Опричнина. От Ивана Грозного до Путина - Дмитрий Винтер

Впрочем, позднее, когда выяснилось, что лютеранство – реформация не буржуазная, а феодально-княжеская, Иван Грозный разрешил (в середине 1570-х гг.) пленным ливонцам построить в Москве кирху и даже наказал митрополита, который силой заставил 1 (одного) немца принять православие[565].

Протестанты – тоже, конечно, не ангелы, но все же Елизавета I Английская казнила 80 тысяч бродяг (в рамках экономической политики огораживаний), а не репрессировала по политическим мотивам. Если же к жертвам Опричнины присовокупить и чисто экономические, то получится сокращение населения России примерно на 25% (т. е. на 2,5 млн человек; об общих масштабах репрессий – в конце книги). Ну, пусть часть из них не погибла, а бежала на окраины или в Польшу, но, думается, меньше миллиона жертв Опричнины никак не наберется. Да одних только «Еремеек» и «Мелентеек», чей «лук опричники пограбили, скотину засекли, а сам с семьей с голоду пропал», думается, можно насчитать далеко за 80 тысяч…

Но вернемся к внешней политике. Собственно, русская «иосифлянская» Церковь, как мы видели, еще со времен Ивана III поддерживала католическую контрреформацию[566]. Теперь же последовал альянс власти с главными мирскими апологетами контрреформации – Габсбургами. Однако такой поворот произошел не сразу. Сначала царь попытался заключить альянс со Швецией. Собственно, «сила вещей» толкала в тот момент именно к такому альянсу, поскольку Швеция и Польша с 1561 г. оспаривали другу друга господство над Ливонией. С 1563 по 1570 г. шла война между Швецией и коалицией Польши, Литвы, Дании и Ганзейского торгового союза. Таким образом, царь счел возможным пойти на союз с «люторской» Швецией против «латынской» Польши ради стратегических целей. В связи с этим вспоминается вошедшая в историю фраза Карла V: «Если бы немецкие князья остались католиками, я сам перешел бы в лютеранство, чтобы окоротить их вольности».

Россия, чтобы заручиться поддержкой Швеции, признала ее права на Ревель. После неудач 1564 г., о которых говорилось выше, союз этот был нужен. Со своей стороны, и Швеция Дерптским трактатом (май 1564 г.) признала права России на нешведскую часть Ливонии[567]. Зато захвата шведами Вейсенштейна (ныне Пайда в Эстонии) царь не признал.

При этом именно в отношениях со Швецией еще в первый, «либеральный» период своего правления Иван Грозный впервые выставил себя монархом более высокого ранга, чем какой-то европейский король, когда после войны со Швецией 1554–1557 гг. отказался вести мирные переговоры сам, поручив их новгородскому воеводе. «Что такое Стекольна (Стокгольм. – Д. В.) и ее господин? Городишка, сделавший своим государем купеческого сына! Слишком много для него чести!»[568]

После опричного переворота такое отношение сначала к Швеции, а потом и к другим европейским государствам из эпизодического стало у Ивана Васильевича систематическим. Вот как писал он десять лет спустя шведскому королю Эрику XIV: «а писал царь королю… многие бранные и подсмеятельные слова на укоризну его безумию». Тот безропотно проглотил эти оскорбления, не слушал своего советника француза Филиппа де Морнэ (последний настаивал на союзе с Польшей), так как находился в трудном положении: против него восстал его брат Юхан. Этот претендент на шведский трон, кстати, с 1562 г. был женат на сестре польского короля Сигизмунда-Августа, к которой Иван Грозный сватался еще в начале 1560-х гг. (возможно, рассчитывая после смерти ее бездетного брата стать королем Литвы), но получил отказ[569], несмотря даже на то что, по некоторым сведениям, одним из условий брака был вывод российских войск из Ливонии[570].

В Ливонии шведы отбили у поляков Вольмар, Венден, Пернау (ныне Пярну в Эстонии). В ответ 5 октября 1563 г. Польша заключила против Швеции союз с Данией, поддержанный Ганзой. Помимо всего прочего, это означало конец российско-датского союза от 7 августа 1562 г., направленного против Польши и Швеции. В результате в 1565 г. поляки отбили у шведов Пернау. Интересно, что на первых порах и император Священной Римской империи Максимилиан (1564–1576) осудил Швецию за союз с «варваром» (и в самом деле, едва ли «цесарю» могли понравиться претензии «нового Рима» на всю Германию), но вскоре Иван Грозный склонил императора на свою сторону в том числе (здесь впервые зашла речь об этом) и обещанием будущего соединения Церквей[571].

Несколько позднее, недовольный действиями датского короля, царь направил такое же надменное, как шведскому королю, письмо и ему; датский посол даже не решился его передать по адресу[572]. По меркам того времени у царя были некоторые основания для высокомерия: после распада в 1520-х гг. датско-шведской Кальмарской унии на оба престола сели выборные монархи (в Швеции так воцарился дом Ваза)[573].

