Как государство богатеет… Путеводитель по исторической социологии - Дмитрий Яковлевич Травин

помогала. Более того, даже по-настоящему образованные инженеры, хорошие врачи и прогрессивные учителя столкнулись с большими трудностями из-за незнания того, как работает реальная экономика, из-за плохой подготовки в области иностранных языков, а также по многим другим причинам.

В общем, с образованием складывается совсем иная картина, чем с институтами. Хорошие институты общество иногда принимает весьма болезненно, но зато в конечном счете (по крайней мере, со сменой поколений) они всегда способствуют развитию. А вот хорошее образование вполне может развитию не способствовать, если в обществе нет механизмов, заставляющих человека приобретать именно те знания, которые соответствуют потребностям модернизации.

Бюрократия бюрократии рознь

Похожие проблемы возникают и с бюрократизацией. Немцы были, конечно, не одиноки в своем стремлении поставить чиновника выше священника. Если сравнить Германию с Францией, то, наверное, нельзя говорить о контрасте бюрократизма с клерикализмом. Франция (в отличие, скажем, от Испании) тоже стала вполне бюрократической страной, сумевшей ограничить роль Церкви. Однако в этой стране качество государственного аппарата традиционно оставалось невысоким. Многие должности с XVI века продавались и покупались совершенно официально. Чиновник приобретал свое место для того, чтобы «отбить вложенные средства» и в дальнейшем зарабатывать как можно больше. Поэтому во Франции бюрократизация и секуляризация приводили к не столь ярким результатам, как в Пруссии.

Немецкий бюрократ тоже, конечно, не был идеалистом, думающим только лишь об интересах государства, но в Пруссии приобретение в собственность государственных должностей исчезло к 1750 году. «В 1750 году, – отмечает Рэндалл Коллинз, – был учрежден экзамен для приема в ряды прусской бюрократии, что ставило во главу угла университетское юридическое образование, хотя дворяне и были поначалу освобождены от этого экзамена» [Там же: 269].

К тем важным преобразованиям, которые шли «на гражданке», наверное, стоит добавить то, что еще раньше (в 1733 году) прусская армия стала первым в Европе по-настоящему военно-бюрократическим образованием. Вместо частного найма солдат появилась всеобщая воинская повинность и полностью административное управление. И для армии массовое образование имело большое значение, поскольку солдат, хотя бы немного поучившийся в школе, лучше выполнял команды офицера и адекватнее воспринимал военную дисциплину. Недаром говорят, что знаменитую битву при Садовой выиграл прусский школьный учитель.

В принципе, то, что Коллинз говорит о Германии, можно, наверное, распространить в целом на тот протестантский мир, в котором Церковь стала ориентироваться не на Святой престол в Риме, а на свое «родное» государство и где радикально изменился характер образования уже с того самого момента, как люди стали самостоятельно читать Библию. Иными словами, помимо трансформации институтов (правил игры) оказалась важна и трансформация культуры. Не только Частная Собственность, но и Святое Писание влияли на поведение людей.

Является ли именно это основой той особой аккуратности и цивилизованности, которую сегодня можно встретить в Германии, в Голландии, в Скандинавии и даже во фламандской части Бельгии? Трудно сказать. Но в какой-то мере то, на что указывает Рэндалл Коллинз, имело значение.

Глава 5

Вне мейнстрима

«Тайное учение» австрийской школы

Фридрих фон Хайек об ошибках разума и воле случая

«Конституция свободы» лауреата Нобелевской премии по экономике Фридриха фон Хайека (М.: Новое издательство, 2018) была написана 60 лет назад и с тех пор стала одной из самых влиятельных книг в либеральных кругах. В целом она носит философский характер, но мне хотелось бы обратить внимание на то, на что обращать внимание не принято: на размышления, которые можно отнести к области исторической социологии, то есть науки о том, как и почему общество развивается.

Рациональное движение в бездну

Вот уже более ста лет существуют идущие от Макса Вебера представления о том, что это развитие связано с рациональностью человеческих действий. Роль разума в процессе модернизации трудно подвергнуть сомнению. Хайек, однако, обогатил сложившиеся представления о развитии важными идеями, характерными для австрийской либеральной научной школы. Создавали эту школу экономисты, жившие еще в Австро-Венгрии – Карл Менгер, Фридрих фон Визер, Евгений фон Бем-Баверк. Выдающийся мыслитель Людвиг фон Мизес вывел австрийскую школу далеко за рамки экономической науки в узком смысле. Однако по-настоящему философской школой, показывающей, как развивается общество, ее сделал Хайек.

