Рысь - Урс Маннхарт

Но еще до этого к Рустерхольцу вернулось сознание. Он ничего не чувствовал, не мог пошевелиться. Не знал, где он. Ощущал лишь, что дышит и лежит в снегу. И не чувствует пальцев. Поднять руки удалось не сразу. Что стряслось с ногами, он даже не догадывался. Если они у него вообще еще были. Онемевшими руками он попытался выкопать, выцарапать ноги из-под снега. Но после трех пригоршней сдался. Снег был тверд как камень, ноги оказались забетонированы, и откапывать их можно было вечно. Он откинулся на снег, осмотрелся вокруг. Увидел Лауэненское озеро и первые рассветные лучи. Внезапно вспомнил, почему он в снегу. Обнаружил рядом с собой что-то твердое. Свою винтовку. Стал откапываться прикладом и вскоре освободил ноги. На не сгибающихся, чужих конечностях он медленно поплелся в сторону Хундсрюгга.

Днем брат Эрнст растолкал Рустерхольца, потому что кто-то стоял у дверей и хотел забрать жижеразбрасыватель. У Фрица уже ожили пальцы рук, но пальцы ног по-прежнему оставались занемевшими. Он не знал, сколько времени пролежал в снегу. В полузабытьи он показал фермеру починенный разбрасыватель. Клиент задал несколько вопросов, остался доволен и оплатил работу. Когда Эрнст спросил о глубоких порезах на лице и причине его позднего возвращения, Фриц промолчал. И поклялся больше никогда в жизни не ввязываться в подобное преследование.

21

Одетый как обычно, Райнер Вакернагель – никто не знал, одна ли у него рубашка, один галстук или бессчетное множество одинаково белых рубашек и одинаково красных галстуков – сидел на залитой солнцем террасе своего отеля, задумчиво глядел на Лауэненское озеро и узкую Гельтентальскую долину, над которой собирались кучевые облака, любовался водопадом Тунгельшус, который теперь, в период таяния снегов, с особой мощью разбивался о скалы под Хюэтунгелем, снова переводил взгляд на развернутые перед ним планы ландшафтного дизайнера и вписывал вдоль петляющего русла Луибаха какие-то цифры и слова. У одного из дальних столиков Соня ловко обслуживала семью, отдыхавшую после прогулки по Гельтентальской долине.

Марк Феннлер вышел на террасу с рюкзаком, косо свисавшим с правого плеча. Вид у него был озабоченный.

Увидев Марка, Соня радостно ему улыбнулась. Марк поднял глаза, помахал ей рукой и снова повесил голову. Дойдя до террасы, он двинулся не к Соне, а к столику Райнера Вакернагеля, скинул рюкзак с плеча. На бросившуюся к нему Лайку даже не обратил внимания.

– Мне нужен номер, – проговорил Марк не свойственным ему тихим и задумчивым голосом.

Лайка гавкнула. Марк слегка ее потрепал.

Райнер Вакернагель взглянул на юношу так, будто впервые видел его, и обнаружил на лице Марка отчаяние.

Подошла Соня, вопросительно взглянула на своего друга и поинтересовалась, что стряслось.

– Отец выгнал меня к чертовой матери.

Марк говорил почти беззвучно, склонившись к собаке, словно та понимала его лучите всех.

– Рассказал ему о призыве, о рентгене и так далее. Что хочу поступать в театральное училище в Тичино.

Марк умолк, его собеседники ждали продолжения.

– А он в ответ – чтобы духу моего больше дома не было.

Некоторое время царило молчание, даже Лайка прикусила язык, слышны были только рокот Тунгельшуса и смех детей за дальним столиком.

– Ничего, как-нибудь обойдется, – громогласно утешил Марка Райнер Вакернагель, хлопнув его по плечу. – Дай ему поостыть. С мамой твоей поговорить. У нее-то на этот счет будет другое мнение.

– Мамино мнение у нас ничего не значит, – возразил Марк. – Отцу никто перечить не смеет. Наверно, он бы и ее давно выгнал, не будь они женаты.

– Да, папаша у тебя… – начал было Райнер Вакернагель, но осекся, видимо, сообразив, насколько бесполезно говорить что-либо об Альбрехте Феннлере.

Марк взглянул на Вакернагеля, пытаясь понять, не слишком ли многого просит, правильно ли поступает.

– Общинный секретарь Таннер сказал, что твоя мать собирается по выходным подрабатывать на парковке, чтобы отпугивать моих постояльцев.

– Да, ей дали эту работу, – отозвался Марк, стыдясь, что именно его мать взялась исполнять решение, принятое общиной в ущерб Вакернагелю, но и обрадовался, потому что так можно было сменить тему. – Мама совершенно не против тебя. Эта работа нужна ей, чтоб быть вне дома. Подальше от отца.

– Я знаю, что она не против меня. Не переживай. Рад, что она будет работать на парковке. В ста метрах от твоего номера.

– Значит, у меня будет номер?

