08.2.Кальтер: Свинцовый закат - Роман Глушков

Сейсмические колебания улеглись, потревоженный хлам отгремел, а каток замер без движения, как и должна вести себя тысячетонная болванка, какие бы катаклизмы ни пытались сдвинуть ее с места: хоть цунами, хоть землетрясение, хоть ударная волна ядерного взрыва. Даже не верилось, что несколько мгновений назад эта громадина носилась по траншее с резвостью пустой бочки, какую однажды в детстве я и мои приятели нашли на помойке и взялись катать ради шутки с горки. «Вот сейчас-то я тебя и увижу! – подумал я, переминаясь в нетерпении с ноги на ногу и глядя на озаренный закатным солнцем край рва. – Теперь тебе, ублюдок, никуда от меня не деться! Ну же, Скульптор, давай, вылезай! Сколько можно играть в прятки! Как будто ты и впрямь нас боишься! Пора бы наконец открыть нам свое мерзкое личико!..»

То ли я ненароком утратил самоконтроль и вышел из тени, то ли изначально занял неверную позицию и был рассекречен, но по вселенскому закону подлости не я первым обнаружил Скульптора, а он меня. При этом на глаза он мне так и не показался, зато убедительно дал понять, какой дерьмовый из меня конспиратор. Не заметь я вовремя, как на свалке начинают взлетать и повисать в воздухе обломки вагонов и прочего хлама, Скульптор прихлопнул бы меня с первого удара. Но я живо смекнул, что вся эта паранормальная хренотень имеет ко мне самое прямое отношение, поэтому и попятился от окна, исполненный недобрых предчувствий.

А в следующее мгновение на «фабрику-кухню» налетел сумасшедший буран, только вместо снега он принес с собой тонны мелкого мусора – от болтов и гаек до кусков вагонной обшивки и деталей локомотивных двигателей. Увидев, как запущенное в мою сторону утильсырье блеснуло на солнце, я рванулся к ведущей на первый этаж лестнице и потому избежал ворвавшегося в окна железного шквала. Который, к счастью, был все-таки не настолько мощным, чтобы разбить межоконные простенки и бетонные перекрытия. Но я оценил его разрушительный потенциал чуть позже, а сейчас у меня в голове не было ни одной вразумительной мысли. И уж тем паче не появились они после того, как обломок размером с кулак, но гораздо более увесистый, срикошетил от пола и шибанул мне в спину. Я не устоял и закувыркался по лестнице, а следом за мной грохотала целая россыпь деталей – образчиков советской вагоностроительной промышленности. Я же считал боками ступеньки и лишь теперь начинал осознавать, кто удостоил меня своим вниманием и что я стою в схватке против такого противника.

«Заметил! – пульсировала в мозгу паническая мысль, когда я, кряхтя от боли, поднялся на ноги и припустил к выходу из здания. – Скульптор меня заметил! Тварь, которая может жонглировать локомотивами и плести макраме из рельсов, гонится за мной! Матерь Божия, скажи, что все это мне только снится!..»

Очутившись на улице, я впал в замешательство, растерявшись, где искать спасение от надвигающейся опасности. Охваченный страхом разум начал усиленно генерировать идеи, поэтому, выбирая путь для бегства, я руководствовался все-таки здравым смыслом, а не слепой надеждой на авось. Удирать вверх по улице – то есть на запад – означает рано или поздно столкнуться с ошивающимися в тех краях раскольниками и угодить меж двух огней. Путь на восток пролегает, во-первых, по открытой местности, а во-вторых, вскоре выведет меня к ЧАЭС. Какие опасности таит сегодня станция, неизвестно, но вряд ли мне посчастливится получить там убежище. Оставалась одна дорога – на север. Те края мне более или менее знакомы, и если я как следует поднажму, то, возможно, сумею затеряться среди десятков многоквартирных зданий и загромождающего дворы хлама.

Бросив суматошный взгляд назад и – о, счастье! – не заметив летящих по воздуху вагонов, я рванул через улицу в просвет между панельной многоэтажкой и таким же невзрачно-угловатым пятиэтажным зданием. Рванул с той скоростью, какую только позволяли развить кусты и деревья, бурно разросшиеся во дворах и на улицах Припяти за последнюю четверть века.