Думается, по-настоящему понять характер модернизации можно лишь в том случае, если веберианский анализ, делающий упор на рациональность, дополняется анализом, осуществленным на основе методологии Хайека, делающей упор на ограниченность разума и на определяющее значение свободы в нашей жизни. В данном случае мы имеем чрезвычайно интересный синтез идей двух разных научных школ, формально почти не связанных друг с другом, однако в реальности оказавшихся взаимозависимыми. Если выразиться образно, то в понимании проблем развития общества мы правой ногой опираемся на Вебера, а левой – на Хайека.

Суть получающейся концепции можно кратко выразить следующим образом. Мы, конечно, действуем рационально, стремясь улучшить по мере сил свою жизнь. Но вот беда: наших знаний о том, как устроен мир, совершенно недостаточно для последовательных рациональных действий. Мироздание оказывается намного сложнее, чем может помыслить себе самый умный и образованный человек. Мы развиваемся, занимаемся наукой, приобретаем новые знания… Но все эти приобретения лишь показывают умному исследователю, что масштабы непознанного по-прежнему огромны. Точнее даже можно сказать, что расширение объема знаний расширяет и границы, на которые мы с их помощью выходим. А стоя у существенно расширившихся границ, мы обнаруживаем значительно больший по размерам неизведанный мир, чем тот, который видели раньше.

Рост нашего знания о природе постоянно открывает новые сферы непознанного, но в то же время цивилизация, которую нам позволит строить это знание, становится все сложнее, и это воздвигает все новые препятствия на пути постижения окружающего нас мира [Хайек 2018: 48].

Таким образом, получается, что в ходе модернизации, в ходе преобразования общества человек действует рационально, оценивает факты, просчитывает риски, намечает оптимальные пути движения вперед. Однако из-за того, что знаний для рациональных оценок у него маловато, велика оказывается вероятность ошибок. Иными словами, мы в целом ряде случаев осмысленно, на основе рационального расчета и под руководством лучших умов человечества… движемся в бездну.

А это означает, что неверны два самых популярных у нас по сей день представления о том, каким образом меняется к лучшему жизнь человечества.

Сила (производительная) есть – ума не надо?

Одно представление основано на том, что лучшие умы порождают лучшие идеи. Лучшие реформаторы эти лучшие идеи реализовывают. И таким образом в мире осуществляется прогресс. Увы, на самом деле хоть мир великих идей завораживает человечество и всячески достоин изучения в университетах, он мало дает нам для понимания модернизации общества. Какой великий ум породил голландское экономическое чудо, свершившееся на рубеже XVI–XVII веков? Какой великий реформатор создал Англию как великую промышленную державу к концу XVIII века? Мы можем назвать имена выдающихся ученых, осмысливших эти успехи, и имена блестящих реформаторов, способствовавших тому, чтобы по пути, проторенному Голландией и Англией, пошли затем Франция, Германия или Россия. Однако не существует творцов, стоявших у самых истоков модернизации. Страшный вывод просматривается: она получилась как бы сама собой.

Но, может быть, раз все идет само собой, то справедливо другое представление: в мире господствуют объективные законы развития, существующие даже тогда, когда великие умы их еще не познали? Например, закон соответствия производительных сил и производственных отношений, столь почитаемый марксизмом. Так сказать, сила есть (производительная) – ума не надо. Увы, этот марксистский вывод является столь общим и расплывчатым, что ничего нам не дает для понимания острых проблем современности. Выросли в мире производительные силы… И почему же в определенный момент ими смогли воспользоваться голландцы с англичанами, тогда как немцы с французами (не говоря уж о русских) изрядно запоздали? И почему сегодняшними производительными силами успешно пользуются, скажем, китайцы, но не россияне? Ответ на эти вопросы нам в общих чертах понятен. Успех приходит туда, где формируются правильные институты, то есть такие правила игры, при которых люди могут с пользой овладеть производительными силами. А институты эти сформировались в свое время именно в Голландии и Англии. Но почему именно там? Марксизм в этом месте вынужден умолкнуть.

Хайек же в общих чертах объясняет, почему так складывается дело в истории человечества. Мы движемся вперед методом проб и ошибок.

Было бы ошибкой полагать, будто для достижения более высокого уровня