Ради твоей улыбки - Джо Беверли

Вскоре все действительно переменилось к лучшему. Николас все еще не часто бывал на Лористон-стрит, но, вероятно, благодаря присутствию Эми, оказываясь дома, с удовольствием проводил время в обществе Элинор и ее новой подруги. Временами Элинор даже казалось, что наступило лучшее время в ее жизни. Теперь, когда Эмили оставляла их одних, в поведении Николаса не появлялось столь знакомой отстраненности, и ей часто перепадали его ласка и нежные поцелуи. Во всем этом не было ничего похожего на страсть, но Элинор не настаивала. Жизнь далека от совершенства, но в ней столько сладости, что не стоит разрушать с трудом обретенный баланс, успокаивала она себя.

Однако в один далеко не прекрасный день все рухнуло. Это произошло в конце июня.

Глава 9

Пришло время, и Эмили собралась уезжать, чтобы присоединиться к своей матери и сестрам в Уэймоте. Все опасности по поводу инфекции остались позади. Николас и лорд Мидлторп пришли проводить ее, когда лорд Стейнбридж находился на Лористон-стрит.

Николас поцеловал девушку в щеку:

— Мы будем скучать без тебя, милая Эми, два старых, скучных женатых человека.

— Ты так говоришь, как будто и вправду вы похожи на старых и нудных супругов.

— Ничего не поделаешь.

— Но твоя жена еще вовсе не старая, — рассмеялась Эмили, тепло обнимая подругу. — Я буду часто писать. — Она тихонько хихикнула, посмотрев на все еще плоский живот Элинор. — Полагаю, вы скоро перестанете выходить в свет. И что же, поедете в деревню?

— Наверное, мне придется облачиться в паранджу, — Элинор вздохнула, — и все окружающие будут шарахаться в стороны.

Она тут же смущенно оглянулась — ведь граф не имел представления, что ее беременность подтвердилась. Теперь у нее не было иного выбора, как только принять неловкие поздравления лорда Стейнбриджа, и она так разволновалась, что, махнув на прощание Эмили и Френсису, ушла к себе, успев по дороге заметить, как Николас повел лорда Стейнбриджа в библиотеку.

Представив, как братья, мирно беседуя, обсуждают «их беременность», Элинор вдруг почувствована, что ее так и подмывает расколошматить что-нибудь. Господи, похоже, она превратилась в мегеру. Интересно, это просто естественное влияние беременности или результат изменения ее личности?

Когда она проходила мимо кабинета, то заметила, что дверь чуть-чуть приоткрыта. До нее ясно доносились голоса — братья обсуждали что-то, касающееся ребенка, и ей ужасно захотелось услышать, что именно. Окинув холл быстрым взглядом, Элинор удостоверилась, что поблизости никого нет, и, остановившись, стала прислушиваться.

— Кит, ты не имеешь никаких прав на этого ребенка. — Как обычно, голос Николаса звучал ровно.

— Но вполне возможно, он мой! И будет моим наследником.

— Все права, которые ты мог бы иметь, потеряны по твоей собственной воле. Если хочешь иметь наследника, то, ради Бога, никто не запрещает…

— Какую жизнь ты можешь предложить ему? Что ты можешь дать Элинор? Наш ребенок должен расти в Греттингли, там ему место.

— А Элинор? Может быть, стоит послушать, что она скажет по этому поводу?

— Конечно, она будет рядом с ребенком, — раздраженно отозвался лорд Стейнбридж. — Ради Бога, Ники, уж не хочешь ли ты оставить ее здесь одну?

— Ну зачем же? Может быть, я сам останусь с ней на Лористон-стрит, — спокойно произнес Николас. — Или мне тоже разрешено поселиться в Греттингли?

Наступило короткое молчание.

— Тебе отлично известно, — наконец сказал граф, — что пройдет немного времени, и ты снова возобновишь свои путешествия. На этот аргумент у тебя вряд ли есть возражения.

— Я и не знал, что мне запрещено пустить корни, если я захочу.

— Ты хочешь остаться? — В голосе Стейнбриджа послышалось замешательство.

— Почему бы нет? — небрежно ответил Николас, и Элинор поймала себя на том, что ненавидит, когда он так говорит. — Кроме всего прочего, очень даже возможно, что это мой ребенок. Я вовсе не хочу, чтобы ты воспитывал его.

Это было сказано без злости, но последовавшее молчание говорило само за себя.

— Не верю, Ники. — Голос графа был полон боли.

— Кит, мы с тобой совершенно разные люди, — устало заметил Николас. — Я не хочу, чтобы мой ребенок воспитывался в смирительной рубашке, сходной с той, что используешь ты, пытаясь отгородиться от всего мира.

— Не смей так говорить!

Напряжение стало невыносимым, похоже, Николас тоже дошел до точки кипения.

— Полегче! Я защищаю свои права, и если захочу остаться…

— Я запрещаю это!

— Пошел к черту!

Дрожа, Элинор отступила на несколько шагов. Она не могла поверить, что всегда невозмутимый Николас в конце концов потерял терпение.

Затем раздался полный страсти и боли голос лорда Стейнбриджа:

— Ты не в состоянии воспитать ребенка, слишком много времени уделяя сомнительным заведениям и посещая их с завидной регулярностью.

У Элинор перехватило дыхание. Он знал. А может, все знали?

— Пусть так, — согласился Николас без видимого беспокойства. — Отцовство пробудит во мне иные интересы. А что касается твоих слов, не лезь в это, Кит, не советую.

Лорд Стейнбридж сделал попытку перехватить инициативу:

— И как же ты собираешься осуществить свое отцовство? Я не знаю, где ты найдешь деньги на жизнь, где ты их находишь сейчас. Карты, наверное?

— Весьма прибыльный бизнес. Но я в нем не нуждаюсь.

— Ах вот как! Предупреждаю тебя, в случае несогласия я снова прибегну к знакомому оружию.

— Что? — На секунду Николас опешил и тут же рассмеялся:

— О, очевидно, то же самое, что ты сделал, когда приказал мне жениться на Элинор. Я был вынужден согласиться на твой обман. Неужели ты вправду оставишь меня без единого пенни?

— Прости. Я хочу Элинор и ребенка.

— Почему тогда ты не женился на ней? Уверен, она бы предпочла тебя… в свое время.

— Ты же знаешь, что я не могу жениться. Проклятие! Что ты делаешь? Ты не хочешь ее, обращаешься с ней отвратительно. Откажись от нее, Ники, и она будет счастлива со мной.

— Ты действительно так думаешь? — усмехнулся Николас. — Может быть, ты забыл, что было раньше… Неужели мне нужно объяснять, что у нее нет оснований чувствовать к тебе сердечную привязанность? Кроме того, она слишком хороша для тебя, Кит. К твоей досаде, я остаюсь. Если ты возьмешься за ум и проявишь гостеприимство, тогда, возможно, я уступлю тебе все права на эту женщину и ее ребенка.

Элинор до боли сжала кулаки, пытаясь сдержаться. Ярость душила ее. Будь у нее побольше сил, она убила бы их обоих.

Чувствуя себя совершенно разбитой, она отступила назад к лестнице и стала подниматься наверх, а затем, войдя в свою комнату, рухнула на постель. Оказывается, она была для него мелким товаром, новой игрушкой, которая может вскоре наскучить ему. Элинор решила, что никогда не будет жить со своим бедным ребенком в доме лорда Стейнбриджа. Уж как-нибудь она отстоит свою независимость.