Уловка Прометея - Роберт Ладлэм

Если же нет...

Внезапно бородач встряхнул кистью руки – на вид совершенно невинный жест. Ну подумаешь, затекла у человека рука, он и восстанавливает циркуляцию крови. Но это явно был сигнал. Несколько кратких мгновений, и Брайсон осознал, что сейчас произойдет. Нет!

У них не осталось времени, совсем не осталось.

Пора!

Ник бросил видеокамеру, вскинул пистолет и трижды подряд выстрелил поверх плеча Лейлы.

В тот же самый миг Лейла отпустила свою камеру, и та закачалась на ремне, – а Лейла, стремительно поворачиваясь из стороны в сторону, принялась палить из своего «магнума» 45-го калибра поверх голов толпы.

Последовало секундное замешательство, тут же сменившееся вспыхнувшей пальбой. Выстрел следовал за выстрелом с молниеносной скоростью, и со всех сторон зазвучали крики ужаса. Брайсон бросился на землю, но успел еще увидеть, как бородач зашатался и осел – очевидно, он словил-таки свою пулю. Лейла нырнула вниз и упала рядом с Брайсоном, попутно сбив с ног какую-то молодую женщину. В человека, стоящего совсем рядом, ударила шальная пуля, и он упал – раненный, но, к счастью, несерьезно.

– Готово! – выдохнула Лейла, перекатившись на бок. – Блондинка готова – я видела, что она упала.

Пальба прекратилась так же внезапно, как началась, но в воздухе по-прежнему висели перепуганные крики.

Двое предполагаемых убийц Брайсона вышли из игры – возможно даже, навсегда. Но по крайней мере еще один оставался в строю – Паоло, наемник из Чивидали. И можно было не сомневаться в наличии других; братец Паоло наверняка находился где-нибудь в ближайших окрестностях.

Разбегающиеся люди то и дело врезались в лежащих Брайсона и Лейлу и спотыкались об них. Пинки получались весьма чувствительные. Толпа обратилась в паническое бегство, и Брайсон с Лейлой снова оказались посреди разбушевавшегося хаоса. Они кое-как поднялись на ноги и тоже припустили бежать, затерявшись среди обезумевшей толпы.

Петляя среди людского потока, Брайсон вдруг увидел отходящую от площади узкую улочку, мощенную камнем. Она была лишь чуть шире переулка – там с трудом могла проехать машина. Брайсон бросился туда, пробивая себе дорогу через толпу. Он твердо вознамерился добраться до этой улочки и уйти по ней как можно дальше, дабы скрыться от братьев-итальянцев и всех прочих, кто мог гнаться за ним. Насколько можно было судить на первый взгляд, эта улочка, застроенная старинными домами, была полна небольших двориков и переулочков, выходящих на другие улочки. Словом, настоящий лабиринт, в котором нетрудно затеряться.

Раненое плечо Ника запульсировало, кровь потекла горячим ручейком – рана, начавшая было подсыхать, снова открылась. Боль сделалась нестерпимой. Но Брайсон все-таки заставил себя бежать быстрее. Лейла без усилий держалась рядом с ним. Их шаги эхом раскатились по пустынной улочке. Брайсон оглядывался на бегу, выискивая дворик, подворотню, магазинчик – любое укрытие, куда можно было бы нырнуть. Вот маленькая романская церковь, притулившаяся меж двух каменных зданий, на вид еще более древних, – но она заперта; написанное от руки объявление, висящее на тяжелой деревянной двери, сообщало, что церковь закрыта на ремонт. Похоже, в этом городе величественных церквей и соборов церкви поменьше, которые не привлекали особого внимания туристов, не могли рассчитывать на хороший уход и приличное финансирование.

Поравнявшись с церковью, Брайсон внезапно остановился, вцепился в массивное железное кольцо, служащее дверной ручкой, и дернул.

– Что ты делаешь? – встревоженно спросила Лейла. – Шумно же! Оставь ее, уходим!

Дыхание женщины было учащенным, грудь тяжело вздымалась, лицо покраснело. По улице грохотали приближающиеся шаги.

Брайсон не ответил. Одним мощным рывком он наконец-то одолел дверь. Висячий замок был маленьким и проржавевшим, а петли, в которые он был продет, – еще более ржавыми, и они с громким треском оторвались от двери. Как правило, люди не врываются в церковь силой; замок выполнял чисто символическую функцию, а большего от него в этом набожном городе и не требовалось.

Брайсон распахнул дверь и вошел в темный центральный портал. Лейла, издав раздраженное ворчание, последовала за ним, не забыв затворить дверь. Теперь полумрак притвора нарушал лишь тусклый свет, проникающий через маленькие пыльные оконца в виде четырехлистника, расположенные под самым потолком. Пахло сыростью и плесенью, воздух пробирал холодом. Брайсон быстро огляделся, потом прислонился к холодной каменной стене. Его сердце бешено колотилось от перенапряжения; изматывающая боль в раненом плече и потеря крови лишали Ника сил. Лейла двинулась вдоль нефа, вероятно, выискивая то ли дверь, то ли укрытие.

