Ради твоей улыбки - Джо Беверли

Николас печально улыбнулся:

— Когда я вижу ее, то хочу прикоснуться, прикоснувшись, захочу поцеловать, поцеловать… — Его пальцы сжались в кулак, потом расслабились. — Она вот-вот влюбится в меня, а я не могу сейчас ответить ей. Это еще хорошо, что мои дела с Терезой не получили огласки, но где гарантия, что так будет продолжаться, пока я не доведу все до конца? Если правда выйдет наружу, пока наши отношения таковы, как сейчас, Элинор будет огорчена, оскорблена, но это не разобьет ее сердца.

— А как ты думаешь, когда все это кончится?

— Одному Богу известно. Я могу только сказать, что заговор существует и Тереза его участница. Я обещал ей деньги, защиту от судебного преследования, отъезд в Америку, но она хочет, чтобы я ехал с ней. Я обещал и это, хотя, конечно, не сдержу слова. Не понимаю, почему она медлит? Похоже, эта женщина кого-то боится.

Лорд Мидлторп машинально ковырял вилкой кусочек рыбы — от беспокойства за друга аппетит у него совсем пропал. И все же он не мог сдержаться и не высказать то, что думал по этому поводу.

— Будь осторожен, Ник. Элинор страдает, несмотря на всю твою заботу. Ты можешь зайти так далеко, что возврата уже не будет.

— Знаю, — сдержанно ответил Николас. Лорд Мидлторп поднял на него глаза.

— Как ты думаешь, если в вашем доме появится третий человек, это поможет?

— Ты намерен перебраться к нам? — Николас усмехнулся.

— Я подумал об Эми.

— Зачем ей переезжать — она замечательно проведет время в твоем доме.

— Не совсем так, — сказал лорд Мидлторп и принялся излагать свой план.

* * *

Элинор наконец утешилась тем, что публичного скандала не случилось, хотя безрассудное увлечение мужа, конечно же, не могло оставить ее полностью равнодушной.

Но сейчас было не время для скандалов: с каждым днем нарастало радостное возбуждение от окончания войны. Регент оказывал почести русскому царю и прусскому королю. Светский сезон стал бесконечной чередой балов и празднеств, и все здания были украшены разноцветными флагами.

Иногда случались и конфузы. Герцогиня Ольденбургская, сестра царя, отказалась остановиться в Карлтон-Хаусе, подчеркнув этим, сколь малое впечатление на нее произвел регент. Русский царь, самый могущественный владыка в Европе, продемонстрировал симпатии к радикалам. Прусский король велел заменить приготовленное для него роскошное ложе на привычную походную койку.

Во всей этой суматохе Элинор не составляло труда скрыть свои домашние огорчения, хотя они были главной ее заботой.

Николас уделял ей достаточно внимания, чтобы избежать пересудов — их часто видели на светских мероприятиях, будь то бал, выход в оперу или прием в чьем-то доме… Они всюду являлись вместе, и при этом каждый был сам по себе.

На этот раз их места оказались рядом в ложе герцога Белкрейвена вместе с матерью-герцогиней, маркизом, его сестрой с мужем, лордом Мидлторпом, его матушкой и сестрой Эмили. Никто не обращал внимания на толчею, собравшиеся с воодушевлением подхватили гимн «Боже, храни короля».

Когда все уселись, ожидая начала спектакля, снова возникло оживление и послышались одобрительные возгласы. В свою ложу, привлекая всеобщее внимание, вошла принцесса Каролина, за ней, нахмурившись, следовал регент.

Элинор обменялась взглядом с мужем и прикусила губу, чтобы не рассмеяться.

— Какой знаменательный момент, — прошептал Николас, когда русский царь и прусский король поднялись и поклонились собравшимся. Все вновь встали, приветствуя их аплодисментами. Регент с недовольным видом тоже поднялся и поклонился.

Но один момент был не замечен большинством присутствующих. В ложе напротив, до сих пор пустовавшей, появилась женщина в сопровождении нескольких поклонников. Сердце Элинор упало. Это была не кто иная, как Тереза Беллэр.

Она не видела Терезу с Ньюхейвена и втайне надеялась, что тогда переоценила очарование француженки. Однако теперь Элинор могла убедиться, что ее суждение было верным: мадам Беллэр выглядела даже интереснее, чем прежде. На ней прекрасно смотрелось черное, отделанное серебром платье, почти не скрывавшее пышную грудь, а ее томные движения были полны чувственности. Неудивительно, что мужчины вились вокруг нее, точно мотыльки над огнем, ежесекундно готовые принести себя в жертву.

Француженка подняла глаза, и их взгляды встретились. В ее улыбке не было презрения или насмешки, лишь осознание какой-то общности. Тереза сделала изящный жест своим пышным веером, что можно было трактовать и как приветствие, и как вызов.

Николас тоже смотрел на свою любовницу, но лицо его оставалось совершенно непроницаемым.

Начался спектакль, и Элинор перевела взгляд на сцену.

Остальные мероприятия, которые Элинор посетила вместе с мужем, прошли без потрясений, поскольку они больше не встречали мадам Беллэр, а Николас на публике вел себя как заботливый и любящий супруг. Элинор собирала редкие знаки его любви и внимания, как попрошайка, изголодавшийся и пристыженный, подбирает крошки с чужого стола.

Двадцать второго июня они вместе были на балу в Олмаке, когда русский царь настоял на вальсе. Патронесса вечера не могла воспротивиться желанию столь высокой персоны, и вскоре все закружились по залу.

— А мы что, хуже других? — Маркиз Арден подал руку Элинор.

— Возможно, вам это покажется смешным, — она пожала плечами, — но я не умею. Николас встал между ними.

— Скандально это или смешно, — сухо сказал он, — но рядом с вами мое место, Элинор. Потанцуйте со мной. Доверьтесь мне.

Шумная толпа, казалось, исчезла, остался только один Николас. Элинор позволила мужу вести ее.

— Под вашу ответственность, — мягко сказала она.

— Не беспокойтесь… Расслабьтесь и двигайтесь, как я.

Элинор последовала его совету и поплыла в танце. Ах, если бы жизнь была так же проста, как вальс, думала она.

Николас и перед слугами изображал влюбленного мужа, но Элинор казалось, что будь их брак настоящим, его нежность не была бы столь формальной. Он засыпал ее подарками, но никогда не вручал их лично — она находила подарки на своем туалетном столике. Может быть, он хотел избежать ее благодарности? Элинор терялась в догадках.

Порой у нее появлялся соблазн отвергнуть его дары, но она смиряла гордыню и продолжала вести себя так, как будто была всем довольна. В конце концов, ее муж не нарушил ни одного пункта договора, заключенного между ними. Ей даже часто хотелось, чтобы он и впредь не выводил их отношения из той тихой гавани, в которой она уже чувствовала себя уютно и спокойно.

Иногда она выходила в свет, окруженная целой свитой красивых молодых людей. Не одна бровь изумленно приподнималась, но, словно подтверждая ожидания Николаса, Элинор своим безупречным поведением и здравомыслием умела противостоять излишнему любопытству окружающих.