Ромейская история - Олег Игоревич Яковлев

и почернело – верный признак отравления.

Евнуха отравили… А завтра могут отравить и его, Мономаха, императора ромеев. При мысли о непрестанной опасности базилевс содрогнулся. Сегодня же он направится в Эвдом, в загородный дворец. Там тишина, безлюдье, отдых, журчат фонтаны, в густом саду кричат, распуская пышные хвосты, разноцветные павлины, в пруду плавают лебеди. Неподалёку есть поле для военных смотров. Он обязательно устроит, когда отдохнёт, смотр этерии. Но это после, пока же он устал, он нуждается хотя бы в нескольких днях передышки. Лихуд будет каждое утро приходить к нему с докладом, императрица поедет с ним, нельзя оставлять её здесь, в Большом дворце. Вдруг увлечётся, старая блудница, каким-нибудь юнцом и лишит его трона, пока он будет прохлаждаться в Эвдоме. Никому нельзя доверять в нынешнее беспокойное время. А тем более женщине, одной из императриц, славящихся своим коварством и безудержным властолюбием. Женщины порывисты, они неистовы в своих устремлениях. Они не умеют думать наперёд, предвидеть, ими обуревают страсти.

Базилисса Ирина в жажде власти приказала ослепить своего родного сына, императора Константина Шестого. Весь свой ум она приложила, чтобы ловко провести блестящую запутанную интригу. А чего достигла? Окружила себя одними льстецами и бездарными евнухами и через каких-нибудь пять лет была свергнута и пострижена в монастырь. От времени её правления только и осталось одно воспоминание о сватовстве короля франков Карла Великого.

Или Феофано – бабка Зои. Говорят, была писаная красавица. Первого мужа отравила, второго помогла убить. А итог её жизни – запертая на ключ палата в Большом дворце, оружная охрана и строжайший приказ сыновей-базилевсов: никуда не выпускать коварную мать из покоя. Держали, как хищную птицу в клетке!

Мономах ещё раз злобно сплюнул.

Через серебряные двустворчатые двери он нехотя проследовал на половину базилиссы. Было раннее утро, и Зоя ещё находилась в постели. Предупреждённая о приходе императора, она велела отдёрнуть синие шёлковые занавеси у своего ложа и села на постель.

В таком положении её и застал Мономах.

На губах базилиссы заиграла любезная улыбка.

– Как почивала моя порфирородная супруга? – вежливо осведомился император. – Не мучают ли тебя снова запоры? Не досаждает ли радикулит?

– Нет, вашими молитвами, мой повелитель, – огорчённо вздохнула Зоя.

Господи, как она стара! Где её былая привлекательность?! До чего она дожила! Мужчины спрашивают её о запорах и о радикулите! А давно ли она вызывала восхищение своей неотразимой красотой?!

– Хвала Всевышнему! Порфирогенита, вели своим рабыням и кувуклиям взять необходимые вещи. Мы отъедем в Эвдом на седьмицу-две. Твой царственный супруг нуждается в некотором отдыхе, – бесстрастным голосом объявил ей Мономах.

– О, конечно! Я с радостью присоединюсь к тебе. Но, – Зоя тихо хихикнула, – может быть, мой царственный супруг говорит так только из вежливости? Ведь он предпочитает старой порфирогените юную Склирену.

– Разве к лицу порфирогените ревность? Разве есть на свете что-либо прекраснее её золотых волос и привлекательнее молочно-белой кожи? – приняв любезный тон жены, с наигранным удивлением спросил Мономах.

– Ах, притворщик! – засмеялась базилисса, легонько стукнув его опахалом по ладони. – Я знаю про твою страсть. И не ревную. Какой смысл старости обижаться на молодость? Ты годишься мне в сыновья, мой повелитель. Неужели ты думаешь, что твоя порфирогенита глупа или слепа? Я узнала, что у тебя есть дочь от Склирены. Не пора ли ввести её во дворец?

