Ветер с севера - Симона Вилар

Поначалу фарандола кружила между костров, затем Эмма повела ее вокруг церкви и далее, между хижин селения. Привязанные собаки исходили лаем. Танцоры, охмелевшие от вина и вдобавок опьяненные весельем, с хохотом, визгом и прыжками, спотыкаясь и падая, вереницей неслись мимо хлевов, перескакивали через ограды, вновь вернулись на луг, где шумело колесо мельницы, обогнули вдоль опушки леса почти всю долину, размыкаясь и вновь соединяясь в цепочку. Когда они закружили среди столов, где все еще длилось пиршество, один из столов опрокинулся, хоровод смешался, образовалась шумная хохочущая толпа монахов, вавассоров, крестьянок, детей и монахинь.

Маленький брат Тилпин, которого еще прежде по подсказке Фулька накачали вином, чтобы не приставал со своими суровыми филиппиками среди столь бурного веселья, и который теперь мирно спал на скамье у поваленного стола, внезапно оказался в центре событий. Он испуганно выбрался из толпы, озираясь вокруг бессмысленными, по-совиному широко открытыми глазами. Сам аббат, все еще раскатисто смеясь, подхватил ученого брата под руку, отвел под стену церкви и бережно уложил там среди лопухов, ласково поглаживая по голове.

Эмма и Ги стояли неподалеку, все еще смеясь и не разъединяя рук. Юноша был благодарен своей невесте за ту благодатную легкость, которая словно переливалась в него. Никогда в жизни ему не приходилось так веселиться. А потом случилось чудо – Эмма прильнула к нему, кротко вздохнув, лицо ее оказалось близко-близко, огромные глаза светились совсем рядом, а влажные губы блестели. Он замер, оглушенный стуком ее сердца, бьющегося у самой его груди, погрузившись в тепло ее волнующе легкого тела. Эмма с вызывающей полуулыбкой снизу вверх смотрела на него, и он, не сознавая, что делает, обнял девушку за талию, ощутив ее податливую хрупкость.

Эмма опустила ресницы, лукавые ямочки обозначились на ее щеках. Она мягко разомкнула его руки и вприпрыжку, как ребенок, побежала к гостям.

– Дядюшка Фульк, а теперь пусть твои воины порадуют нас танцем с мечами!

Эмма уже не смотрела на Ги, стоя подле графа. Тот, смеясь, потрепал ее по щеке. Рядом с широкоплечим Фульком и его рослыми вавассорами она казалась особенно хрупкой. С воинами графа она держалась непринужденно, не дичилась их, как прочие деревенские девушки.

Ги все еще оставался на месте, не в силах успокоить бешеный стук сердца. Заметив брошенный в его сторону быстрый взгляд Эммы, он вдруг ощутил себя безмерно счастливым. Она его невеста, она всегда будет рядом с ним! И ему всегда будет так же хорошо, когда она рядом. Он подумал о ее теле, о ее губах, и все его существо наполнилось нетерпеливым желанием. Ох, скорее бы их соединили у алтаря, скорей бы благословение церкви предало их друг другу!

Ги нисколько не занимала пляска с мечами. В отличие от жителей лесной долины, он часто видывал ее на праздниках в Туре. Сейчас же ему хотелось сделать Эмме какой-нибудь подарок, хоть как-то отблагодарить ее за принесенную радость. Он вспомнил бродячего коробейника и недурную женскую головную повязку среди его вещей. Непременно нужно поднести ее Эмме.

Он довольно долго искал немого парня. Казалось, его рослую фигуру нетрудно заметить в толпе, и тем не менее Ги нигде ее не видел. На лугу уже начался воинственный танец с мечами, когда Ги направился в селение. Здесь было тихо, так как даже полуживые старики сползлись поглядеть на диковинный танец благородных воинов. Свирепо залаяла собака, рванувшись на привязи. В пустом хлеву блеяла коза.

«Не мог же он уйти в лес?» – недоумевал юноша.

За селением в сумерках смутно брезжили очертания притихшего аббатства. В этот вечер даже колокол не звонил, ибо упившиеся и поглощенные праздником монахи запамятовали ударить к вечерне.

«Это скверно», – подумал юноша, на миг остановился, сложил руки и скороговоркой прочитал «Отче наш» и «Верую».

В густеющем сумраке он различил смутный силуэт у палисада аббатства. Решив, что это может оказаться торговец, Ги стал торопливо подниматься по склону. Но, к его разочарованию, это оказался Меченый. Пересекавший его щеку шрам казался черным в полумраке, глаза прятались в провалах глазниц.

– Что ты здесь делаешь, Эврар?

Мелит не ответил, да и Ги особенно не интересовал ответ.

– Ты случайно не видел, куда девался этот лохматый парень с коробом?

Эврар молча кивнул в сторону открытых ворот аббатства. В широком, поросшем травой дворе никого не было. Гремел хор сверчков. Кельтский крест гигантской черной тенью вырезывался на фоне залитого лунным светом (Ги и не заметил, когда из-за деревьев выплыла эта огромная луна) ночного неба. Юноша на миг замер перед символом веры, перекрестился, затем двинулся в глубь монастыря. Обогнув странноприимный дом, он увидел широкий хозяйственный двор, окруженный частоколом. И там, возле вбитых стоймя заостренных бревен, он различил медленно движущуюся тень коробейника.

«Что ему здесь понадобилось? – шевельнулось в душе Ги смутное беспокойство. И тут же нашелся ответ: – Наверное, хватил лишнего и забрел сам не зная куда».

– Эй!

Коробейник молниеносно обернулся. Вышедший из тени Ги невольно отпрянул от, казалось, готовой броситься на него фигуры.

– Святый Боже! Что с тобой, малый? Послушай, бродяга, мне понадобился твой товар. Где он? Я хотел бы кое-что купить.

В лунном свете Ги отчетливо видел, как дрогнули и расслабились мускулы на руках торговца, но в лице его все еще оставалось нечто волчье. Или это только казалось в неверном освещении?

Коробейник, наконец, понял, чего от него хотят. Он кивнул головой – на глаза упали слипшиеся волосы – и сделал Ги знак, чтобы тот следовал за ним. Они вышли из аббатства. Эврар по-прежнему оставался на месте, проводив их молчаливым взглядом. Ги взглянул в долину – туда, где горели огни. Вокруг костров толпились люди, он заметил светлую фигурку Эммы.

– Шевелись поживее! Что ты за коробейник, если бросил свой товар?

Короб оказался спрятанным в зарослях крапивы под пустующей сегодня сторожевой вышкой монастыря. Торговец молча раскрыл его перед Ги. Света было недостаточно, но Ги все же вскоре обнаружил то, что искал.

– Так сколько же ты хочешь? – вновь спросил он.

Коробейник стоял в задумчивости, поглядывая на юношу. Наконец он тряхнул головой и выбросил один палец. Ги, пока немой не передумал, поспешил вручить ему динарий.

«Если он так будет блюсти свою выгоду, то вскоре разорится. Видимо, он все же пьян и не вполне понимает, чего от него хотят», – думал юноша, спускаясь по склону.

Когда он приблизился к огням, Эмма сама вышла ему навстречу.

– Ты будешь прыгать со мной через костер? Если мы не разомкнем рук – у нас будет долгая любовь.