Маковое Море - Амитав Гош

— …ох, добраться б до него, ввек не забудет…

— …уж я б распахал ему задницу почище собственной земли…

Чтобы попасть в зал заседаний, надо было подняться по лестнице и миновать путаницу коридоров. Гул голосов свидетельствовал о том, что процесс собрал множество публики.

Нил знал, что его дело вызывает интерес, однако не был готов к зрелищу, представшему его глазам. Судебный зал имел форму чаши, по стенкам которой расположились зрительские ряды, а на дне — свидетельское место. С появлением раджи гам резко стих; с амфитеатра плавно спорхнули последние отголоски, среди которых отчетливо прозвучал шепот: «Ага, расхальский Роджер! Наконец-то!»

Мистер Дафти сидел в первых рядах, занятых белыми, а дальше пространство заполнили лица друзей, знакомых и родни. Здесь были все члены Ассоциации бенгальских землевладельцев и бесчисленные родичи, сопровождавшие Нила на его свадьбе. Казалось, на процесс собрались все мужские представители высшего класса и земельной знати.

В стороне Нил заметил своего адвоката мистера Роуботэма, который с показной уверенностью его приветствовал, а затем церемонно препроводил к месту обвиняемого. Едва раджа уселся, как бейлифы стукнули жезлами, возвещая выход судьи. Как и все, Нил склонил голову, но затем увидел, что место судьи занял не кто иной, как его честь мистер Кендалбуш. Зная о его дружбе с судовладельцем, раджа обеспокоился:

— Как же так? Ведь он приятельствует с мистером Бернэмом!

— Что с того? — поджал губы адвокат. — Судья известен своей неподкупной честностью.

Глянув на скамьи присяжных, Нил обменялся кивками со знакомцами. Из двенадцати англичан по меньшей мере восемь знали его отца, а кое-кто присутствовал на обряде Первого риса[42] его сына. Гости дарили мальчику золотые и серебряные вещицы, изящные ложечки и чашки, а один преподнес китайские эбеновые счеты, украшенные нефритом.

Мистер Роуботэм пристально посмотрел на раджу и шепнул:

— Есть еще новость. Боюсь, весьма неважная…

— Что такое?

— Утром я получил бумаженцию от прокурора. Он намерен предъявить новое свидетельство — письменные показания под присягой.

— Чьи?

— Дамы, лучше сказать, женщины, которая уверяет, что имела с вами связь. Кажется, танцовщица… — адвокат вгляделся в бумагу, — по имени Элокеши.

Нил ошеломленно посмотрел на зал и увидел опоздавшего шурина, который уселся на задах. На миг возникла жуткая мысль, что вместе с ним пришла Малати, но потом раджа облегченно вздохнул — шурин был один. Если прежде Нил сетовал на женину строгость в соблюдении кастовых правил для женщин, то сегодня ей возрадовался, ибо предательство любовницы на глазах супруги только усугубило бы кошмар ситуации.

Именно эта мысль помогла выдержать пытку невероятным свидетельством Элокеши, красочно поведавшей не только о беседах раджи с мистером Бернэмом, но и обстоятельствах, в которых о них узнала. Описания плавучего дворца, каюты и даже простыней были так подробны, если не сладострастны, что каждое откровение публика встречала изумленным вздохом, ошеломленным возгласом или взрывом смеха.

После чтения показаний измученный Нил спросил адвоката:

— Когда вынесут приговор? Сколько продлится суд?

— Недолго, любезный раджа, — вяло улыбнулся мистер Роуботэм. — Недели две, не больше.

*

Когда Дити с Калуа подошли к реке, они поняли причину утренней спешки дуффадара: водную гладь заполонила огромная флотилия, медленно подходившая к причалам. Возглавляла ее группа пулваров — одномачтовых лодок, снабженных парусами и веслами. Эти пронырливые суденышки всегда шли впереди основной массы кораблей — они разгоняли встречные лодки, выискивали фарватер, помечали песчаные банки и отмели. Следом двигались штук двадцать пател — больших речных кораблей, размерами не сильно уступавших океанским, с полным комплектом парусов на обеих мачтах — брамселем, триселем и марселем.

Дити и Калуа тотчас поняли, откуда пришла флотилия, доставившая на калькуттский аукцион продукцию гхазипурской опийной фабрики. Внушительная охрана рассредоточилась на юрких пулварах, которые пришвартовались за час до подхода каравана. Высыпавшие на берег охранники палками отогнали зевак, расчищая место для стоянки величавых пател.