Не скажу за других бывающих здесь сталкеров, а на меня именно местная растительность производила самое тягостное впечатление. Не разруха и запустение, что, помимо изобилия мутантов и аномалий, угнетали моих напарников по прошлым рейдам, хотя эти неумолимо добивающие Припять болезни тоже повергали меня в уныние. Обычные деревья, а отнюдь не Зона медленно, год за годом завоевывали город, несмотря на то что они постоянно сгорали в аномалиях и вытаптывались рыскающими повсюду монстрами. Старые тополя и вязы, многие из которых еще помнили, когда в этих домах жили люди, а во дворах играли дети, раскидывали свои могучие, давно не подстригаемые кроны, обрушивали ломающимися ветвями балконы, гаражи и фонарные столбы, заваливали сухой листвой канавы и водостоки. Пробивающаяся из земли младая поросль рвала асфальт, крошила бетон, подтачивала фундаменты зданий и превращала улицы и тротуары в непроходимые дебри. Все это наводило на любопытную мысль о том, что с уходом из Припяти человека трава и деревья избавились от тяготеющего над ними проклятия и наконец-то зажили полноценной жизнью. А радиация, аномалии и мутанты являлись для них лишь мелкой помехой, ужиться с которой было намного проще, чем со сковавшими землю бетоном и сталью людьми.

Мой стартовый рывок проходил как раз по такому двору, где заполонившая каждый уголок молодая растительность встретила меня крайне неприветливо. Она цеплялась за ноги, скрывала от меня кочки, ямки и хлам, за который я постоянно запинался; в общем, делала все возможное, чтобы помешать мне скрыться от врага. А он вскоре опять намекнул, что следует за мной по пятам, и заодно не преминул выказать свое недюжинное чувство юмора.

Случайно ли вышла у него эта экстравагантная шутка, в иной ситуации оцененная бы мной по достоинству, или же Скульптор действительно был грамотен и передал мне осмысленное послание? Как бы то ни было, оно до меня дошло. И даже сумело рассмешить. Правда, смех мой больше напоминал сейчас нервный припадок и вряд ли продлил бы мне жизнь, что бы там ни твердили о его пользе врачи.

Как я уже упоминал, на здании, где меня только что едва не прищучил апостол Монолита, висела большая и непонятная вывеска «Фабрика-кухня». Собранная из массивных полуметровых букв, она являлась одной из тех редких вывесок, которые по сей день сохранили свой относительно первозданный вид. Таковой «Фабрика-кухня», пожалуй, и осталась бы, не доберись до нее Скульптор.

Я сразу догадался, откуда взялась просвистевшая у меня над головой огромная буква «Х». Грохнувшись оземь далеко впереди, она не причинила мне вреда. Зато единым махом убила робкую надежду на то, что мастер телекинеза просто припугнул меня, а погоня вовсе не входила в его планы. Как выяснилось, входила. Пусть и напоминала она охоту на суслика с помощью эскадрильи тяжелых бомбардировщиков.

Далее летающие буквы обрушились на меня одна за другой с перерывом в несколько секунд. «У» врезалась в железную бельевую перекладину слева от меня, когда я не успел еще толком испугаться после падения с неба «Х». «И» ударилась в ствол ясеня, за который я шарахнулся от предыдущего снаряда. «Н» не достигла земли и повисла на ветвях в ожидании сильного ветра, что сбросит ее вниз. Точнее всего была брошена «Я». Не расшифруй я анаграмму, не пойми, что за «Н» наверняка последует еще одна буква, и не пригнись, она сыграла бы мне точно по темечку. Слава богу, враг не задал задачку посложнее и выбрал слово, в правописании коего я – да простит меня мой учитель русского языка – не сомневался. А иначе даже не знаю, во что вылилась бы вся эта боевая лингвистика.

Возможно, на этом разрушение Скульптором вывески не закончилось бы, но, увернувшись от последней буквы, я спрятался за углом попавшегося мне на пути детского сада «Дружба». Самое время дать себе кратковременную передышку, а то беготня по зарослям вкупе с разгадыванием ребусов слегка выбили меня из ритма. Лаконичное послание врага красноречиво описывало состояние моих текущих дел, разве что впереди этой характеристики стоило еще приписать «полная». Не сдержав истерический смешок, я сделал несколько успокаивающих вдохов-выдохов, после чего выглянул из-за угла, дабы оценить обстановку.

Сама фабрика осталась нетронутой, но теперь ее украшало еще более странное название – «Фабр ка-к», в котором определенно слышалось что-то булгаковское. Впрочем, в настоящий момент меня интересовало не оно, а его автор. Бегал он, надо понимать, не слишком быстро, оттого со злости и швырял мне вдогонку чем попало. Что ж, раз так, значит, у меня есть шанс попробовать оторваться от погони. Но если вместо всякой ерунды типа метания букв Скульптор начнет крушить здания, тогда будь я хоть многократным чемпионом мира по бегу, ничто меня уже не спасет.

Вот только интересно, на какое спасение я сейчас уповаю?

Неважно! Главное, не стоять на месте, а дальше станет ясно, из какого теста я слеплен… Вперед!