Умейте властвовать собой, или Беседы о здоровой и больной личности - Валентин Семке

Несколько реже подобных «геморрагических» картин встречались попытки самоповреждений (введение под кожу масел, прижигания и т. п.) с целью вызвать изъязвления, абсцессы, загадочные и «неизвестные» проявления кожных или хирургических заболеваний. В качестве примера сошлюсь на клинические наблюдения за двумя родными сестрами, находящимися в разное время на лечении в психиатрической клинике. Старшая из них, Валентина, 24 лет, в детстве воспитывалась у дяди, очень неуравновешенного и взбалмошного человека; выполняла по дому всю «черную» работу, «детства не видела». В 20 лет оперирована по поводу аппендицита, в послеоперационном периоде ее лихорадило, получала антибиотики, после чего появились множественные свищи в области голеней и предплечий, по передней поверхности туловища. На протяжении 3 лет тщательно обследовалась в хирургических и кожных клиниках, пока одна из медсестер не обнаружила, что больная вводит себе шприцем масла, вызывая нагноения. После установления обмана пыталась выброситься из окна, отказывалась от еды, пыталась проглотить черенок от ложки. Перевод в психиатрическую клинику встретила спокойно, быстро освоилась, по-детски выражала восторг, что «3 года удавалось провести врачей». К концу лечения стала мягкой, обходительной, много читала, охотно занималась трудом. После выписки устроилась швеей.

С другой сестрой, Александрой, 22 лет, довелось встретиться через 5 лет. Ее направили на обследование врачи-гематологи, которые не могли понять природу «таинственных» и неожиданных кровоизлияний в самых различных участках тела. Миниатюрная, с детски наивным выражением лица девушка. С гримасой боли демонстрировала обширные кровоподтеки на руках и туловище. В ходе длительной беседы, наконец, созналась, что намеренно вызывала кровотечения — «хотелось внимания врачей, устала от непосильной работы». С этой целью незаметно для окружающих царапала слизистые носа, вызывала обильные кровотечения из горла, до боли щипала кожу, оставляя кровоподтеки, синяки. В отделении красочно рассказывала о своем трудном детстве, жестоком обращении со стороны мачехи, что привело к почти неодолимой тяге к фантазированию, частым переменам настроения, когда «все казалось серым и неинтересным, не хотелось жить». После производственного конфликта (порезала на раскрое отрез дорогого материала) очень расстроилась, почувствовала резкое головокружение, прилегла на кушетку с красным покрывалом — почти сразу возникло представление, что она умирает от массивной кровопотери, воображение нарисовало картину пышных похорон, траурной мелодии. А вскоре созрело решение «попасть в больницу для отдыха». Лишь длительная психотерапевтическая работа позволила преодолеть «бегство в болезнь».

Среди других важных качеств истерической личности следует иметь в виду чрезмерную эмотивность, обидчивость, капризность, повышенную внушаемость и самовнушаемость, развитый эгоизм и эгоцентризм. В условиях, когда поддерживается и культивируется жажда признания, при отсутствии сдерживающего начала пышно расцветает бравада, самолюбование, игра в «страдальца и мученика». Декларируемая потребность в общении с людьми оказывается чисто внешней: нет глубокой эмоциональной привязанности («любят себя в других»), обилие показного в поведении, страстное желание подчеркнуть свою особую впечатлительность и чувствительность. Окружающие описывают их как скандальных, самолюбивых и высокомерных субъектов, не брезгающих наушничаньем, стремящихся поссорить соседей, родственников друг с другом. Все их поведение определяется стремлением играть «командную роль», диктовать свои условия близким, знакомым. При наличии чрезмерной претенциозности и склонности эгоистически разрешать жизненные проблемы социальное побуждение «я хочу» сталкивается с малыми биологическими возможностями, и возникшее противоречие разрешается чаще всего в виде ложных компенсаторных реакций по типу «казаться лучше, чем есть на самом деле».

В умозаключениях истерической личности формальное превалирует над внутренним содержанием: для нее меньше значит, что она говорит, чем как говорит. Зачастую обнаруживается своеобразная «психологическая слепота» — категоричность утверждений и довольно легкий, быстрый отказ от собственных суждений. Объявляя себя врагами «серого, однообразного существования», они сами оказываются в повседневном общении скучными и надоедливыми из-за неуемной хвастливости, крикливости, капризности, постоянных претензий на оригинальность.

