Восхождение богов (СИ) - Пар Даша Игоревна "Vilone"

— Почему он? Почему не Никлос?! — не выдержала я, когда подошли к концу. Оставалось последнее воспоминание и девочка, ради которой залезла в заброшенный дом в поисках куклы. — Разве вы не хотите разорвать нашу связь, чтобы Ктуулу было легче получить его?!

— Так ты подтверждаешь, что связь есть? — рассмеялась Туула, выводя ребёнка на середину комнаты. — Разве драконы полигамны? Я думала, ты любишь только Артана.

— Не извращай мои слова. Ты поняла, что я имею ввиду, — ответила с раздражением, отмечая, как именно Туула отреагировала на мои слова. Стало ясно, что она не просто так взялась за Артана. Это была игра с двойным, а то и с тройным дном.

— Я хотела почувствовать твою невинную любовь, Селеста. Первая любовь — самая сладкая. Настоящее пиршество. Между тобой и Никлосом никогда такого не было. Вас окутывают иные чувства. С такими я уже сталкивалась и мне они не интересны, — она всплеснула руками, обращаясь к девочке. — О, вот бедняжка! Одна из тех, кто совсем покинут этим миром. У неё не осталось ни друзей, ни родных. Одна-одинёшенька. Если её не станет — ничто не будет потревожено. Белый листочек. Таким можно и пожертвовать ради особенно ценного воспоминания.

— Какого? Всё самое стоящее ты уже забрала, — горько дались мне эти слова.

Но это было правдой. Я ощущала небывалую пустоту в сердце, будто его препарировали острыми скальпелями и удалили самые важные мышцы, оставив после себя пустоты, которые теперь как свежие раны ныли, напоминая об утраченном.

— Я хочу увидеть ваш последний раз. Ведь вы были вместе после утраты слияния? Знаю, что были. Так покажи это.

— Нет.

И я сама вздрогнула, как отчаянно прозвучало это слово. Перед глазами встал тот день, тот момент, когда мы отбросили всё и вернулись к самой сути наших отношений. Мы приняли потерю слияния и попытались отыскать нечто бо́льшее в нас самих. Только истина. Только правда. Забыть это — значит перечеркнуть и остальное. Испытанные эмоции говорили, что мы существуем. Но Туула планировала лишить меня всего.

— Давай, я убью её ради вашей любви!

Палец вечной прямо на глазах удлинился, заостряясь, и она аккуратно убрала с девичьей шейки локоны, нежно царапнув прямо над бьющейся жилкой. Девочка всхлипнула сквозь сон, пожевав сомкнутые губки, но вскорости вновь успокоилась.

— Ты думаешь, это уничтожит меня? Сотрёт в пыль? Думаешь, я расплавлюсь как масло на раскалённой сковороде?! Не выйдет! Мы создадим новые воспоминания! Новые чувства и эмоции! Мы взорвём реальность нашей любовью, а вот ты останешься ни с чем! Думаешь, я не понимаю, почему ты так вцепилась в нас? У тебя этого никогда не было! Ты никогда не была невинной, никогда не влюблялась и не любила по-настоящему! Ты так изголодалась, что уже неспособна насытиться, потому что чрево твоё — пустое! — крик звенел в комнате и если бы могла, то вскочила бы и сама зашвырнула бы в неё это воспоминание, но вместо этого только пригласила странно застывшую Туулу к себе. — Иди же, ну! Забирай, коли так хочешь этого!

И она забрала. Резко подскочив ко мне и впившись когтями в виски, царапая кожу. В моей голове будто бомба взорвалась, так жёстко вечная вытягивала наружу все оставшиеся крохи, целиком стирая что-то очень важное, что-то настоящее, с привкусом надежды и солнца. Пустота холодила мои вены, и я обхватила себя руками, дрожа как цыплёнок, выбравшийся из яйца.

Ничего нет. Даже памяти о том, что она выбрала. Последнее воспоминание было отнято целиком. И если про остальные хотя бы знала, что она забрала, здесь же не было ничего.

— Не будь такой проницательной, дорогуша, — прошептала она печально. — Не стоит злить вечность. Она может дать сдачи.

Мои губы пересохли от крика, а из глаз ушёл огонь. Я чувствовала себя полностью выжатой, как тряпка, повешенная на верёвку после мойки. Ветер гоняет из стороны в сторону, но внутри ничего нет. Я пуста.

— Вот и закончилась наша игра. Ты… победила? — спросила Туула, наклоняя голову, пока ребёнок возвращался в постель.