Флотилией командовали два англичанина, помощники управляющего Рукодельницы. По традиции старший помощник шел на головном судне, а другой замыкал строй. Эти два самых больших корабля занимали почетные причальные места, которых для всех судов не хватало, и потому другие пателы бросали якорь на фарватерной стоянке.

Охранники оцепили пристань, что не помешало собраться толпе зевак, желавших поглазеть на корабли-красавцы. Они впечатляли даже днем, а вечером, когда на них зажигали фонари, являли собой такое зрелище, от которого мало кто из горожан мог удержаться. Под тычками палок толпа временами расступалась, чтобы дать дорогу местной знати, желавшей засвидетельствовать почтение командирам флотилии. Одним в аудиенции отказывали, других удостаивали коротким приемом на борту; иногда кто-нибудь из англичан выходил на палубу поблагодарить за оказанное уважение. При каждом их появлении толпа напирала, чтобы поближе разглядеть чудные сюртуки и брюки, черные цилиндры и белые галстуки.

С приходом ночи толпа рассосалась, и самые упорные зрители, среди которых были Дити с Калуа, смогли приблизиться к величавым кораблям. Из-за духоты иллюминаторы в каютах были гостеприимно открыты для ночного ветерка, что позволяло разглядеть англичан, сидевших за трапезой не на полу, но за столом с яркими свечами. Причальная публика завороженно следила за двумя едоками, которых обслуживала дюжина лакеев. Пихаясь, зрители обсуждали меню:

— …Эва, катхал[43] уминают, вишь, режут…

— …Сам ты катхал, дубина, это козья ляжка…

Внезапное появление портовых полицейских заставило соглядатаев броситься наутек. Укрывшись в тени, Дити и Калуа смотрели на полицмейстера, вразвалку подошедшего к трапу. Добродушный толстяк был весьма недоволен тем, что его потревожили так поздно. Над рекой плыл его раздраженный оклик:

— Ну? В чем дело? Кому я понадобился в такой час?

Ему ответили на бходжпури:

— Вас обеспокоил командир охраны, господин полицмейстер. Соблаговолите подойти к моему пулвару.

Дити тотчас почуяла неладное, ибо голос показался знакомым.

— Калуа, беги к отмели, — зашептала она. — Кажется, я знаю того человека. Если нас увидят, быть беде. Давай, спрячься.

— А ты?

— Ничего, прикроюсь сари. Все будет хорошо, не волнуйся. Разузнаю, что к чему, и приду. Ну же, беги!

В сопровождении двух денщиков, несших горящие ветки, полицмейстер подошел к краю воды. Свет упал на человека в лодке, и Дити его узнала: это был сирдар, пропустивший ее на фабрику в тот день, когда мужу стало плохо. Интересно, что ему нужно от начальника портовой полиции? Снедаемая любопытством, Дити подобралась ближе и услышала обрывки фраз:

— …выкрал ее с погребального костра… недавно обоих видели у храма Амбаджи… мы с вами одной касты… вы понимаете…

— Горе-то какое! — ответил голос полицмейстера. — Чем могу служить? Сделаю все, что в моих силах…

— … Бхиро Сингх щедро оплатит вашу помощь… вы же понимаете: поругана честь семьи, только их смерть ее восстановит…

— Я отдам приказ. Если они здесь, их поймают, не сомневайтесь.

Больше подслушивать не имело смысла, и Дити бросилась к отмели, где ее ждал Калуа. Там она и выложила новость: родичи покойного мужа как-то прознали, что они в Чхапре, и хотят их поймать. Даже на день оставаться здесь опасно.

Калуа внимательно слушал и вопросов не задавал. Потом они молча лежали на песке, глядя на ущербную луну. Наконец совиное уханье смолкло, и удод возвестил о приближении утра. Вот тогда Калуа тихо сказал:

— Гирмиты отплывают на рассвете…

— Ты знаешь, где причален их корабль?

— За восточной окраиной.

— Вставай. Пошли.

Держась подальше от реки, они сделали крюк через центр городка, где их облаяли своры бродячих собак. На восточной окраине их остановил будочник, который принял Дити за гулящую и вознамерился затащить в свою сторожку. Дити не стала его разубеждать, а просто сказала, что всю ночь работала и не может пойти с ним, пока не ополоснется в реке. Взяв обещание вернуться, будочник ее отпустил, и к восходу солнца беглецы были уже далеко. Они вышли к реке в ту минуту, когда корабль с переселенцами отдал швартовы; на палубе дуффадар командовал подъемом парусов.

— Рамсаран-джи! — По песчаному склону Дити и Калуа бросились к реке. — Подождите!..

Дуффадар обернулся и узнал великана. Разворачивать корабль было уже некогда, и вербовщик помахал рукой: