Литература и методы ее изучения. Системный и синергетический подход: учебное пособие - Зоя Кирнозе

Развивая идеи Х.Р. Яусса, В. Изер анализирует категории «чтение» и «читатель». Он выделяет «внутреннего», «имплицитного» читателя, укорененного в самом тексте, и читателя эксплицитного, реально – исторического.

Имплицитный читатель – это теоретический конструкт, «трансцедентальная модель», при помощи которой может быть описано воздействие текста на читателя. В. Изер имеет в виду «роль читателя», закрепленную в апеллятивной структуре текста (66).

Центральный момент рецептивной эстетики состоит в понимании текста как сети апеллятивных структур, обращенных к реципиенту. Текст возникает как результат взаимодействия, как «интеракция» с читателем. В читательском восприятии происходит «конкретизация» текста. Апеллятивная структура произведения содержит открытый смысловой горизонт, потенциал «возможных актуализаций» в процессе чтения.

Рецептивная эстетика исходит из фундаментальной асимметрии текста и читателя. Развивая идеи Яусса, В. Изер выдвигает следующие понятия: структура «акта чтения», «репертуар текста», «горизонт ожидания», «места неопределенности» (Unbestimmtheitsstellen), «незаполненные позиции» («пробелы, Leerstellen).

Вольфганг Изер (Iser, Wolfgang, 1926–2007) – немецкий англист и теоретик литературы, одна из ключевых фигур «констанцской школы». Анализируя апеллятивную структуру текста, Изер вслед за Р. Ингарде-ном считал наличие смысловых «неопределенностей» условием воздействия текста на читателя. Эти идеи получили развитие в монографии «Имплицитный читатель» (Der implizite Leser, 1972). На материале английского романа XVII–XX веков автор исследовал роль читателя в тексте. «Имплицитный читатель» – аналог концепированного (имплицитного) автора, о котором писали американский литературовед У. Бут (Booth, Wayne С.) и Б.О. Корман. «Имплицитный читатель» – теоретический конструкт, связанный с читательской перспективой в тексте. В монографии «Акт чтения» (Der Akt des Lesens, 1976) Изер продолжил изучение коммуникативного взаимодействия между текстом и читателем. В дальнейшем В. Изер сосредоточил внимание на проблемах герменевтики и литературной антропологии. Обосновывая «литературную антропологию, В. Изер сосредоточил внимание на художественном вымысле (К антропологии художественной литературы).

Литература:

Вольфганг Изер в Москве: Материалы круглого стола и ответ В. Изера С. Фишу // Вестник Московского университета. – Серия 9: Филология. – М.: Изд-во МГУ, 1999. – № 5.

Изер В. Рецептивная эстетика. Герменевтика и переводимость // Академические тетради. Вып. 6. – М., 1999.

Изер В. Изменение функций литературы. Процесс чтения: феноменологический подход // Современная литературная теория: антология. – М., 2004.

Деррида Ж., Хартман Д., Изер В. Деконструкция: триалог в Иерусалиме // http://www. gumer.info/bogoslov_Buks/ Philos/D err/dekon.php

Изер Вольфганг. К антропологии художественной литературы // http://www.polit.ru/ research/2009/02/27/izer.html Iser W. Die Appellstruktur der Texte. Unbestimmtheit als Wirkungsbedingung literarischer Prosa. – Konstanz, 1970.

Iser W. Der implizite Leser. Kommunikationsformen des Romans von Bunyan bis Beckett. – Munchen, 1972.

Iser W. Der Akt des Lesens. Theorie asthetischer Wirkung. 4 Autlage. – Munchen, 1994.

Раскрытие смыслового содержания текста при новом прочтении оказывается возможным, так как произведение, представляющее собой «обращение» (Appell) к читателю, содержит многочисленные точки неопределенности, которые читатель актуализует в прочтении[243]. Точки неопределенности связаны с незаполненными, пустыми, свободными местами в тексте (Leerstelle). В такой точке читатель может включаться в произведение, комбинируя различные «сегменты текста» и «перспективы повествования». У читателя возникают гипотезы о взаимоотношениях различных сегментов текста. «Незаполненные позиции», «пробелы» направляют активность читательского восприятия[244].

