Рысь - Урс Маннхарт

24

На следующий день, пока Беньямин Геллерт встречался в Шпице с Надей Орелли, чтобы обсудить концепцию и материальное обеспечение передвижной выставки «Про Натуры» о рысях, волках и медведях, пока Улиано Скафиди гулял по Базелю, а Юлиус Лен – по Берну, Ник Штальдер стоял с рюкзаком, ручной антенной и приемником у дверей станции, жевал круассан с ореховой начинкой и уверенными движениями сметал с ветровки крошки слоеного теста. Ханс Цуллигер вышел из-за угла дома, радостно поздоровался и остановился.

– Посылочка до востребования, – усмехнулся он.

– Ага, – вяло отреагировал Штальдер. – Моя машина в сервисе. В понедельник еду в Копенгаген, так что приходится ждать, пока меня заберет Шпиттелер.

– Поедешь со Шпиттелером? – Цуллигер сильно удивился. – Пока он приедет, ты еще не один круассан успеешь умять.

Подойдя чуть поближе, Цуллигер вытер правую руку о штаны, чтобы почесать ею щеку.

– Шпиттелер просто так приезжать не станет. Неужто рысь первых овец задрала?

Подтвердив предположение Цуллигера, Штальдер всем видом дал понять, что отнюдь не радуется предстоящей поездке вместе с егерем к разгневанному фон Кенелю.

Последний день перед отъездом в Копенгаген Штальдеру хотелось провести исключительно за подготовкой к конгрессу – теперь об этом можно было забыть. Но он хотел, чтобы за Шпиттелером хорошенько присматривали, когда тот вместе с фон Кенелем начнет заполнять бланк об ущербе, якобы нанесенном рысью, и уверенней всего Штальдер чувствовал себя, взяв дело в собственные руки.

Ханс Цуллигер уже давно распрощался со Штальдером и исчез в хлеву, когда Карл Шпиттелер с незначительным опозданием подъехал к станции. Его внедорожник «субару», регулярно используемый вне дорог, резко затормозил у дома Цуллигеров. Шпиттелер перегнулся через пассажирское сиденье и открыл правую дверцу. Штальдеру сразу бросились в глаза мощное туловище Шпиттелера и резкость движений. Только потом он разглядел и лицо – широкое, грубо вытесанное, небритое, хотя и не особенно бородатое. Глаза без единого проблеска света.

Штальдер и Шпиттелер поздоровались, как здороваются те, кто знают: им не надо много говорить, чтобы понять, что говорить не о чем. Штальдер сел в машину и странным образом испытал уверенность и удовлетворение, оттого что, как он и ожидал, Шпиттелер был не в духе.

Пристегиваться Шпиттелер явно считал излишним. Руль держали руки, пальцы которых редко двигались по отдельности.

Пассажирское сиденье было покрыто бежевой, тухло пахнущей овчиной. Вероятно, и на водительском кресле лежала такая же, однако за широким туловищем Шпиттелера ее было не разглядеть. Маленькая ароматизирующая елочка, что болталась под зеркалом, не могла скрыть, что в этой машине мертвых зверей возили чаще, чем живых.

Сначала они долго молчали. Штальдер то и дело порывался что-нибудь сказать, но потом передумывал. Он знал, что Шпиттелер, как всегда, уверен, будто задранные овцы фон Кенеля – рысьих лап дело. Все знали, что Шпиттелер против рысей, и лишь он сам настойчиво убеждал зоологов и Беннингера в обратном. Штальдер считал Шпиттелера прирожденным талантом в противоречивой риторике. Если не считать того, что он имел дело с влиятельным егерем, то Штальдеру все эти годы нравилось слушать парадоксальные речи своего теперешнего соседа.

– У вас вся первая половина дня свободна? – спросил Штальдер, когда вокруг не было помех движению и машина ехала прямо.

– А зачем это мне вся первая половина? – буркнул Шпиттелер, не отрывая глаз от дороги.

– Вдруг придется везти овец в Берн, – пояснил Штальдер, и их взгляды на мгновение встретились. – Если причина смерти будет неясна, то придется устанавливать ее в Бернском ветеринарном госпитале.

Шпиттелер следил за дорогой, не обращая внимания на Штальдера.

– Что там устанавливать-то, – проворчал он. – Я знаю фон Кенеля. Он не ошибется, увидев овцу, задранную рысью. Ведь у него прошлым летом…

– Прошлым летом у него погибли две овцы, причину смерти которых так и не удалось установить. Потому что они сгнили.

– Сегодняшние не сгниют. Он их два дня назад нашел.

– И как они выглядят?

– Одну рысь просто убила, а другой и полакомилась.

Штальдер ничего не отвечал, только смотрел – почти таким же ничего не выражающим взглядом – на дорогу, изредка поворачивая голову налево, где на уровне его глаз во рту Шпиттелера, словно кусок дубовой коры, торчал коричневый клык.