– Мария ещё совсем ребёнок. Может быть, позже, – досадливо отмахнулся император. – Неплохо бы было выдать её замуж.

– Это было бы выгодно для империи ромеев, – Зоя задумалась, приставив палец с розовым ноготком к носу. – Например, у русского архонта Ярослава подрастают сыновья. Или король франков. Тоже неплохой жених. Говорят, он недавно овдовел. Нет, государь, я настаиваю. Ты знаешь, что у меня нет детей. Мария будет мне как дочь.

Мономах не сдержался. Презрительно сплюнув, он ехидно спросил:

– А Калафат тоже был тебе как сын? Ты усыновила этого мерзавца!

– Меня вынудил проэдр Иоанн. Ты же знаешь. Мне обидно слышать от тебя незаслуженные упрёки, Константин! – впервые за время разговора императрица назвала его по имени.

– Хорошо, я подумаю о Марии. Прости. Ты упомянула Иоанна. Сегодня ночью его нашли мёртвым. Кто-то постарался избавить империю ромеев от интриг старого скопца.

Зоя умело изобразила на своём лице крайнее изумление.

– Сегодня убили Иоанна, а завтра могут меня. – В голосе Мономаха слышалась тревога, даже страх.

– Вот ты и хочешь спрятаться в Эвдоме? – Императрица откровенно подсмеивалась над своим супругом.

Мономах гневно сверкнул чёрными глазами. Что, в конце концов, возомнила о себе старая карга? Ещё и Склиреной попрекает! Да, бывал он у Склирены два или три раза. Но ведь он, в конце концов, хоть и император, но он мужчина, и Склирена была нужна ему как женщина. Была… Скоро всё будет иначе. Он поручил препозиту купить на Амастрианском форуме какую-нибудь молоденькую аланку. Или персиянку. Восточные женщины притягательны, любовь они возводят в искусство, а красоту – в божество. Они умеют возбуждать, не то что стыдливые дочери Севера.

Прелюбодеяние – грех! Да, грех, но он, Мономах, что, геронтофил? Неужели его привлекает увядающая Зоя? Разве не пожертвовал он своими чувствами ради престола? Правда, порой императрица, когда умастит себя благовониями, бывает желанна, иногда в ней вдруг просыпается страсть, и он даже с ужасом думает, какой же пылкой и горячей была она, наверное, в молодости. Не хотел бы тогда он, в общем-то сдержанный, спокойный человек, оказаться в одной постели с этой бешеной фурией.

– Ты можешь доверять своей императрице. – Зоя ласково положила руку ему на плечо. – Твои страхи за свою жизнь напрасны. Вот посмотри на эту вещицу.

Она поднялась с постели и достала из ларца серебряную коробочку.

– Видишь это кольцо с маленькими шипами на зелёном бархате? Не касайся его руками, оно отравлено. Сильный сирийский яд. Вот это кольцо – причина смерти нашего врага Иоанна.

– Значит, ты, порфирогенита, унизилась до мести?! – воскликнул поражённый Мономах.

Впрочем, поразил его сейчас не сам факт отравления, а то, с каким спокойствием рассказывала о своём злодействе базилисса.

– Выбирай слова! – возмутилась Зоя. – Да, я устранила Иоанна.

– Ты совершила тяжкий грех.

Зоя презрительно скривила пунцовую губку.

– Что вижу я? Ты испугался, побледнел? Грех?! Выходит, ты слишком слабый человек, Константин Мономах. О грехах говорят одни святоши или лицемеры! А базилевс, настоящий базилевс, должен быть твёрд, как мой дядя, император Василий!

Задетый её словами Мономах с трудом сохранил хладнокровие и спокойно ответил:

– Ты думаешь, я бы позволил Иоанну и дальше процветать? Да ни за что, порфирогенита! Его услуги мне больше не были нужны.