что это занятие сможет немного отвлечь от тревожных мыслей, мешающих заснуть. Но я так и остался сидеть с гусиным пером в руках, так и не обмакнув его острие в малахитовую чернильницу. Наконец я сложил свои письменные принадлежности, спрятал дневник в тайник и снова улегся на оттоманку.

Когда за окнами забрезжил рассвет, я погрузился все-таки в неласковые объятия бога Морфея. Мне снилась буря в Па-де Кале, стоны несчастных, смываемых за борт фрегата огромными волнами, разбивающимися о палубу. Я видел Ольгу, которая уходила под воду и молила о помощи. Но я был привязан к грот-мачте и ничем уже не мог ей помочь. В лицо мне зловеще смеялся Валежников. В руках он сжимал свою маску, усыпанную драгоценными бриллиантами.

– Век тебе меня не сыскать, – уверенно проговорил он и шагнул в спускаемую на воду шлюпку. Ему подал руку какой-то важный напомаженный господин в темно-синем фраке, с лентой через плечо. Господин повернулся, и я узнал в нем Алексея Аракчеева, походившего своими неопределенного цвета глазами на немецкого философа Канта.

Я проснулся под его хохот в холодном поту. Фарфоровые часы показывали без четверти час. У меня еще было время, чтобы собраться – рауты у Божены Зизевской обычно начинались около трех.

В этот раз туалет не занял у меня слишком много драгоценного времени. Сегодня я не собирался изображать из себя светского льва, напротив прихватил с собой два заряженных пистолета.

– Яков, ты уже встал? – изумилась Мира, войдя в гостиную. – Ты случаем не на войну собираешься? – нервно усмехнулась она, заметив, что Кинрю одевает на палец свое боевое кольцо со спицей. – Неужели этот Валежников может?.. Впрочем, о чем это я? Он же уже стрелял в тебя, – побледнев проговорила она. – Яков, как ты себя чувствуешь? Мне страшно!

– Я не узнаю тебя, Мира, – ответил я. – Мне никогда еще не доводилось видеть женщины смелее и решительнее тебя! Рана моя еще побаливает, – признался я, улыбнувшись, – но это не повод, чтобы бояться! Все будет хорошо, – пообещал я ей. – Мы и не с такими господами справлялись! Что нам этот Валежников?! Правда? – я подмигнул японцу.

– Ну, разумеется, – согласился он с важным видом.

– Но я слышала, что фигура барона Аракчеева слишком влиятельна… – неуверенно промолвила индианка. – Дело-то не только в Валежникове, насколько я поняла!

– Император Александр сам заинтересован в том, чтобы письмо нашлось, – бодро ответил я, не чувствуя, однако, в своих словах уверенности. – Так что бояться нечего!

Мира бросила тоскливый взгляд на черный ящичек с пистолетами.

В этот раз она промолчала, понимая, что спорить со мной абсолютно бессмысленно. Я был уже хорошо знаком к этому времени с таким ее молчаливым смирением. В такие минуты я чувствовал к своей индианке нежность особенную, которая захлестывала меня, словно морские волны.

Я прижал Миру к себе и крепко обнял, как будто в последний раз. Кинрю отвернулся, вдруг заинтересовавшись какой-то редкой книгой на стеллаже. Но индианка и теперь промолчала. Она словно завороженная смотрела в огонь. Языки каминного пламени отражались в ее черных глазах.

Тогда я также молча вышел из комнаты. Кинрю кивнул Мире на прощание, и она оставалась нас ждать за стеклянной ширмой окна. Когда мы садились в экипаж, я видел, как хрупкая тень спряталась за штофной гардиной.

– Она смертельно переживает за вас, – серьезно сказал японец.

– Я знаю, – ответил я, а потом велел своему форейтору трогать.

* * *

Мы подъехали к особняку Божены Феликсовны, выходящему своими флигелями на улицу Гороховую, как раз вовремя, прежде чем кареты начали собираться у главного входа с колоннами. Я нарочно велел запрячь лошадей в старенький экипаж, чтобы никто не смог бы узнать меня по парадному выезду.

Наконец, мои ожидания оправдались. Карета княгини Данилиной с ее родовым гербом появилась возле особняка моей драгоценной кузины.

