Китайцы. Моя страна и мой народ - Линь Юйтан

в золотой вазе»), посвященного распутству, мужчины и женщины «Е соу пу янь» — славные, хорошие люди, которые станут идеальными мужьями и женами. Это произведение считается непристойным только потому, что его автор ставит мужчин и женщин в компрометирующие их ситуации. Однако в целом автор романа энергично защищает брак и семью и воспевает материнство. Такая точка зрения на секс иллюстрирует отношение конфуцианства к чувственности, как оно трактуется в трактате «Чжун юн».

Следовать учению «золотой середины» очень трудно, и об этом свидетельствуют крайности — по мнению людей Востока — западных теорий. Очень легко стать рабом теорий — национализма, фашизма, социализма и коммунизма, которые порождены чрезмерной индустриализацией. В результате легко забыть, что государство существует для человека, а не наоборот. В коммунистических странах считается, что отдельный человек — это член какого-либо класса или государственного организма. Такое государство теряет всякую привлекательность, особенно если иметь в виду конфуцианские рассуждения о непреложных истинах человеческой жизни. Вопреки любым системам индивид утверждает право на существование и стремление к счастью. Ибо право на счастье даже важнее всех политических прав. Фашистскому Китаю было бы очень трудно заставить образованных китайцев поверить, что мощь государства важнее, чем личное счастье. Люди, внимательно наблюдавшие за установлением коммунистической власти в провинции Цзянси, указали самую важную причину поражения коммунизма в Китае. Несмотря на то, что коммунизм намного превосходит феодализм, жизнь при коммунизме слишком регламентирована и крайне негуманна.

Однако культ рассудительности, породивший у китайцев ненависть к логическим крайностям, привел и к отрицательным результатам. Китайцы как нация неспособны доверять каким бы то ни было системам. Ведь система, как всякий механизм, принципиально негуманна, а китайцы ненавидят все негуманное. Отрицательное отношение к любому закону и правительству настолько сильно, что правление, основанное на законах, в Китае невозможно. Действующее строго по закону, нелицеприятное и истинно бескорыстное правительство никогда не добивалось у нас успеха, потому что люди отвергали его. Концепцию правления на основе законов выдвинули и развили китайские мыслители в III в. до н.э. Ее попытался реализовать Шан Ян (IV в. до н.э.) — на редкость успешный администратор, укрепивший царство Цинь и поплатившийся за это жизнью. Царство Цинь занимало территорию нынешней провинции Ганьсу, и есть основания считать, что частично оно было населено варварскими племенами. Система правления на основании законов позволила царству Цинь создать высокоэффективную военную машину, с помощью которой был объединен Китай. Империя Цинь в течение следующих примерно 20 лет распространяла свою систему на всю страну, но потерпела крах и была уничтожена. Строить Великую Китайскую стену было необходимо, но ее строили столь негуманными методами, что ближайший преемник Цинь Шихуана, императора-объединителя Китая, лишился власти и жизни в 206 г. до н.э.

Вместе с тем китайские гуманисты поддерживали принцип личной власти, а китайский народ всегда жил под управлением личной власти. По мнению конфуцианских книжников, недостатки системы, т.е. принцип цзин, всегда можно было восполнить принципом целесообразности цюань. Правлению на основе законов китайцы предпочли правление благородных совершенномудрых мужей-цзюньцзы — персоналистское, более гибкое и более соответствовавшее традиционным представлениям о гуманности. Слишком опрометчиво было бы предполагать, что в Китае достаточно благородных совершенномудрых мужей для управления государством. Столь же опрометчиво предполагать, будто, согласно демократическим принципам, истину можно найти, подсчитав на арифмометре неодинаковые мнения людей, которые не слишком склонны предаваться размышлениям. Ни одна из этих систем не совершенна, и это общепризнано. Однако система личной власти вроде бы во все времена отвечала китайским представлениям о гуманности, китайскому индивидуализму и любви китайцев к свободе.

Эта особенность — отсутствие системы — характеризует все наши общественные организации, государственную гражданскую службу, университеты, клубы, железную дорогу, судоходные компании, а также все прочие организации, кроме почты и таможни, которые контролируются иностранцами. Повсюду решающее значение имеет личный фактор, кумовство и фаворитизм. И лишь люди с холодной головой и «железным лицом» способны отбросить личный интерес и строго следовать законам в делах правления. Однако таких людей с «железными лицами» в Китае не очень любят, потому что они плохие конфуцианцы. В итоге стало окончательно ясно, что китайцам недостает социальной дисциплины, и это самая роковая черта китайского характера.

Таким образом, китайцы совершают ошибки потому, что они слишком гуманны. Ибо желание быть благоразумным соответствует природе человека. У англичан сказать человеку: «Будь благоразумным!» — значит взывать к его природе. В «Пигмалионе» отец цветочницы Дулиттл выпрашивает у профессора Хиггинса 5 фунтов и при этом заявляет: «Разве это правильно?.. Дочь принадлежит мне. Теперь она ваша. А мне что остается?». Дулиттл фактически действует согласно китайским представлениям о гуманизме, когда он, клянча 5 фунтов, отказывается от предложенных Хиггинсом 10 фунтов. По словам Дулиттла, лишние деньги принесут ему несчастье, а истинный гуманист просит деньги только для того, чтобы испытать радость, купив на них немного выпивки. Другими словами, Дулиттл — конфуцианец: он знает, что ему нужно, чтобы быть счастливым, и ему этого довольно.

Благодаря стремлению всегда быть благоразумными, китайцы развили способность к компромиссу, и это тоже плод учения о «золотой середине». Когда англичанин не знает, куда отдать учиться сына — в Кембридж или в Оксфорд, — он, возможно, просто-напросто отправит его в Бирмингем. И сын, выехав из Лондона и прибыв в Блетчли, направится не на восток — в Кембридж и не на запад — в Оксфорд, а прямо на север — в Бирмингем, тем самым придерживаясь принципа «золотой середины». Поездка в Бирмингем имеет некие преимущества: он достиг цели, не оскорбив ни Кембридж, ни Оксфорд. Если такое применение учения о «золотой середине» понятно, то можно понять игры китайских политиков за последние 30 лет и с закрытыми глазами предсказать результат любой китайской политической декларации. И эти литературные фейерверки уже не будут страшны.

Даосизм

Однако в полной ли мере конфуцианская гуманность отвечает надеждам и чаяниям китайцев? Ответ и утвердительный, и отрицательный. Если бы это было так, если бы конфуцианство удовлетворяло запросы подсознания, то в китайской душе не осталось бы места для даосизма и буддизма. Конфуцианский идеал «золотой середины» прекрасно подходит обычному человеку, неважно, носит ли он чиновничий халат или отбивает чиновникам земные поклоны.

Но есть и другие — те, кто не в чиновничьем халате, не отбивает земные поклоны носителям власти. У таких людей душа запрятана глубоко, конфуцианство до нее не доходит. Конфуцианство — в строгом смысле этого понятия — слишком ортодоксально, слишком благоразумно и слишком правильно. У человека могут быть скрытые желания, например, расхаживать по улицам непричесанным, но конфуцианство этого