Обычное дело - Дикий Носок

начальства.

Возразить было нечего. Медведи оккупировали поселок недели две назад. Мишки неспешно прогуливались по улице, беззастенчиво заглядывали в окна, поводя черными носами, с энтузиазмом рылись на свалке, толкаясь грязно-белыми спинами. В окрестностях их бродило штук пятьдесят, а в самом поселке не меньше дюжины одномоментно. Поселковые собаки охрипли от непрерывного лая. Ситуация осложнялась тем, что краснокнижных зверушек отстреливать было нельзя, только отпугивать. Но медведи быстро привыкли к выстрелам из ракетниц и реагировали на них нехотя, возвращаясь на облюбованные места очень быстро. Неплохо работал доморощенный способ отпугивания – сковорода, по которой колотили чем-нибудь железным. Смех – смехом, но это работало. Белые медведи – звери очень осторожные и подвержены стадному чувству: если один из них испугался сковороды и побежал, то и другие последуют за ним просто на всякий случай. Люди по поселку передвигались организованно, большими группами и только на транспорте. В подъезды жилых домов мишки еще не вваливались.

Сегодняшнего бедолагу матерящиеся мужики уже грузили в «буханку», крепко связав спящему медведю лапы и челюсти. Его вывезут подальше от поселка и выпустят. Он проспится и завтра вернется обратно. Для белого медведя и сто километров в день преодолеть не проблема. Но это, увы, все, что мог сделать медвежий патруль.

Нашествия белых медведей случались и раньше, но не такие масштабные. И у них была причина. Белые медведи охотятся на тюленей, поджидая пока те выберутся из воды на кромку льда. В этом году льда пока было мало. Мишки голодали и уныло бродили по побережью. Открытая свалка близ поселка стала для них настоящим шведским столом, поэтому сегодня там был аншлаг. Выкурить оттуда медведей не было никакой возможности. Разговоры о строительстве на острове небольшого мусоросжигательного завода уже лет двадцать оставались лишь разговорами. Медведи оказались такими же заложниками ситуации, как и люди.

Вскоре вернулась Наташа. Несмотря на тяпнутое уже где-то успокоительное, она бросилась к Сергею на шею и разрыдалась, противно, по-бабьи подвывая. Как и большинство мужчин, он терпеть не мог женских слез, всегда теряясь и не зная, какой реакции ждет от него рыдающая дама. Но сегодня повод у Наташи был, без сомнения, достойный. Сергей смиренно вздохнул, обнял ее и, поглаживая по голове, терпеливо выждал, пока поток слез иссякнет. Всего то минут двадцать. Поплакав от души, Наташа успокоилась и повеселела. Она вообще была отходчивой, никогда долго не дулась и не грустила. Легким нравом и привлекла его когда-то (помимо других весьма очевидных достоинств).

Их вялотекущий роман продолжался уже два года и держался исключительно по Наташиной инициативе. Что она в нем нашла, кроме отсутствия обручального кольца на пальце, он не знал. Но отказываться от такого подарка судьбы не стал, просто плыл по течению.

Наташа родилась и выросла на острове. После окончания школы она уезжала учиться на материк, но ненадолго. Выучилась на повара и зачем-то вернулась. Последние пять лет она работала в столовой воинской части. Недостатка в кавалерах у нее не было, хотя бы потому, что большую часть населения острова составляли военные. Наташа была красива неяркой, спокойной красотой: светло-русые волосы, обычно просто заплетенные в косу, серо-голубые глаза чуть навыкате, мягкая улыбка и десять килограммов лишнего веса, если ориентироваться на современные стандарты красоты. Но на острове, где снег тает в июне, а выпадает уже в конце августа они были не актуальны. Нужно иметь хоть какую-то жировую прослойку, чтобы не мерзнуть постоянно, и не греметь костями.

Жила девушка в пятиэтажке на той же улице вместе с родителями. Впрочем, улица в поселке была одна: первая, она же последняя. Но большую часть времени проводила у него. Вот и сейчас, виновато улыбнувшись, начала хлопотать по хозяйству, сооружая ужин.

Глава 23.

Полковник Матвиенко трясся на уазике, возвращаясь в поселок после инспекционной поездки на аэродром. За последние пару лет на всю группировку войск в Арктике пролился денежный дождь. В рамках укрепления обороноспособности страны Арктика стала одним из приоритетов, поэтому денег на строительство и модернизацию не жалели. На острове такого строительного бума не случалось с момента основания военного городка несколько десятилетий назад. Новая радиолокационная станция уже сверкала блестящим куполом, словно пасхальное яичко. Единственная взлетная полоса старого военного аэродрома была удлинена чуть ли не вдвое и теперь могла принимать любые военные самолеты. Новенькие ангары для хранения военной и строительной техники, которой завезли на остров в избытке, высились неподалеку. Комфортабельные казармы для солдат-срочников и новое общежитие, а также целый ряд других сооружений, строительство которых последние два года было объектом его неусыпного внимания, уже были сданы. Дотошный педант, полковник досконально вникал в процесс строительства в вечной мерзлоте, пытаясь понять на каком этапе и где были украдены деньги, за которые ему, возможно, предстоит отсидеть. Без воровства и откатов, как известно, в России ни одна большая стройка не обходится. Но либо украдено все было ранее, либо образование, далекое от экономического, не позволяло ему понять замысловатые схемы оптимизации движения финансовых потоков, выделенных на строительство. В любом случае оптимизма ситуация не добавляла.

Аэродром и поселок разделяли всего десять километров. Всю обратную дорогу полковник был погружен в свои мысли, невидящим взглядом уставясь в окно. Новый водитель – молодой солдат-срочник еще не привык к вечно мрачно-молчаливому Николаю Петровичу и чувствовал себя не в своей тарелке. Он с облегчением вздохнул, когда полковник, словно внезапно очнувшись, приказал остановить машину у старой фактории, заброшенной еще лет сто назад, наверное. Большая изба из почерневшего дерева, покосившийся сарай и вытащенная далеко на берег дырявая лодка – вот и вся фактория, где какой-то промышленник в позапрошлом веке скупал у живших тогда на острове ненцев пушнину и моржовый клык. Матвиенко закурил, укрывшись от ветра за стеной дома.

Как же он ненавидел этот проклятый остров! Эту бескрайнюю пустыню: серо-каменистую в тот месяц, который условно считается летом, и уныло-белоснежную все остальное время года. Он не выдержит еще одной полярной ночи, сойдет с ума. Темнота и вечный холод страшно угнетали его. Полковник остро чувствовал оторванность от цивилизации и на этом краю света ощущал свою полную мизерность, никчемность и беззащитность. Все это порождало в нем не проходящую душевную усталость и глухую апатию. Если бы он не считал депрессию выдумкой алчных психологов, то оценил бы свое состояние именно этим понятием. Волевым усилием Николай Петрович заставлял себя каждое утро вставать с постели и отправляться на службу. Только работа и не давала ему сойти с ума. Ведь на его попечении