Но еще интереснее вот какие слова, обращенные опять-таки к шведскому монарху: «Когда его царское величество… будет с своего царства двором витати (обитать. – Д. В.) в Свейских островех, тогда его королевское повеление крепко будет»[574]. Что это – претензии на роль «жандарма Европы»? Мол, приду сам и наведу порядок, чтобы подданные своего короля слушались беспрекословно? А почему бы и нет, учитывая, что это еще весьма успешный для России 1560 год, еще вынашиваются планы в том числе и в отношении всей Германии? И действительно, русские послы уверяли Эрика, что Иван пришлет свои войска в Швецию на помощь ему[575].

Примерно тогда же, в 1560-х гг., Иван Грозный предпринял попытку создать антипольскую коалицию с Англией и Швецией, но поддержала эту идею только последняя;[576] за это царь, как уже говорилось, обещал ей помочь заключить выгодный мир с Данией и Ганзой. 16 февраля 1567 г. был заключен русско-шведский союз, согласно которому Швеция окончательно признавала царские права на нешведскую часть Ливонии, Екатерина Ягеллонка подлежала выдаче царю (К. Валишевский считает последнее требование ошибкой Грозного)[577].

Однако Государственный совет Швеции единодушно отверг проект союза[578], а в сентябре 1568 г. шведы свергли своего полубезумного тирана Эрика XIV и возвели на трон его брата Юхана под именем Юхана III, после чего русско-шведские отношения резко ухудшились[579]; вскоре после этого переворота русских послов «со стыдом» воротили домой. Есть сведения, что Эрик действительно хотел признать себя вассалом царя, в результате чего только личное вмешательство нового короля предотвратило нападение возмущенного народа на русских послов[580].

В ответ на это Иван Грозный заключил перемирие с Польшей и предпринял попытку широкомасштабной военной кампании против Швеции – «за неисправленье» короля Юхана III[581]. С последним царь говорит теперь так: «А если ты, раскрыв собачью пасть, захочешь лаять для забавы…»[582] Шведских послов, в сентябре 1569 г. прибывших в Новгород, там ограбили[583] (впрочем, И. де Мадариага предполагает, что, если бы они тогда остались в Новгороде, они могли бы и быть убиты во время опричного погрома)[584], а потом в Москве водили по улицам связанных и подвергали всяческим издевательствам якобы в отместку за обиды русским послам в Стокгольме, фактически же – за отказ Швеции от договора 1567 г.[585] И действительно, от посольства требовали признания вассальной зависимости Швеции от Москвы на манер «Ливонского королевства» Магнуса (этот брат датского короля, с которым мы на страницах этой книги еще не раз встретимся, был объявлен Грозным марионеточным «королем Ливонии» в мае 1570 г.), а после отказа в июне 1570 г. послов сослали в Муром, где они оставались до ноября 1571 г.[586], где их держали впроголодь и где из 57 человек восемь погибли[587].

Здесь следует сказать несколько слов о происхождении такого отношения к послам. Л. Н. Гумилев пишет о том, что многие жестокости татаро-монголов совершались в ответ на убийство их послов, поскольку «убийство доверившегося» они считали величайшим преступлением[588]. Следует, однако, отметить, что для себя они подобное трепетное отношение к чужим послам обязательным не считали. Вспомним хотя бы истребление Батыем рязанского посольства во главе с младшим князем Федором (1237 г.) Вот и Иван Грозный, похоже, унаследовал от Орды подобное отношение к послам… Например, даже отправляя (несколько лет спустя) назад в Англию посла сэра Т. Рэндольфа с предложением о союзе, Грозный дал ему на сбор три дня, угрожая после того выбросить все его вещи на улицу[589].

Но вернемся в 1570 год. Отправив шведских послов в Муром, Грозный попытался осадить Ревель (войском командовал Магнус), однако семимесячная (август 1570 – март 1571 гг.) осада кончилась безрезультатно, хотя войско Грозного, по некоторым данным, насчитывало до 40 тыс. чел.[590] Затем Иван начал кампанию против шведской Финляндии, в которой главную роль играли опять же татары. Кампанию предварило письмо царя: «Будучи еще в терпении, на время тебя… пожаловали… сами есмя в твою землю не пошли…», но можем, мол, и передумать, а чтобы не передумали – «быть Ягану королю у царского величества в его воле, неотступно», быть готовым послать 1500 солдат военной помощи по первому требованию Москвы (а может быть, судя по цитированным выше словам Дж. Горсея о царской армии, включавшей в том числе и шведов, их и послали. – Д. В.) плюс, конечно, согласиться на отдачу всей Ливонии, иначе «тебе ничем нашего государского величества не умолити… и что тебе ни писати, тем тебе свою землю не защитити». От Швеции требовалась также контрибуция в 10 тыс. талеров, отдача приграничных финских серебряных рудников и присылка мастеров-«рудознатцев».