В целом прогноз при данной форме психопатии может оказаться довольно благоприятным при создании своеобразной «экологической ниши»: удачливый выбор профессии, вступление в брак с супругом, искуссно умеряющим претензии и богатую игру фантазии, содействуют смягчению претенциозности и «жажды признания». В зрелом возрасте при хорошей микросоциальной обстановке возможна длительная и стойкая компенсация истерических качеств.

Робинзон среди людей

Того не приобресть, что сердцем не дано.

Е. А. Баратынский

Речь идет о сборной группе шизоидных характеров, внешне существенно отличающихся друг от друга: робкие, застенчивые, мимозоподобные натуры — на одном полюсе и равнодушные, эмоционально тупые — на другом. Мелочным, язвительным, сухим педантам, отрешенным от окружающей действительности чудакам и мечтателям противостоят суровые, упорные в достижении поставленной цели натуры. Однако при всем многообразии такого шизоидного склада личности выступает основное их качество — выраженная отгороженность от реального мира, направленность не на внешний мир, а внутрь собственных переживаний (аутизм). Причудливой парадоксальностью своей эмоциональной жизни и поведения они производят впечатление людей странных и непонятных, от которых не знаешь, что ждать. Да и для самих шизоидных натур общение с окружающими сопряжено с усиливающимся чувством неловкости, напряжения: поэтому внешняя сухость, сдержанность манер, чопорность представляют собой потребность держать людей на расстоянии. Мир как бы отделен от них «стеклянной преградой» (по выражению Э. Кречмера), не позволяющей им смешиваться с обществом — человек привыкает жить в одиночку, робинзоном, среди бурлящих людских страстей.

Весь облик шизоида несет на себе налет причудливости и дисгармоничности: движения часто лишены пластичности, плавности, мимика и жесты вычурны, неожиданны, интонация голоса бесцветная, речь немодулированная и маловыразительная. Отсутствие эмоционального резонанса, сопереживания с окружающими существенно затрудняют межчеловеческие отношения. В отличие от психастенических натур, болезненно переживающих свою некоммуникабельность, шизоид не тяготится своим одиночеством: его замкнутость и скрытность определяются не робостью и застенчивостью, а желанием вступать в более теплые, Доверительные отношения. Складывающийся годами жизненный стереотип определяет их тягу к уединению, многочасовым раздумьям наедине с собой, сознательное ограничение от новых знакомств, избегание шумных мероприятий и увеселений. Отсюда проистекает очевидная предпочтительность увлечений и времяпрепровождения с тягой «на лоно природы», периодически возникающее стремление к уходу из городского шума и гама «в тайгу, к зверям» (как выразился один из наблюдаемых нами пациентов, который любил часами лежать на земле и следить за движением облаков, за полетом падающих с деревьев листьев и т. п.). Объективная значимость их знаний и увлечений бывает различной: иногда это одностороннее, неоправданное коллекционирование, другие демонстрируют упорную энергию в отстаивании оригинальных концепции и взглядов. Однако в любом случае характерно совершенное равнодушие к обыденным запросам, неприятие реальной жизни, желаний близких и родных. Несогласие с очевидностью мало волнует шизоида, и он без всякого смущения называет черное белым, если этого требуют его схематические логические построения.

Для него типична фраза Гегеля, сказанная в ответ на указание некоторого несоответствия его философской теории с действительностью: «Тем хуже для действительности».

Односторонняя направленность интересов связана со своеобразным внутренним миром шизоидной личности. Ее внимание привлекают, как правило, отвлеченные, сложные проблемы (о жизни и смерти, о происхождении мира, о природе человеческого сознания), причем даже простые вопросы в их изложении приобретают необычное и неожиданное освещение. В решении же обыденных, житейских вопросов они оказываются беспомощными и неподготовленными. Причудливость мыслительной деятельности сказывается в витиеватых, резонерских рассуждениях, склонности к символике, паралогическом обобщении полученных фактических данных, субъективном отражении реального мира, который воспринимается как в «кривом зеркале». Бедность внешних выразительных движений при одновременном наличии богатой мыслительной деятельности позволило Э. Кречмеру сравнить шизоидные натуры с лишенными украшений римскими виллами, ставни которых закрыты от яркого солнца, однако «в сумерках их внутренних покоев справляются пиры». Иногда они испытывают намерение поделиться с окружающими своей радостью или горем, но отсутствие отклика и понимания их переживаний в еще большей мере заставляет их уйти в себя.