Король серых - Ричард Кнаак

Волк облизывал его ладонь. В глазах его угадывалось истинное блаженство. Единственной радостью Серого — пусть даже этот Серый всего лишь животное — был стабильный, устойчивый облик. Джеремия понял, что они подвержены воздействию слишком многих живущих в реальном мире и потому обречены постоянно менять обличье. Неудивительно, что в итоге они оказывались всего-навсего эфемерными тенями. Ни одна форма не могла завоевать доминирующего влияния. Только при условии, что представления достаточно многих живых людей о некоем существе или некоей личности — вроде Лохнесского чудовища или Мэрилин Монро — совпадали, Серые получали шанс существовать в более или менее стабильной оболочке. В старину, когда кругозор людей был куда более ограничен, все было проще. Серые были, как правило, эльфами, карликами, привидениями, драконами. Теперь же человеческое общество было перегружено информацией, и одни и те же образы в сознании разных людей имели разные коннотации. Возможно, собственно даром живого воображения обладали немногие, однако сильно расширился набор средств, способных стимулировать и направлять игру этого самого воображения. Кино, телевидение, книги, игры, новости…

Несчастным призракам, должно быть, все время казалось, что их разрывают на части.

— Привет, — услышал Джеремия.

Волк отскочил в сторону и злобно зарычал на вновь подошедшего. Это было то самое обезьяноподобное существо, которое Джеремия видел еще в «Бесплодной земле».

— По-моему… Арос… ищет тебя.

Джеремия пока не горел желанием снова встречаться с этим ходячим трупом, а потому поспешил перевести разговор на другую тему.

— Кто ты? — спросил он.

Красные глаза-семафоры часто заморгали. Поколебавшись, обезьяноподобный проронил:

— Я не Горацио.

— У тебя есть имя?

— Не-е… думаю. — Он снова принялся часто-часто моргать. — А что, я могу получить собственное имя?

«Можешь ли ты получить имя?»

— Имя? Ты хочешь, чтобы я дал тебе имя?

— Ты единственный…

Джеремия невольно улыбнулся. Стало быть, одной из его привилегий было нарекать их именами.

— Какое же ты хочешь имя?

Глаза его нового знакомого радостно вспыхнули. Джеремия видел, что тот лихорадочно пытается сообразить. Казалось, где-то в глубине его существа происходила отчаянная борьба. Не это ли имела в виду Мэрилин, говоря об устойчивости? Так ли уж необходимо Серым его присутствие?

— Любое, — наконец изрек обезьяноподобный. Глаза его затуманились.

Любое…

«Ему так не терпится получить собственное имя, что ему все равно, какое это будет имя. Я могу назвать его Моргенстрёмом — ему плевать».

Впрочем, такого Джеремия не мог пожелать даже врагу. Вся его жизнь была связана с Чикаго, и в детстве он не раз бывал и в зоологическом саду в парке Линкольна, и в Брукфилдском зоопарке. При виде этого призрака в памяти его ожили образы обитателей обезьяньих вольеров, которые юному Тодтманну казались сказочными. Как же звали того, более других поразившего детское воображение? У него было какое-то немецкое имя. Он вспомнил, что животное несколько лет назад погибло. Как его звали?..

— Отто?

— Это мое имя? — Глаза призрака снова радостно блеснули.

— Э-э… ты хочешь, чтобы это было твоим именем? — Конечно, можно было найти и получше… Будь у Джеремии время, чтобы подумать, он выбрал бы другое.

— Отто! — взревел обезьяноподобный; остальные, включая волка, поспешили ретироваться в туманной дымке. — Отто!

— Если тебе не нравится…

Тень приблизилась. Ее форма стала чуть более отчетливой. Джеремию Тодтманна уже не удивляло, что обезьяньи черты теперь преобладали.

— Мое имя Отто.

Что ж, каждому свое.

— Стало быть, тебе нравится.

— Да. — Новонареченный Отто вопросительно склонил голову. — Однако Арос искал тебя.

Арос. Именно этого Серого Джеремии особенно не хотелось видеть, но он понимал, что рано или поздно этого не избежать.

— Разве Аросу неизвестно, где я?

— Не всегда.

Это было что-то новенькое. Джеремия уже привык считать Агвилану своего рода Санта Клаусом. «Он видит, когда ты спишь, он знает, когда ты просыпаешься…» Теперь выходило, что он ошибался. Возможности Ароса были ограниченны.

Видимо, его обезьяноподобный крестник изменился не только внешне, потому что он снова склонил голову набок и промолвил:

— Арос очень хочет достичь совершенства. Он пытается… делать то, что, на его взгляд, является правильным, но цель не всегда… оправдывает средства.

— Что это значит?

Отто покосился налево:

— Сюда идет Арос.

— Арос? — Джеремия посмотрел по сторонам, но никого не увидел.

— Всегда есть выход, — пробормотал Отто и — не успел Джеремия и рта раскрыть — испарился.

В тот же самый миг его взору предстал Арос Агвилана. Эта смена персонажей произошла столь стремительно, что можно было подумать, будто обезьяна Отто превратилась в долговязого Ароса.

— Ага, вот вы где! Надеюсь, Ваше Величество хорошо почивали.

— Да. — Джеремия предпочел умолчать о незваной гостье.

— Отлично! — На устах Ароса играла улыбка, чем-то отдаленно напоминавшая улыбку призрачной Мэрилин. — Нам еще предстоит многое сделать! Предстоит еще многое понять, прежде чем вы почувствуете себя уверенно в новом качестве.

В этот момент Джеремия Тодтманн меньше всего надеялся когда-либо почувствовать себя уверенно в роли, которую ему избрали, — особенно если советником его будет Арос Агвилана, а ворон будет продолжать строить свои козни, чем он занимался еще при Томасе О’Райане, а возможно, и раньше.

— Куда мы теперь?

— Разумеется, на бейсбол.

Они исчезли раньше, чем Джеремия успел удивиться.

Каллистра сидела за угловым столиком в клубе «Бесплодная земля», потягивая воспоминания об изысканном дорогом шабли, которое кто-то давным-давно выпил. Вино было таким же безвкусным, как и все, что здесь подавали, — по крайней мере для нее. Каллистра понимала, что, будь она настоящей, шабли показалось бы ей райским нектаром; в тот момент, однако, оно лишь напоминало о той пропасти, которая пролегла между ней и Джеремией Тодтманном.

— Здравствуй, Каллистра.

Оторвав взгляд от танцующих, среди которых живо представляла себя и Джеремию, она повернулась на голос. Это был обезьяноподобный, которого она время от времени видела в компании Ароса. Он сел напротив и по своей привычке принялся часто — почти в такт музыке — моргать. Каллистра отметила в своем визави какое-то новое качество, но в тот момент ей не очень хотелось разбираться, в чем именно состояла произошедшая в нем перемена.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});