Эксплицитный читатель воспринимает произведение из своего исторического и социокультурного горизонта. Прочтение произведения представляет собой его «индивидуальную конкретизацию». При этом читатель реагирует на определенный «репертуар текста» (Textrepertoire). «Репертуар текста» включает в себя «внетекстовые нормы», отобранные автором из экстратекстовой реальности и включенные в произведение, а также повторяющиеся элементы предшествующих жанровых традиций. Этот компонент М.М. Бахтин обозначал термином «жанровая память». За счет сочетания внетекстовых норм и повторяющихся элементов предшествующей литературной традиции возникают «степени определенности» (Best.immheitsgrade) данного текста (134). В тексте намечаются контуры «горизонта ожидания» читателя, контуры диалога между читателем и текстом. От читателя зависит, как он будет реагировать на репертуар текста, заполняя «незаполненные позиции» в тексте в соответствии со своим «горизонтом ожидания».

«Незаполненная позиция», «пробел» – «место неопределенности» в тексте. Потенциально именно здесь читатель мог бы подключиться к пониманию текста. Но именно здесь происходит «негация», смысловое отрицание (332). Читатель не может «войти» в текст. «Незаполненные позиции» вызывают его повышенную активность. Включается сила читательского воображения. В. Изер называет «незаполненные позиции» «элементарными матрицами» взаимодействия текста и читателя (301). В этих точках происходит «динамизация» текстовой структуры, она приобретает «открытость» (Offenheit., 315). Если текст вызывает у читателя некие ожидания, которые в дальнейшем снимаются, то это может быть результатом воздействия «незаполненных позиций». В этих точках текст «отрицает» энергию воображения читателя (340). «Негация» связана с возникновением особой «алеаторики» смысла. Алеаторика подразумевает наличие свободных, открытых, динамичных смысловых позиций, которые не предопределены, не даны заранее (355). В тексте возникает напряжение между сказанным и недосказанным, несформулированным (353).

Смысловая алеаторика сочетает комбинаторные возможности текстовых элементов с «запретами» на определенные сочетания. Однако эти «запреты» редко прописаны в тексте. В текст их привносит читатель (355).

Попытаемся прочитать литературный текст с позиций рецептивной эстетики, рассмотрев для этого алеаторику смысла. Рассмотрим для этого новеллу пражского прозаика Г. Граба «Шофер такси» (Der Taxichauffeur, 1946) [245].

Г. Граб (Н. Grab, 1903–1949) – талантливый прозаик младшего поколения пражских немецкоязычных писателей, автор психологической прозы, в которой различимы традиции М. Пруста и Ф. Кафки.

В «кафкианской» новелле Граба «Шофер такси» возникают «незаполненные позиции», смысловые «пробелы». Написанная от первого лица, новелла содержит историю одной ошибки. Вернувшись из деловой поездки, повествователь просит шофера такси внести в комнату чемодан. Вместо того чтобы уйти, шофер такси, выполнив поручение, принимается разглядывать книжные полки. Погрузившись в чтение, шофер проводит в квартире всю ночь. Два дня спустя он приходит снова. С этого момента жизнь повествователя полностью переворачивается.

Шофер такси приходит снова и снова, достает с полки книги. Иногда он наигрывает на рояле «печальный мотив», причем играет, не притрагиваясь к клавишам. Шофер такси является и тогда, когда повествователь занят профессиональной беседой. Он отравляет ему часы работы и отдыха. В разное время и в разных частях комнаты гость выглядит по-разному: «…перед книжными полками стоял полный рыжеватый мужчина среднего возраста…», за письменным столом с включенной настольной лампой находился стройный молодой человек, одетый в потертую ливрею, которая сидела на нем «как влитая»[246]. Словно сроднившись со странным гостем, повествователь пытается однажды «…подойти к нему и погладить по голове». Но вдруг замечает, что «…черные вьющиеся волосы» шофера такси «…заплетены в отдельно стоящие плотные пучки, между которыми гнездятся микроскопические черви» (168). Рассказ завершается грустным вздохом повествователя: «Что я могу поделать? Как могло все это случиться… Не так уж тяжело было внести этот чемодан самому».

Повествователь подчеркнуто избегает каких-либо пояснений. Когда один из друзей посоветовал герою обратиться в полицию, чтобы подать жалобу на шофера такси, повествователь решительно отказался… Сама идея показалась ему весьма наивной: «Можно ли такое вообразить?! Я должен позвонить в полицию и сказать: «Послушайте, господин комиссар! У меня в квартире шофер такси» (168). В духе Кафки повествователь начинает прокручивать воображаемую ситуацию: «Будь я комиссаром полиции, я бы только посмеялся над таким вызовом. Кроме того, совершенно неясно – сведется ли все это только к смеху. Возможно, полиция станет подозревать меня – или даже преследовать. Так пусть уж все остается как есть» (168).