– Смотри, вон она, – шепнул я Кинрю. Он кивнул мне в ответ.

Через несколько секунд из роскошного экипажа выбралась дама в бархатной тальме темно-винного цвета. Ее голову венчала бархатная шляпка в тон тальме – цвет божоле, украшенная блондами, атласом и высоким страусовым пером, кокетливо завязанная под подбородком.

– А кто может поручиться, что от вашей кузины эта особа отправится непременно к Валежникову? – засомневался мой Золотой дракон.

– Никто, – развел я руками. – Но должна же нам фортуна, в конце-концов, улыбнуться!

* * *

Мы прождали Елизавету Артемьевну до часу ночи, только тогда она, наконец, соизволила появиться на мраморной лестнице.

– А если княгиня сейчас решит отправиться на какой-нибудь из балов? – Японец не сводил с меня взгляда немигающих глаз.

– Когда ты так смотришь, то похож на питона, – сообщил я ему, воскресив в своей памяти индийские джунгли. – Трогай следом за каретой той дамы! – приказал я форейтору. Наш экипаж плавно двинулся с места, загремев колесами по мостовой.

Карета Данилиной остановилась у особняка Вяземских, с которыми я был немного знаком. Елизавета Артемьевна решительно отправилось в дом, где гремела бальная музыка. Танцующие пары можно было разглядеть в окнах первого этажа.

– Ну вот, что я говорил? – самодовольно осведомился Кинрю, после того как я велел кучеру остановиться.

– А что если княгиня встречается с Валежниковым именно здесь? – оживился я. – Вдруг на этот раз нам повезло! Бал-маскарад! – Я обрадованно кивнул в сторону княгини, которая извлекла из дамской сумочки чудесную маску – бабочку с бархатными крыльями, расшитыми рубинами и крашенным золотым позументом.

Мой Золотой дракон в ответ только пожал плечами. Он впился глазами вслед Елизавете Артемьевне. Она легко вспорхнула по ступенькам и быстро оказалась внутри роскошного княжеского особняка на Обуховском проспекте.

– Поживем, увидим, – заметил он после недолгой паузы. – Эх, попадись мне этот Валежников…

– Да, я бы тоже с огромным удовольствием свел бы с ним счеты! – протянул я в ответ. – Только вот не знаю, стоит ли и нам подняться в княжеские апартаменты? Хотя… Нет! Наверное, не стоит! Мы-то ведь без масок! Увы!

Однако княгиня на этот раз не заставила себя долго ждать. Она вышла из дверей особняка в сопровождении господина в маске. Маска была точь-в-точь как та, за которой прятался убийца на корабле…

* * *

– Неужели это действительно он? – снова засомневался мой Золотой дракон, как только наша карета двинулась следом за экипажем, в который пересела княгиня. – Нет! Ну, я еще могу понять эту экзальтированную особу, вообразившую себе какие-то там пламенные неземные чувства, раз она не расстается с портретом этого отъявленного мерзавца с печальными бархатными глазами… Но вот уж самого Валежникова я решительно понять не могу! – воскликнул японец. – Если он все время скрывается, то какого же рожна ему понадобилось появляться на маскараде в самом центре Санк-Петербурга?! Что-то не верится мне в его нежные чувства…

– Княгине Елизавете Артемьевне слишком много известно, – задумчиво отозвался я. – К тому же она знает его в лицо и может догадываться о том, кто сбросил ее подругу в Кале с третьего этажа…

– К чему вы клоните? – насторожился Кинрю.

– К тому, что этот человек не оставляет свидетелей! – ответил я, когда наш экипаж свернул вслед за каретой человека в черной бархатной маске в какой-то безлюдный переулок. Теперь я опасался, что Валежников заметит наше преследование.

– Барин, а куда это мы направляемся? – осведомился мой форейтор Егор. – Не нравится мне что-то здешнее место!

– Мне тоже не нравится, – отозвался я. – Но что ж поделаешь! Езжай следом за экипажем!

Я начал внимательно рассматривать в каретное окошко ту улицу, по которой мы проезжали. Было довольно темно, и я плохо ориентировался на местности. Но мне удалось-таки определить, что мы свернули куда-то в район Екатерининского канала.