Несколько минут спустя дыхание Брайсона успокоилось и он вернулся к входной двери. Сломанный замок непременно должен был привлечь внимание любого человека хоть немного знающего этот город; его следовало либо повесить обратно так, чтобы он казался целым, либо убрать вовсе. Но когда Ник взялся за ручку двери и уже готов был ее отворить, послышались приближающиеся шаги.

Снаружи донесся топот, а затем раздался голос, выкрикивающий что-то на странном языке, который не был ни испанским, ни галисийским. Брайсон застыл, глядя на дверь и на узкие полоски света, пробивающегося сквозь расположенные у самого пола вентиляционные отверстия. Опустившись на колени. Ник приник ухом к отверстию и замер, прислушиваясь.

Язык казался ему странно знакомым.

– Niccolo, о crodevi di velu viodut! Ju par che strade ca. Cumo о control!, tu continue a cjala la plaza!

Брайсон узнал этот язык и понял слова. «Кажется, я его вижу, Никколо! – произнес этот голос. – Там, дальше по улице. А ты следи за площадью!»

Это был малоизвестный, исчезающий язык – фриульяно. Брайсону уже много лет не доводилось слышать его. Некоторые утверждали, что это древний диалект итальянского, другие же считали его самостоятельным языком. На нем говорило лишь ничтожно малое количество крестьян, проживающих в северо-восточном углу Италии, рядом со словенской границей.

Брайсон, чья способность к языкам часто оказывалась такой же полезной для выживания, как и его умение стрелять, выучил фриульянский лет десять назад, когда нанял на работу двух молодых крестьян из глухого горного района близ Чивидали, выдающихся охотников и убийц. Двух братьев. Наняв Паоло и Никколо Санджованни, Брайсон решил выучить их странный язык – в основном для того, чтобы приглядывать за братьями и слушать, о чем те разговаривают между собой, – но никогда не давал понять, что понимает их речь.

Да, это был Паоло. Он действительно вышел живым из перестрелки на Празо-до-Обраидоро и сейчас обращался к своему брату. Эти двое итальянцев были превосходными охотниками и никогда не подводили Брайсона, безукоризненно выполняя все его задания. От них трудно было скрыться, но Брайсон и не намеревался скрываться.

Он услышал шаги Лейлы и поднял голову.

– Найди какую-нибудь веревку или канат, – прошептал он.

– Веревку?

– Скорее! Из церкви должна вести какая-нибудь дверь – к дому приходского священника, к ближайшей уборной ну хоть куда-нибудь. Пожалуйста, скорее!

Лейла кивнула и побежала обратно в неф, в сторону алтаря.

Брайсон быстро поднялся, слегка приоткрыл дверь и выкрикнул несколько слов на фриульянском. Поскольку Ник обладал практически безукоризненным слухом во всем, что касалось различных языков и наречий, он мог воспроизвести любой акцент. Кроме того, Брайсон напряг связки, добиваясь, чтобы его голос звучал выше, как можно ближе к тембру голоса Паоло. Он всегда считал эту способность к подражанию одним из самых полезных своих талантов. Несколько коротких, приглушенных фраз – возгласов, словно доносящихся откуда-то издали и искаженных эхом, – заставят Паоло поверить, что он слышит своего брата.

– Ou! Paulo, pessee! Lu ai, al eju! (Эй! Паоло, скорее! Я нашел его – он готов!)

Ответ последовал мгновенно:

– La setu? (Ты где?)

– Са! Li da vecje glesie – cu le sieradure rote! (В старой церкви – тут сломан замок!)

Брайсон быстро метнулся в сторону и распластался вдоль одной из стен портика, рядом с дверным косяком, сжимая «беретту» в левой руке.

Топот шагов ускорился, потом сделался медленнее, затем приблизился. Послышался голос Паоло – на этот раз буквально из-за двери:

– Никколо!

– Са! – отозвался Брайсон, прижав ко рту рукав, чтобы голос звучал глуше. – Moviti! (Да! Иди сюда!)

Секундная заминка – и тяжелая дверь отворилась. В дверной проем хлынул поток света, и в этом свете Брайсон увидел смуглую кожу, поджарое, мускулистое тело и тугие черные завитки коротко подстриженных волос. Паоло сощурился. На лице его застыло жестокое, неприятное выражение. Он осторожно вошел в церковь, опустив оружие и поглядывая по сторонам.

Брайсон метнулся вперед и со всего маху врезался в Паоло. Его правая рука жестко хлестнула итальянца по гортани и смяла хрящ – достаточно сильно, чтобы лишить Паоло возможности внятно говорить, но недостаточно, чтобы привести к смерти. Паоло испустил вопль боли и изумления. Одновременно со всем этим Брайсон прицелился и левой рукой ударил Паоло рукоятью «беретты» по затылку.