Пятьдесят лет в Российском императорском флоте - Генрих Цывинский

Дня через три подошли на вид высокого норвежского берега и, склонившись отсюда на SO, обогнули датский маяк Скаген и вошли в пролив Бельт. Здесь приняли датского лоцмана и пошли вдоль неизменного, покрытого зелеными лугами датского берега. На ночь стали на якорь у города Ниборга, а на утро, переменив лоцмана, пошли до выхода в южное Балтийское море, 6 августа фрегат вошел в Кильскую бухту и отдал якорь у города.

Здесь я был в первый раз. Закрытая со всех сторон, кроме узкого входа с севера, Кильская бухта имеет форму растянутого эллипса, длиною около трех миль. В южной части бухты расположен старый голштинский город Киль, перешедший к Пруссии от Дании в 60-х годах прошлого столетия. На самом берегу стоит древний замок незатейливой архитектуры с черепичной крышей и остроконечными башенками по углам; это — памятник господствовавших здесь когда-то голштинских курфюрстов. Из этого замка был вывезен в Россию в первой половине XVIII столетия сын курфюрста Фридриха — юный принц Петр III, ставший потом злополучным русским императором и родоначальником возобновленной династии Романовых. Впоследствии, в 1901 г., командуя «Герцогом Эдинбургским», я зашел в Киль, возвращаясь из Атлантического океана в Россию, и был приглашен принцессою Иреною на обед в этот замок, где я имел случай видеть старинный портрет курфюрста Фридриха, отца Петра III.

В настоящее время этот замок реставрирован и в нем живет принц Генрих Прусский, адмирал германского флота. От замка к северу, по обоим берегам залива, тянутся старые, заботливо оберегаемые парки, из этой зелени выглядывают крупные и мелкие здания и белеют чистенькие дачи растущего нового города. На западном берегу из них выделяется монументальный дворец — Морское Училище, откуда выпускаются офицеры германского флота. В юго-восточном углу бухты устроен военный порт с доками, эллингами и мастерскими. Рядом с ним находятся верфь коммерческого лота и судостроительные заводы известной Крупповской фирмы «Germania». В южной части обширного рейда стоят суда германской эскадры. По своим размерам Кильская бухта могла бы вместить не только весь современный германский флот, но тут хватило бы места и доброй половине английского королевского флота.

В северной части этой бухты, недалеко от выхода в море, на западном ее берегу построен шлюз, это ворота для входа в недавно прорытый канал Вильгельма, выходящий к устью реки Эльбы, к порту Брюнсбюттель. Этим каналом, чисто стратегического значения, Германия может передвинуть свой флот из Балтийского моря в Немецкое, не обходя кругом Дании. В 1899 г., командуя клипером «Крейсер», я прошел этим каналом, возвращаясь из Тихого океана в Россию. Разрешение на этот проход я получил лично от принца Генриха, будучи у него в Гон-Конге на обеде, когда к нему туда приехала принцесса Ирена.

Город Киль не отличается ничем от немецких портов с преобладающим военно-морским населением: казармы, клубы, площадки для парадов, рестораны, магазины с немецкой мануфактурой, гамбургскими сигарами и немецкими рейнскими винами.

Погода здесь стояла пасмурная, поэтому навести на рангоут окончательный лоск я отложил до Биоркэ, куда я просил командира зайти перед входом в Кронштадт, так как на этом трехсуточном паровом переходе наш борт был бы закопчен дымом, чего никак нельзя допустить, являясь в Кронштадт к смотрам.

Из Киля мы вышли 15 августа в Кронштадт, куда и я теперь стремился с большою радостью и нетерпением. Расставаясь с женою два года назад, я ехал в Триест на «Мономах» с тяжелой думой и мрачным предчувствием. Но, благодаря Богу, я счастливо вышел из хаоса, царившего тогда на фрегате, а теперь, возвращаясь в Россию к предстоящим смотрам, я был спокоен за фрегат, офицеры гордились его щегольским видом, а команда на марсах работала лихо, чего я достиг частыми учениями на якорных стоянках на обратном пути. В кают-компании было весело и шумно, о бывших «драмах» давно позабыто. Все охотно стремились домой к ожидавшим их родным и семьям. В тот год, 1892, в России был голод вследствие постигшего Россию неурожая (1891) в юго-восточных и волжских губерниях, и холера в Москве, Петербурге и Одессе, но мы вдали от родины, не испытывая на себе остроты этих бедствий, почти не думали о них, занятые мыслями о предстоящих радостных встречах с родными.

В Балтийском море мы имели ясную погоду со свежим попутным ветром. Механики стремились нагнать больше пару, и фрегат бежал домой, точно по наклонной плоскости, делая до 13 узлов.