Знакомы они были не понаслышке. Прошлым летом им неоднократно доводилось совместно выезжать на пастбища в Ленке, над Цвайзимменом или близ Больтигена и рассматривать недавно убитых, разодранных на куски, частично сгнивших или почти целиком обглоданных овец. Шпиттелер прекрасно знал, что Штальдер неподкупен, что он подпишет бланк и запишет мертвых овец на счет рысей лишь в том случае, если основанием послужит научная экспертиза.

Экспертиза мертвых овец требовалась овцеводам, поскольку лишь с этим документом они могли рассчитывать на возмещение убытков. Компенсация была чуть выше стоимости мяса. А предъявитель заверенной родословной племенного животного получал, соответственно, стоимость племенной овцы. Однако экспертиза была чрезвычайно важна и для проекта. Если рысь задирала за сезон пятнадцать домашних животных, ее разрешалось отстреливать в радиусе пяти километров от пастбища.

В полном молчании доехали они до Мечграбена на окраине Ленка, где располагался двор фон Кенеля. Двухэтажный дом с зелеными ставнями, каменным цоколем и верхними этажами из темного дерева горделиво возвышался над округой. Справа и слева от входной двери хранились ровно нарубленные и аккуратно сложенные дрова, между хлевом и домом виднелась накрытая досками навозная яма. Сразу за домом начиналась тропа, ведущая к пастушьей хижине фон Кенеля высоко на Мечфлуэ, под горным гребнем, что тянется от Альбристхорна до перевала Ханенмос.

Шпиттелер хотел припарковаться у сарая, но там уже стояла какая-то колымага с номерами кантона Аргау. Шпиттелер что-то злобно буркнул и поставил машину с другой стороны дороги.

Их подъем по лесу к хижине фон Кенеля начался безмолвно. Лишь когда они вышли на поляну и Штальдер достал ручную антенну, Шпиттелер поинтересовался, сколько рысей обитает в Ленке.

Ничего не отвечая, Штальдер безучастно оглядел окрестности, покрутил антенной над головой и одну за другой попробовал поймать все частоты рысей. На пятой частоте обычное потрескивание сменилось сигналом. Штальдер приостановился, немного изменил частоту и повел антенной, так что сигнал стал четким и непрерывным.

76,1 – канал Тито.

Штальдер выключил приемник, опустил антенну и немного помедлил, прежде чем сообщить, что неподалеку от них находится Тито.

Шпиттелер вспомнил, что ему уже доводилось слышать это имя.

Штальдер снова ничего не ответил и проверил остальные частоты. Шпиттелер недоверчиво поглядывал на него.

Сигналы рыси, задиравшей овец в прошлом году, не предвещали ничего хорошего. А их источник находился неподалеку от пастбища фон Кенеля. Больше всего Штальдера раздражало то, что сигнал исходил от Тито, право на отстрел которого однажды уже выдавали, отчего в этом году самца могли отстрелить уже после двенадцатой задранной жертвы. Это было прописано в проектном договоре, об этом Марианна и Пауль Хильтбруннеры договорились с министерством.

Штальдер ненавидел подобные ситуации, когда ему приходилось руководствоваться некими решениями, принятыми другими людьми, которые вынуждены были пойти на компромисс из-за уязвленного самолюбия, из-за желания втереться в доверие или по другим, противоречащим штальдеровской логике мотивам. Для Штальдера не было никаких сомнений в том, что в Швейцарии защищают медведей, волков и рысей, и потому он считал безумием давать право на отстрел зверей через двадцать лет после их заселения.

Штальдеру пока не хотелось выверять сигнал, и он бодро двинулся вперед, опережая Шпиттелера. Лес еще даже не поредел, когда перед ними, посреди дорожки, выросла овца. Не двигаясь с места, она разглядывала их любопытными глазами.

– Если фон Кенель так мало о них заботится, то нет ничего удивительного, что их задирают, – прокомментировал Штальдер.

– Я сильно удивлюсь, если эта овца из его стада, – отреагировал Шпиттелер.

Без особого труда они погнали овцу вперед. Та побежала перед ними, словно ждала их прихода. Прежде чем тропа окончательно вышла из леса – они шли уже с три четверти часа, – показалась еще одна овечка, а вскоре и небольшая полянка с хижиной, которая явно заинтересовала Шпиттелера. Штальдер на эту хижину прежде внимания не обращал. До домика фон Кенеля было еще идти и идти.

– Они тут недавно, – сказал Шпиттелер, рассмотрев новую изгородь. – Я бы глянул.

Штальдер двинулся следом за широко шагавшим Шпиттелером. Дойдя до хижины, они остановились. До них доносились звуки музыки. Через плечо своего спутника Штальдер заглянул в открытую дверь. Когда его глаза привыкли к полутьме, он разглядел темную кухонку, половник, грязные прихватки и висевшую по стенам гнутую металлическую утварь.