За время игры среди туч всё чаще гремели громовые раскаты. Скоро пойдёт дождь.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Не получив ответа, вечная ухватила меня за подбородок, а увидев моё поражение, скупо произнесла:

— Давай, я дам тебе кое-что взамен. Пусть тебя греет огонь одного из моих сладчайших моментов вечности.

И я увидела её с Никлосом.

Глава 15. Воспитание характера

Селеста

Вокруг меня галерея из зеркал, а над головой бесконечное чёрное небо с точками рассыпчатых как кристаллы соли звёзд. Они отражаются в зеркалах и кажется, будто тысячи моих копий парят в небесах или плавают на океанском дне. Только тронь поверхность, и она подёрнется рябью, совсем как водная гладь. Под ногами — стекло, за которым всё та же звёздная бесконечность, дышащая ледяным холодом.

Не сразу, но удаётся отличить зеркало от коридора, и буквально на ощупь, в полутьме, разгоняемой слабым свечением зеркальных поверхностей, нахожу путь в космическом лабиринте.

Но куда же идти? За каждым поворотом — ещё один, а потом ещё, а затем хуже — развилка и уже не понимаешь, откуда пришёл и куда идёшь. Чувство времени — иллюзорно, ориентация в пространстве — смешна и глупа, а воздух такой холодной, что чувствую себя ледяной принцессой заколдованного царства.

Я сразу поняла, что это сон. Хотя от Туулы можно было ожидать и более жестокой игры.

В тот вечер, вернувшись к себе, я долго сидела на балконе под проливным дождём, пока не промокла насквозь и не ослепла от ярости майской грозы, в стройные ряды которой затесались острые градины, резавшие лицо ледяными бритвами.

Я наказывала себя.

Обстоятельства вновь оказались превыше меня. Опоздала с бегством и вновь утратила нечто ценное. Сколько ещё буду находиться в заложниках собственной жизни? Сколько раз буду оказываться в подвешенном состоянии, пытаясь найти выход из безвыходной ситуации, совсем как из этого лабиринта?

Это шутка подсознания? Иллюстрация моих поражений?

Почему раз за разом не выходит давать настоящий отпор? Почему я оказываюсь на месте безвольной овечки, с которой срезают белоснежную шерсть и готовят отправить на бойню? Может дело во мне? Может внутри есть изъян трусости? Нечто, позволяющее другим думать, что со мной можно так обращаться?

Я никогда не действую на опережение. Пасую перед обстоятельствами, жду, когда другие сделают шаг и надеюсь, что его не будет. Моя вера в лучшее привела туда, где нахожусь сейчас. Пассивность превратилась в слабость, а невинность — в оружие против меня. Будь я жёстче, никогда не пришлось бы оправдываться перед самой собой в том, что проиграла.

Когда поражение неминуемо, возрастает ценность действий, сделанных перед ним.

Сейчас не могу сказать, что сопротивлялась изо всех сил. Что сражалась за свою жизнь и проиграла. Я не выкладывалась как борец, не защищала себя, когда был шанс. Теперь будущее кажется призрачным. В глазах Туулы видела интерес, опасные грани, которые она хочет развить. Я подозреваю, что её забавы на этом не закончатся и в следующие дни она возьмётся за меня по-настоящему.

* * *

Тишину этого места нарушил далёкий скрежет, потом тихий звон, потом царапанье и глухие удары. Звуки нарастали, как колокольный звон, пока ближайшие зеркала не пошли трещинами, а потом не взорвались тысячью сверкающих осколков, разлетаясь во все стороны и являя передо мной человека абсурдного, того, кто не должен был попасть в этот сон, если он, конечно, мой.

Я считала зеркальный лабиринт своей песней покаяния, отчаяния, местом определения своего я. Но на самом деле, оно предназначалось нам двоим и вышедший из осколков Никлос был не менее удивлён увидеть меня, чем я его.

— Неожиданно, — воскликнул он, сбрасывая с истерзанной одежды битое стекло. — Когда меня заточили сюда, я кричал твоё имя, звал тебя и не думал, что ты также заточена здесь. Почему? Это из-за ариуса? Из-за того, в ком он сейчас?

Он обвил мои ладони с такой физической плотностью, будто это и не сон вовсе, а реальность, пролитая в моё сновидение. Или же я сама перешагнула через грань и оказалась рядом с ним в этой зеркальной клетке? Тихий звон оповещал о сращивании границ, об установлении новых, более сверкающих высот, в которых отражались наши совершенно белые лица на фоне тёмных, как погребальных, одежд. И тем не менее я совершенно отчётливо видела его лицо, видела его невероятную нежность, какой-то затаённый трепет, который прежде не замечала. Будто пелена держалась на моих глазах и, наконец, спала, позволив увидеть его непредвзято.