Беги, ведьма - Татьяна Корсакова

А квартиру его московскую обыскивали. Возможно, пока он валялся на больничной койке, а возможно, раньше. Он бы и не заметил, если бы специально не искал следов вторжения. И чувство это было сродни дежавю, словно Волков уже проходил это раньше, в той части жизни, которую сгрызла амнезия. А с тайником и запасной квартирой все было в порядке. Похоже, об их существовании человек, учинивший обыск, не догадывался. Но прятаться Волков не стал, просто утроил бдительность. В сложившейся ситуации лучший способ выследить врага – это самому стать наживкой. Митька Селиванов был прав, когда говорил, что эта сволочь подобралась слишком близко. Для спеца уровня Волкова это непростительно. Нож в сердце… Это же как нужно было расслабиться! Первым делом его кровь проверили на наркотики. Ничего не нашли, даже следов алкоголя. Черепно-мозговой травмы тоже не было, значит, в момент нападения он находился в сознании. Был в сознании, а удар в сердце не отразил.

И сам удар… Слова хирурга не шли из головы. Не то чтобы Волков сомневался в своем здравомыслии, но со знакомым судебным экспертом проконсультировался. Для очистки совести. Эксперт сомнений не развеял: теоретически Волков мог нанести тот удар себе сам. Но только теоретически! Он же не самоубийца и уж точно не сумасшедший.

На этом дело застопорилось. Волков был одиночкой, в команде почти никогда не работал, в собственные планы никого не посвящал, значит, теперь и спросить не у кого, где он пропадал, с кем общался, на кого работал в последние месяцы. Дело, скорее всего, было связано с клиентом, сидеть без работы несколько месяцев подряд Волков точно не мог. Клиенты и работа были у него всегда, сколько он себя помнил. Если он чем-то занимался, должны были остаться деньги. Аванс как минимум.

Волков проверил свои счета. Никаких поступлений, лишь списанная – и весьма приличная! – сумма. На что он ее потратил?

Следующим пунктом шла проверка маршрутов и передвижений за пределами страны. Выяснилось, что он летал на Гоа и провел там целых два месяца в съемном бунгало не самого высокого уровня. Пришлось снова лететь в Индию, чтобы упереться лбом в очередную стену. Плохо, когда твой противник умен. Плохо, но решаемо. Гораздо хуже, когда играть приходится против самого себя. А в своем деле он был хорош.

От администратора гостиничного комплекса Волков узнал немного, лишь то, что вселился в арендованное на два месяца жилье и почти в тот же день исчез в неизвестном направлении. О том, где он был и что делал эти два месяца, Волков мог только догадываться, но кое-что он знал наверняка. Из арендованного бунгало он выехал уже с поддельными документами и, скорее всего, с фальшивой внешностью, а значит, точно не проводил время в праздности. Вел наблюдение за объектом. Знать бы еще, кто объект и чем закончилось наблюдение. В переделку Волков попал сразу после возвращения в Россию. Значит ли это, что истоки произошедшего нужно искать в Индии? Волков не был в этом уверен. Ситуацию мог бы прояснить заказчик, если бы он объявился. Но заказчик не объявился. Может, из-за того, что дело Волков до конца так и не довел? Или, наоборот, довел?

Вопросов было больше, чем ответов. Ситуация никак не разрешалась. Играть против самого себя не получалось. Время шло, ожидание удара в спину изрядно утомило. А тоска становилась почти невыносимой. До такой степени, что Волков запил. Нет, не ушел в беспомощный запой, как некоторые его приятели, но бутылка виски прописалась в его квартире на правах боевой подружки и, когда наступало легкое алкогольное забытье, нашептывала, что подружка настоящая куда интереснее и полезнее. Вот только с подружками у Волкова никак не складывалось. То есть складывалось, но ненадолго – на ночь, максимум две.

От тоски и чувства собственной беспомощности спасала работа. Заказы были не слишком затейливы, особых мозговых усилий не требовали, но оплачивались хорошо. Рутина отвлекала не только от тоски, но и от бутылки. Рутина давала надежду на то, что он привыкнет и все наладится. Но не налаживалось. Тоска никуда не делась. Мало того, она привела за собой кошмары. Не в классическом их понимании с холодным потом и пробуждением от собственных испуганных воплей, но такие же изматывающие.

Волкову снилось затянутое дымом болото, круглые и черные, как зрачки, озерца. Бурые кочки, предательски пружинящие под ногами, сочащиеся зловонной жижей. Чахлые деревца, больше похожие на кусты, чем на деревья. Вязкое, удушающее безветрие. Он блуждал по болоту в поисках чего-то очень важного. Или кого-то? Видел едва различимые тени, слышал назойливый шепоток, вдыхал едкий дым пожарища, а потом, на излете сна, выходил к избушке, приземистой, чуть кособокой, поросшей мхом. Ему оставалось лишь открыть дверь. Волков протягивал руку и… просыпался. А потом курил, дымом табачным пытаясь вытравить из легких дым пожарища, но потом еще полдня чувствовал его на своих отросших волосах. Шампунь не помогал, и Волков уже было решил обриться наголо, но все как-то не доходили руки.

…Этот сон отличался от предыдущих. В этом сне было солнечно и пахло цветами. Вишневый сад одичал и казался похож на джунгли. Старые вишни роняли на землю белые лепестки, и от этого Волкову казалось, что идет снег. Он тоже шел по дорожке, шел не спеша, по-хозяйски оглядывая свои вишневые владения, прикидывая, как бы окультурить сад, не уничтожив окончательно эту первобытную красоту, и почти наверняка знал, что ждет его впереди.

Дом хитро поглядывал на него чисто вымытыми окнами, гостеприимно распахнул дверь, приглашая войти, передохнуть. И Волков вошел – спокойно, не опасаясь подвоха.

В доме тоже пахло дымом, но это был особенный ароматный дым от горящих вишневых поленьев. Этот дым успокаивал и радовал душу, прогонял тоску, с которой Волков уже почти сроднился. Казалось, он вернулся домой после долгих скитаний, и вот сейчас женский голос зазвенит веселым колокольчиком, позовет к столу, предложит кофе.

Кофе ждал на кухне. Пузатая глиняная чашка была наполнена до краев, манила дурманящим ароматом, рыжей пенкой и воспоминаниями. Волков устало опустился на стул, разгладил несуществующие складки на белоснежной крахмальной скатерти, полюбовался фиолетовыми цветами в керамической вазочке, прислонился спиной к теплой стене и только потом позволил себе глоток кофе.

Кофе оказался именно таким, каким ему и надлежало быть: в меру горячим, в меру терпким, в меру маслянистым. Вот только той, что его сварила, на кухне не нашлось, а ему хотелось, чтобы непременно была. Это желание заставило Волкова выбраться из-за стола и с чашкой в руке направиться в гостиную.

Камин горел. Огонь весело хрустел вишневыми поленцами, сыпал искрами, приглашая в удобное кресло. Камин обещал рассказать о той, что любит кофе и сладкий вишневый дым так же сильно, как и Волков, и даже попытался нарисовать ее портрет дымными кистями и огненными красками, но… не получилось. Вместо женщины камин нарисовал кошку с кисточками на треугольных ушах. Нет, не кошку – рысь. Вот такой была хозяйка этого дома! Ходила на мягких лапах, спала в кресле, свернувшись калачиком, пила крепчайший кофе. Волков вздохнул, и тоска снова вернулась, по-хозяйски прилегла на тахту, брезгливо посмотрела на рассыпанную на журнальном столике соль. Волков тоже посмотрел и уже собирался отвернуться, когда увидел послание…