Ради твоей улыбки - Джо Беверли

— Только через мой труп, — заявил Николас и, подхватив взвизгнувшую от радости Эмили, закружил ее в объятиях. — Эми, как ты выросла!

— Да уж, теперь у меня нет косичек, за которые можно дергать. — Она пристально вглядывалась в Николаса. — Боже, ты просто черный от загара и похож на пирата. Я, наверное, тоже буду гулять на солнце без шляпы и…

— И покроешься веснушками, — усмехнулся Николас.

— Знаю, — мрачно сказала Эмили. — Мама целое состояние истратила на отбеливающий датский лосьон, с ней истерика делается, если я в солнечный день выхожу из дома. И как это ты мне ни разу не попался в последнее время? Уверяю тебя, я бывала на самых престижных приемах и трижды встречала твою жену.

— Знаешь, Эми, я всегда избегал этого, — беззаботно отозвался он. — Моя жена добра и не принуждает меня делать то, что мне не по душе.

Элинор со стороны наблюдала их дружескую болтовню, думая о том, что бы произошло, если бы она попыталась к чему-нибудь принудить Николаса.

Оглядевшись вокруг, она заметила, что лорд Мидлторп не сводит с нее глаз, и, решив прервать мучительную для себя сцену, подхватила Эмили под руку и повела в заранее приготовленную для нее комнату.

— Какой чудесный дом, — сказала гостья, когда они поднимались по лестнице. — Он нравится мне больше, чем дом Френсиса, чопорный и важный.

— Но здесь есть свои неудобства, — возразила Элинор, — например, отсутствует бальный зал.

— Да, это большое преимущество иметь зал в собственном доме, а не снимать его, когда это необходимо, но все же я думаю, чем проще дом, тем лучше. Какая удача, что вы вышли замуж за Николаса. Я была отчаянно влюблена в него, а он всегда относился ко мне так, будто я красавица или в один прекрасный день стану ею… хотя этого нет и никогда не будет. Но тогда это нравилось мне, ведь я была моложе.

— И что же, теперь это чувство прошло? — осведомилась Элинор.

— Ну да, — беззаботно улыбнулась Эмили. — Конечно, я его обожаю, он такой… необыкновенный! Но я влюблена в другого, — призналась она, покраснев.

— Понимаю. — Не успев разрешить одну сложную ситуацию, Элинор тут же оказалась перед лицом другой. — Именно из-за него вы так не хотели покидать Лондон?

— А разве Френсис не сказал вам? Наверное, он решил, что это чересчур романтично. Братик все еще никак не свыкнется с мыслью о моем предстоящем замужестве.

— Зато, как я понимаю, все остальные одобряют ваш выбор, — с облегчением сказала Элинор, провожая Эмили в ее комнату. По крайней мере никто не сможет обвинить ее в том, что она поощряет нечто непозволительное, — О да! Мама та просто в восторге. Мы знаем Питера сто лет, и я всегда думала, что люблю его как брата, ну как Николаса, но все оказалось совсем иначе. Скоро будет объявлено о нашей помолвке, вот только из-за кори придется подождать. Свадьба намечена на октябрь. Надеюсь, вы не станете возражать, если Питер навестит меня здесь?

— Конечно, нет, — улыбнулась Элинор. Она искренне завидовала тому, как открыто девушка признается в своей любви и превозносит до небес возлюбленного.

Сидя во главе стола и разливая чай, Элинор чувствовала, как ее потихоньку охватывает депрессия. Николас был сейчас таким, как в первые дни их супружества: остроумным, великодушным, беззаботным. Таким он бывал теперь лишь когда время от времени появлялся с ней на публике. Здесь, дома, это случилось впервые за долгий срок, вероятно, из-за Эмили и Френсиса. Но даже в столь беспечном настроении Николас обращался к жене в формально-вежливой манере. Представится ли ей удобный момент сказать ему, что она консультировалась с врачом и уверена в своей беременности.

Разумеется, вскоре он все увидит, но Элинор хотелось самой сказать ему об этом, однако они никогда не оставались наедине, а сообщать подобную новость на светском обеде в чужом доме или в суматохе театральной ложи было бы нелепо.

— Николас, — сказала она, — думаю, мы устроим вечеринку по поводу приезда Эмили. Как вы думаете, милый, когда удобнее это сделать? — добавила она нежным тоном.

Элинор следовала той подчеркнуто вежливой манере, которой Николас придерживался на людях. Это было единственное проявление ее неудовольствия, но он, как всегда, не отреагировал на него.

— Предстоящий четверг подойдет, если это не совпадет с вашими визитами, дорогая.

Элинор сверилась с маленькой записной книжкой в золотом переплете — очередным подарком мужа.

— Перспективы весьма скучные. Значит, четверг. Надеюсь, Френсис, мы можем на вас рассчитывать?

— Конечно.

— Я приглашу Меррибруков и Эшби. Какая досада, что Бреттоны уехали. Вы не знаете, мистер Кавано еще в городе? С ним вечер не будет скучным. Сестры Мармадыок очень милы… — Элинор оборвала себя, увидев вытянувшиеся лица джентльменов, и рассмеялась. — Прекрасно. Как все мужчины, вы приветствуете предстоящее событие, но пальцем не хотите пошевелить для его подготовки. Отправляйтесь в свой клуб и позвольте нам с Эмиля поломать над этим голову.

* * *

Как только мужчины ушли, Элинор улыбнулась:

— Можно, я буду называть вас Эми, как Николас? Это легче выговорить. Вы должны помочь в устройстве вечера — мне никогда прежде не приходилось этого делать.

Глаза девушки расширились от удивления:

— Почему?

Элинор не заставила себя упрашивать и тут же в общих чертах изложила повесть о своей жизни. Эмили сразу загорелась желанием помочь. Леди Мидлторп дала всем своим дочерям основательное воспитание, поэтому они с легкостью составили план вечера. Холлигирту было поручено доставить все необходимое.

— Вы должны послать приглашение своему Питеру, — напомнила Элинор.

— Будто я могу забыть. Это просто невозможно. Он приходит в ярость, если другие мужчины танцуют со мной, и даже дома, где мы все друг друга знаем, постоянно оглядывается в поисках соперника. — Глаза Эмили шаловливо блеснули. — Правда, прелестно? Никак не могу привыкнув к мысли, что это меня он любит столь горячо, ведь я… так некрасива.

Элинор не могла дождаться встречи с Питером Лейверингом. Описания Эмили были полны противоречий. По ее словам, он строен и сложен как бог; мягкий, добродушный и одновременно свирепый, как лев; сельский житель, любящий свою землю и лошадей, и вместе с тем блестящий денди; беззаботный весельчак и суровый собственник.

Элинор решила не доверять большей части услышанного и твердо верила, что увидит вполне заурядного человека. Однако реальность ее ошеломила.

Питер Лейверинг оказался невероятным красавцем атлетического сложения и более шести футов ростом. Вьющиеся волосы цвета осенних листьев обрамляли лицо греческого бога, темные глаза то вспыхивали, то гасли, отражая малейшую смену настроений. Он и несколько прозаическая Эми казались жителями разных миров. Элинор не могла найти в них ничего общего, но сами возлюбленные, казалось, не сознавали своей несовместимости.