Тайна Царскосельского дворца - Анна Соколова

— Почему не смел? Кого ты боялся?

— Вашего гнева, ваше величество; вы признали бы меня правым и не простили бы мне моей правоты!

— Но ведь теперь ты исполнишь мое поручение?

— Приказ, а не поручение, ваше величество! Вашего приказа я ослушаться не смею…

— А поручения?..

— Его вы могли бы отменить, государыня, и тогда я же остался бы виноват во всем!

По лицу императрицы скользнуло неприятное чувство, и она воскликнула:

— Плохого же ты понятия о своей государыне!

— Вы — женщина, ваше величество, и вам доступно, понятно… и… простительно многое, что в нас никогда встретиться не может.

— Пусть будет по-твоему, но все-таки на этот раз я вполне надеюсь на тебя.

— Теперь, как и всегда, государыня, я останусь верен вам и принесенной мною присяге…

— Слушай же внимательно! Зорко следи за тем, когда герцогом будет вызвана эта… Альтан в указанное место!

— О каждом вызове, ваше величество, я бываю каждый раз неукоснительно осведомлен!

— Стало быть, у герцога много врагов и предателей при дворе?

— У кого их нет! — дипломатически пожал плечами опытный царедворец.

— Когда узнаешь, никаких преград этому свиданию не ставь, никого следить не посылай и даже не вели подслушивать их разговор…

— Подслушать этот разговор могут не многие, ваше величество. В моем личном распоряжении есть всего только два лица, которым я мог бы поручить это ответственное дело.

— Почему так?

— Разговор между герцогом и Региной Альтан происходит на шведском языке, а шведов в моей канцелярии почти нет… Это — народ, на сыск и доносы неспособный…

— Я не думала бы этого!..

— Всякое правило допускает исключения, — хитро улыбнулся Ушаков, не скрывая того, что намек императрицы он понял, как относящийся к Бирону. — Впрочем, ваше величество, разговор между камеристкой и его светлостью никакого политического интереса представить не может; это — простой, положительно ни для кого не интересный, любовный разговор!

При слове «любовный» по лицу императрицы промелькнуло как бы выражение страдания. В эту минуту в ней говорила только женщина, а владычица великой державы молчала… Не измена облагодетельствованного и выше всякого понятия возвышенного человека так сильно потрясла Анну Иоанновну, а измена и долго и горячо любимого мужчины!..

— Все равно!.. Я хочу знать все, что будет сказано между ними, и требую, чтобы все — ты слышишь меня? — положительно все было доложено и повторено мне без малейшей утайки!

— А затем, ваше величество?

— Затем ты лично получишь мои распоряжения. И помни, граф, свято и неизменно помни: в случае точного и неуклонного исполнения всех моих приказаний моя благодарность тебе широко скажется, но широко будет и мое возмездие за малейшую тень измены и предательства.

Ушаков молча поклонился. Он хорошо знал императрицу и ни на минуту не сомневался в том, что если Бирон захочет, то в последнюю минуту все перевернет по-своему.

— Племянницу Анну я уже слегка предупредила! — сказала императрица. — Она доложит мне тотчас, как ее камеристка выразит желание отлучиться по своему обыкновению на целую ночь.

— Ночи Регина Альтан никогда не проводила вне дворца, ваше величество, — заметил Ушаков.

— Ты что же это?.. Заступаешься за нее? — удивилась императрица.

— Нет, ваше величество, я только восстанавливаю факты в их полной непогрешимости. Для полного уяснения самих событий необходимо, чтобы все, подающее повод к тем или другим подозрениям, было строго проверено и установлено. В серьезном деле ошибок быть не должно… Что же касается до предупреждения ее высочества принцессы Анны, то вы, ваше величество, напрасно изволили посвятить ее в это.

— Но я ничего не объясняла ей прямо; я только сказала, что желаю знать заранее, когда ее камеристка соберется со двора.

— Посвящать в это принцессу вовсе не следовало.

— Ах, Боже мой! Она уж не так молода, чтобы ровно ничего не понимать!

— Не в молодости дело, а в том, что в лице принцессы вы ни в коем случае не можете найти себе верную помощницу… Она поневоле всегда станет на сторону всякого увлечения.

— Почему ты так думаешь? — сдвинула брови императрица.

— Потому что я не слеп, ваше величество, и, видя, как сильно увлечена сама принцесса, хорошо понимаю, что она не предаст ни одного влюбленного, тем более что она очень далека от мысли, кто именно скрывается в образе предмета нежной страсти ее камеристки.

— Я не совсем понимаю тебя, граф! Ты говоришь, что Анне близко и понятно всякое увлечение?

— Простите, ваше величество!.. Если я сказал вам что-нибудь неугодное, то приношу в этом глубочайшее извинение, но деловой разговор исключает всякие предосторожности. Я действительно сказал, что принцесса Анна скорее поймет увлечение, нежели предосторожность, и смело повторяю свои слова. Принцесса сама так искренне и так глубоко увлечена, что не хочет или не может скрывать свое увлечение. Ей ли после этого строго судить других?..

Императрица опустила голову и задумалась на минуту. Откровенность Ушакова слегка пикировала ее, но это была не та минута, в которую она сочла бы возможным считаться с ним или особенно строго взыскивать с него; она сознавала, что все, намеченное и решенное ею во тьме бессонной ночи, проведенной ею после доклада Юшковой, зависит единственно от уменья и расторопности Ушакова, и понимала, что теперь ей ссориться с ним не приходится. К тому же, судя по последним словам Ушакова, страсть принцессы Анны к красавцу Линару до такой степени сделалась уже достоянием толпы, что скрывать и маскировать ее было бы излишне.

XVII

ИЗМЕНА

Дни шли за днями, не принося никаких изменений в жизни наших героев.

Императрица все прихварывала, и медики все ниже и ниже опускали головы после каждой серьезной консультации.

Лица, близко стоявшие к государственным делам, настаивали на скорейшем совершении брака принцессы Анны с принцем Антоном-Ульрихом Брауншвейг-Люнебургским в надежде, что этот брак, дав прямых наследников назначенной императрицей преемнице, навсегда уладит все те распри, которые могли разгореться после кончины Анны Иоанновны.

Цесаревна Елизавета Петровна употребляла все усилия к тому, чтобы, под видом полнейшего равнодушия, наружно не вмешиваясь ни в какие государственные дела, исподтишка завоевать себе любовь и народное сочувствие, и ее партия уже насчитывала в своих рядах многие тысячи человек.

Во главе приверженцев цесаревны стояла почти вся гвардия, а участие войск было первенствующим условием успеха или провала каждого политического дела…