Король сусликов - Гоян Николич

удаляющемуся орлу, летевшему над долиной с вырывающимся бедолагой в когтях. Остальные суслики посвистели и разбежались. Остался только Чаз, который взглянул на меня и небрежно пожал плечами.

Подобное поведение мне показалось бессердечным.

Вскоре выяснилось, чего все с таким нетерпением ожидали: на поле стали садиться вертолеты. Они были битком набиты сусликами, эвакуированными из зоны возгорания. Некоторых сразу тащили на носилках к тому месту, где медики занимались сортировкой пострадавших по характеру и тяжести полученных травм. Вскоре все поле было заполнено тяжело дышащими, перемазанными сажей грызунами в белых бинтах и повязках. Некоторые из них стояли опираясь на костыли.

Все это напомнило сцену из «Унесенных ветром», когда Атланта объята огнем, а камера выхватывает Скарлетт О’Хара, потрясенно взирающую на кровавые ужасы войны.

Двое из приземлившихся военных вертолетов оказались древними «хьюи», по-прежнему вооруженными двумя ракетами и пулеметами. По всей видимости, Чаз обнес какой-то музей. Невероятно, но на борту каждого вертолета красовалась эмблема первой кавалерийской дивизии, из чего я заключил, что Чаз смотрел фильм «Апокалипсис сегодня». Впоследствии я узнал, что это его любимый фильм.

Мимо меня прошел суслик-медик с перемазанным сажей лицом. Он был одет в поплиновую гимнастерку и штаны времен Вьетнамской войны, а за ободом его шляпы краснела пачка «Мальборо».

Я спросил Чаза, почему он так спокойно отнесся к тому, что орел унес одного из его подданных.

Суслик мрачно уставился на свои армейские ботинки:

— Такое иногда случается. Птицам тоже надо как-то жить.

Затем он пояснил, что в пламени пожара погибло куда больше. Скоро должны подвезти еще пострадавших, и бремя их содержания тяжким грузом ляжет на колонию.

— У нас мало места. Кончается еда. Окрестные супермаркеты так просто теперь не обнесешь, охрана начеку. Мне нужно отыскать новый источник припасов.

— Ты можешь меня снова уменьшить? — спросил я. — У меня есть кое-какие мыслишки. Надо устроить собрание. Чтобы на нем был ты и все высшее руководство колонии.

— Это слишком опасно, — помотал головой Чаз. — Если тебя уменьшать слишком часто, это плохо кончится. Настанет день, и ты так и останешься крохой.

— Ничего, я рискну.

— Ладно, я подумаю.

Я поехал в город и вернулся оттуда со снедью. Взял с собой то, что, с моей точки зрения, годилось в пищу сусликам: соленые семечки, тридцать упаковок мясных палочек и свиных шкурок к пиву, картошку в перечной обсыпке, крекеры, сырный соус. Это ведь все обожают, так?

На поле выкатились армейские грузовики времен Вьетнамской войны, и суслики принялись грузить снедь. «Чинук» поднял в воздух на тросах пачку коробок с мороженой пиццей.

Чаз, который обожал наряжаться и обвешивать себя всякой всячиной, стоял в полной полевой выкладке. На голове его красовалась каска с танкистскими очками, а изо рта торчал серебристый свисток. Чаз в него дул что было сил и орал, отдавая приказы. При этом для большей наглядности он размахивал жезлом, совсем как у Джорджа Паттона во время Арденнской операции.

Его очаровательная жена Тинка трудилась в построенном на скорую руку лазарете. На голове ее белел медицинский чепчик. Оттерев лапой выступивший на лбу пот, она окинула взглядом сотни пострадавших сусликов.

«Считаете, что у вас серьезные неприятности? — подумалось мне. — Ничего-ничего. Погодите, вот когда скушаете луковые колечки со вкусом бекона, тогда и узнаете, почем фунт лиха».

ГЛАВА 23

Плотники стучали молотками — сколачивали платформу для журналистов, чтобы те могли сфотографироваться в полный рост на фоне объятой пламенем горы.

Мэр стоял перед оператором и беседовал на камеру с репортером, одетым в костюм и галстук. Стояла полуденная жара, и репортер в этом наряде выглядел совершенно несчастным.

Я направился к горе Беллиэйк. Когда я проезжал по Мейн-стрит, то увидел, как выгружают биотуалеты и огораживают оранжевыми конусами парковку — подготовка к ежегодному фестивалю «Вспомним старые деньки» шла полным ходом.

Я застал Чаза за прослушиванием музыки. Чтобы попасть в его квартиру в глубинах заброшенного золотого рудника, мне пришлось сперва миновать телохранителей, а затем и заграждение из спиральной колючей проволоки.

Чаз пребывал в дурном расположении духа, то и дело пролистывая композиции на своем айподе. Он повернулся ко мне и сказал, что айпод набит под завязку песнями «роллингов». Общался он со мной цитатами из песен. Некоторые из них он знал наизусть, в том числе «А Whiter Shade of Pale» группы Procol Harum.

Когда я спросил Чаза, почему он не хочет воспользоваться естественными преимуществами, которыми одарила природа его армию, суслик принялся отбивать лапой ритм и затянул:

— «Cause I try and I try and I can’t get no satisfaction»[10].

— Кто еще на свете роет туннели лучше вас? — не сдавался я. — Да вы можете вырубить все электрические кабели. А когда вы стреляете в людей из этих крохотных пукалок, вас даже не замечают.

Мои слова задели Чаза за живое. Он засунул наушники поглубже в уши и немузыкально заорал:

— «Don’t hang around cause two is a crowd…»[11]

Супруга Чаза Тинка в этот момент находилась в гостиной и смотрела повтор популярного сериала о жизни богатых британских аристократов. В этом сериале все мужчины с утра до вечера ходили в костюмах с галстуками и при этом практически не присаживались. Данная серия, по всей видимости, была особенно печальной, поскольку я заметил, когда проходил мимо, как Тинка сдавленно всхлипнула и промокнула глаза бумажным платком. Подняв на меня взгляд, жена Чаза предложила чаю и булочек с малиновым джемом, но я вежливо отказался.

Она снова повернулась к гигантскому телевизору, покачала мохнатой головой и вздохнула:

— Ох, у меня прямо сейчас сердце разорвется. — Произнесла она это с идеальным выговором британской аристократки.

Стены библиотеки Чаза были отделаны дубовыми панелями. Над исполинских размеров столом висела картина английского художника восемнадцатого века, изображавшая охоту на лис. Сбоку на столе тускло поблескивала латунная табличка с выгравированными на ней словами «На вершине — одиноко».

Бесчисленные шкафы из «Икеи», которые, по словам Чаза, пришлось собирать аж целых три недели, были забиты аудиокнигами, причем произведения Джудит Кранц стояли особняком, видимо, как особо любимая и почитаемая часть коллекции. В собрании Чаза нашлось место и всем семи романам Пруста из цикла «В поисках утраченного времени», и нескольким книгам Тома Клэнси, и многочисленным журналам «Нэшнл джеографик», аккуратно расставленным в хронологическом порядке. Чаз мне признался, что любит рассматривать иллюстрации и фотографии.

— «I met a gin soaked barroom queen in Memphis…»[12] — покачивая головой, запел Чаз.

— Довольно, — бросил я.

Одну из стен полностью покрывали плакаты с изображением