– Для этого рюкзака отдельного номера не надо. А если Соня согласна, можешь подселиться к ней, – рассмеялся Вакернагель, переведя взгляд на девушку.

– До конца октября я его точно вытерплю, – ответила Соня и, поцеловав Марка, притянула его к себе. – А если осенью ты не поедешь в Тичино, то поедем вместе в Центральную Швейцарию, и я наконец научу тебя кататься на доске.

– Только не сноуборд! Лучше помоги мне перетащить вещи из багажника.

– Из багажника? – удивился Вакернагель. – С каких это пор ты обзавелся машиной?

– С давних, – ответил Марк. – «Опель корса». Хоть и без техосмотра, зато очень клевый. Придется на него еще немного потратиться – свечи, может, поменять.

Такие подробности Вакернагеля, похоже, не интересовали.

Марк глянул в сторону скрытой за елями парковки.

– Может, мама еще сегодня с отцом переговорит, – задумчиво произнес он. – Не знаю.

Самому Марку в это не верилось, однако ему хотелось намекнуть Вакернагелю, что он тут, возможно, и ненадолго.

– Насколько мне известно, разговоры с твоим отцом – вещь нелегкая.

Райнер Вакернагель снова склонился над планами ландшафтного дизайнера и задумался.

– А не хочешь ли у меня поработать? В моем природном парке.

– В природном парке? – переспросил Марк.

Райнер Вакернагель ковал, пока горячо.

– Я тебе про него при случае расскажу, но, если у нас все сложится, и ты согласишься, можешь взамен рассчитывать на стол и кров. Хотя мне еще надо подумать. Ты пока переноси вещи из «опеля».

Не зная, бояться ему грядущей работы или радоваться, Марк поблагодарил Вакернагеля за доверие.

Когда он проносил мимо Вакернагеля первую сумку, тот жестом остановил его.

– И когда будет время, расскажешь мне, что ты там с театром задумал.

– Что задумал? – спросил Марк, поставив сумку на соседний столик. – Играть, – нерешительно добавил он. – Хочу быть другим, а не оставаться все время самим собой.

Райнер Вакернагель пристально взглянул на него.

– Ты мне об этом потом расскажешь, не сейчас. Относи вещи к Соне в комнату и… – Вакернагель снова склонился над планами.

– Потом, – тихо повторил он. – Когда придумаешь ответ получше.

22

Левой рукой Альфред Хуггенбергер держал руль, правой – рычаг переключения передач. И не сводил глаз с машины с антенной на крыше, что ехала в ста метрах перед ним.

Хуггенбергер ухмылялся. Если Глуцу действительно удалось подстрелить рысь у Низена, о чем общинный секретарь Таннер рассказал ему в «Тунгельхорне», значит, пора двигаться дальше, переходить к радикальным мерам. Теперь он не только проткнет колеса.

Хуггенбергер был в прекрасном настроении. И изрядно пьян. На этот раз он и впрямь сыграл с Максом Пульвером в ясс [15] . чтобы снять раздражение после разговора с отцом. Он сунул отцу под нос два предложения от профессиональных установщиков ограждений. Но старый Хуггенбергер лишь осведомился о цене и заявил, что забор они будут ставить сами. А это означало дополнительное рабочее время. Несчетные часы, которые Хуггенбергеру хотелось провести в поисках рыси.

Поиски эти, однако, не будут продолжительными – на сидении ехавшей впереди него машины Хуггенбергер видел карты зоологов. Он был уверен, что на этих картах обозначены различные лежбища рысей. Когда он узнает, где любят отлеживаться эти твари, ему останется лишь запастись терпением. Причем тогда он подстрелит не просто рысь, а рысь с передатчиком. И первые полосы всех швейцарских газет ему обеспечены. Он уже представлял, что сидит в «Тунгельхорне» за одним столом с Фенил ером, Таннером, Пульвером, Бюхи и, быть может, поверженным Рустерхольцем и, потягивая пивко, внезапно натыкается на статью в «Блике» о нем и его рыси.

Когда машина с антенной на крыше свернула на Вайсенбах, Хуггенбергер поддал газу, чтобы не потерять ее из виду. Однако она уже скрылась за домами. Он не хотел бросаться в глаза, поэтому не стал поворачивать там же. Оставшись на главной дороге, он сбросил скорость и оказался как раз на нужной высоте, чтобы увидеть, как преследуемая им машина заехала на парковку. В Вайсенбахе Хуггенбергер не ориентировался. Однако знал сыродельню Оскара Боненблуста, продукция которой славилась по всей Зимментальской долине. И знал гравийную площадку, на которой припарковался почтальонский «фиат».

Чтобы скоротать время, Альфред Хуггенбергер отправился в неизвестное ему прежде заведение «Лошадка», выдул три кружки пива, хлопал по чьим-то плечам, жал чьи-то руки, курил чужие «Мэри Лонг» и любовался женскими прелестями – даже если речь шла всего лишь о предплечьях, выступающих из-под коротких рукавов и неглубоком вырезе у хозяйки с заячьим личиком.