На третьи сутки мы прошли остров Гогланд и к вечеру вошли на рейд Биоркэ, где и стали на якорь. Наутро, спозаранку, я принялся за окраску борта. День, к счастью, был солнечный, борт быстро высох, и вечером мы пошли в Кронштадт. Около 9 ч вечера было уже темно, когда мы вошли на Большой рейд и отдали якорь. Ну, слава Богу, вернулись домой! Командир в мундире поехал сейчас же к Главному командиру являться, и я с большим волнением ожидал его возвращения, надеясь, что он предложит мне съехать сейчас на берег, так как я знал, что Марии Ивановны нет еще в Кронштадте. Вернувшись скоро на фрегат, командир отпустил меня, и я захватил с собой несколько некрупных вещей для подарков жене и детям. Я был счастлив найти ее здоровою, но несколько утомленною вследствие пережитых ею за мое отсутствие многих тревог за меня и забот о детях, которые в течение двух лет оставались на ней одной без мужской помощи или совета отца. Дети были здоровы и на дачном воздухе совершенно поправились.

Два дня прошли в смотрах Главного командира, разных начальствующих лиц и многих знатоков — любителей морского дела, интересующихся состоянием корабля, вернувшегося из заграничного плавания. Посетил нас адмирал С.О. Макаров (он недавно вернулся на «Витязе» из кругосветного плавания и был Главным инспектором артиллерии), я его обвел по всем артиллерийским погребам и закоулкам фрегата; уезжая, он обратился к командиру со следующими словами: «Вы можете вполне гордиться таким кораблем». За эти же дни перебывали у нас многие морские капитаны, которым было привезено вино; они нагружали бочками миноносцы и уходили с ними в Петербург.

Со дня на день поджидали день Высочайшего смотра, и потому офицеры съезжали на берег только в Кронштадт, и то лишь на короткое время. В ближайшее воскресенье, после обеда, не ожидая смотра, я начал было отпускать команду на берег, и сам собирался съехать, как был получен сигнал с Кронштадтского штаба: «В 2 часа дня ожидать прибытия Государя Императора». Вмиг все преобразилось, спуск на берег отставлен, команда переодета в смотровое платье, офицеры — в мундиры, шлюпки спущены на воду, рангоут был выправлен, снасти обтянуты, мины Уайтхеда приготовлены к стрельбе, и пары готовы в одном котле, — все, что требовалось (по тогдашним правилам) иметь готовым к Высочайшему смотру. Был ясный солнечный день. В 2 часа дня из Петергофа пришла яхта «Царевна» на Большой рейд, и спустя минут 15 к борту фрегата пристал царский катер. На палубу вышел Александр III в белом кителе, за ним Мария Федоровна, Наследник, Ксения, Ольга и Михаил. В свите были Великий Князь Алексей Александрович, Управляющий Морским министерством адмирал Шестаков и все морское начальство. Обойдя офицеров и поздоровавшись с командой, Государь подробно осмотрел фрегат; Мария Федоровна входила во все офицерские каюты и интересовалась фотографическими карточками офицерских жен и семейств. В кают-компании Наследник показал Государю «трубу» и свою в ней надпись, оправленную в золоченую раму. Младшие дети интересовались привезенными зверьми, тут были лайки сибирские, макаки, попугаи всяких пород и другие тропические птицы.

После артиллерийского учения Мария Федоровна сама произвела выстрел миною Уайтхеда, нажав на мостике кнопку. Мина прошла совершенно правильно и, пройдя 200 саженей, всплыла, выскочив наверх возле стоявшей на якоре чухонской лайбы. Чухны всполошились, начали сниматься с якоря, чтоб уйти подальше от столь опасного места, но их успокоила наша шлюпка, пришедшая за миной, и привела ее к борту. После этого Государь, бросив взгляд на наш стройный рангоут, приказал «поставить все паруса». Я вышел на мостик и привычным морским тембром «запел» на весь рейд. Матросы лихо взбежали на марсы и, разойдясь по реям, стройно исполнили этот маневр; в 3 минуты паруса были поставлены. Затем, после короткого отдыха, паруса также чисто и лихо были убраны и закреплены. Я был в голосе и со спокойным сознанием чувствовал, что оба эти маневра произвели хорошее впечатление на Государя и окружавших его лиц, следивших внимательно за быстрыми и ловкими акробатическими фокусами матросов на всех трех мачтах.

Уезжая с фрегата, Г осударь, попрощавшись с командою и офицерами, подошел ко мне и, подав руку, сказал: «Благодарю вас за фрегат и за всё». Ему от Наследника было известно о фрегатских «драмах» и о безобразном виде, в котором содержался фрегат до моего приезда. Когда катер отвалил, я послал людей по реям кричать «ура», и в это же время был произведен салют в 31 выстрел (помня инцидент с салютом на «Наезднике», я предупредил комендоров, чтобы у салютных орудий пробки были вовсе убраны подальше, а во время учения снарядов совсем не вкладывать). Когда яхта «Царевна» уходила с рейда в Петергоф, на ней был сигнал «Государь Император изъявляет свою особенную благодарность».