Тайна Верховной жрицы - Виктория Виноградова

его.

— Все! С меня хватит! — крикнула она Лабиринту. — Я достаточно наслушалась! Выпусти меня!!!

— О нет, девочка, — отозвался мстительный баран. — Тебя ждет последний гость. Его я приготовил на десерт. Иди вперед, он давно мечтает сказать тебе эти слова в реальности. Будь милостива, выслушай его речь хотя бы здесь, в Лабиринте.

Меган подчинилась. Такова плата за сан Верховной.

Если она хотела выйти из Лабиринта победительницей, то должна была пройти все до конца.

Жрица шла вперед, и сердце бешено колотилось и саднило. Ныло, проклятое. Ноги не хотели передвигаться. Меган брела вперед, обливаясь слезами. Она уже знала, что случится.

Впереди стоял Клавий.

— Ну? — дыхание сбивалось от рыданий. — Что ты мне хочешь сказать? Тоже не любишь?

Юноша безразлично пожал плечами:

— И никогда не любил.

Меган судорожно вздохнула, сдерживая вскрик.

Нет. К этим словам нельзя было подготовиться. Слишком больно. Невыносимо больно слышать от любимого человека, что ты ему не нужна.

— Чего ж тогда бегал за мной? — девушка закусывала губы, чтобы не разрыдаться еще сильнее. Даже здесь, в Лабиринте, стоя перед мороком, ей не хотелось терять лицо.

Нельзя реветь. Нельзя.

Клавий, услышав вопрос, скорчил лицо в презрительно-сочувствующей гримасе.

— А ты уверена, что это я за тобой бегал? — кривлялся юноша. — Не ты ли с самой первой встречи меня обхаживала? Все льнула ко мне, слова ванильной патокой разливала. А мне лишь оставалось подыгрывать, делать вид, что потерял от тебя голову.

— Было бы от чего терять!

Клавий презрительно скривился:

— Ты старая и толстая! Я едва сдерживал рвотные позывы, когда приходилось целоваться с тобой. Ты на себя в зеркало-то смотрела? Морщины на лбу, огрубевшая кожа, жирные ляжки, выпирающее пузо. Кто может прельститься на это? Ты видела, какие девочки по мне с ума сходят? Молоденькие, хорошенькие, стройненькие. Я пальцем щелкну — в очередь ко мне выстраиваются. На все ради меня готовы. Разве ты можешь сравниться с ними? Я ублажал тебя в постели, а сам представлял, как через час буду кувыркаться с новой горничной. Ты с самого начала нужна была мне только затем, чтобы пробиться в высшее жречество.

Меган стояла, опустив голову, глотая слезы и понимая, что Клавий говорит правду. Она и сама не раз ловила себя на мысли, что стара для этого мальчишки.

— Какая же ты дура, если полагаешь, будто управляешь мной. На самом деле это я верчу тобой, как пожелаю. Ты уже готова разругаться с Баргосом из-за меня. Наивная идиоточка, — Клавий растянул губы в омерзительной ухмылке. — Как легко обвести тебя вокруг пальца. Разве тебя можно любить? Ты же монстр! Монстр, не заслуживающий любви! Ты чудовище! Ты достойна лишь ненависти! Я ненавижу тебя, Меган! Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!!!

Меган больше не рыдала. Она шла вперед, не слыша, как Клавий продолжает надрываться, крича в спину «Ненавижу!».

Брела как слепая, пока резкий свет, ударивший в глаза, не остановил девушку. Рыжая зажмурилась, прикрыв лицо рукой, а когда убрала ладонь, увидела перед собой зал святилища. И Орден магистров, замерший у подножья Лабиринта. Она смотрела на них сверху вниз.

Пьедестал сиял под ее ногами.

Меган неспешно спускалась по лестнице, не глядя ни на кого.

Внизу у подножья ее ждал Баргос.

Лицемер.

Делает вид, что переживал за нее. Старается, отрабатывает будущую должность магистра. Давай-давай, папаша, старайся лучше.

Лабиринт преподнес ей хороший урок. Горький, но оттого самый лучший. Напомнил, что никому нельзя доверять. Что в любой момент самый близкий и любимый человек может оказаться лживым предателем, готовым избавиться от тебя при первой возможности.

Баргос подбежал к подопечной, не дождавшись, когда она спустится. Обнял. По щекам старика текли слезы.

Жрица не видела этого. Она смотрела в толпу. В эти перекошенные от удивления лица.

Отстранив куратора, Меган развернулась к магистрам, и злая улыбка расползлась по ее лицу. Всех их ждали перемены. Серьезные большие перемены.

Глава 12. Император

«Тяжело быть императором, если страдаешь социофобией. Любой прием становятся пыткой. Сотни глаз, направленные на тебя, вызывают жесточайший приступ паники. Иной раз кажется, что если немедленно не сбежишь, то умрешь. Прямо там, перед всем. Рухнешь на пол, потеряв сознание. А народ станет шептаться: император — слабак, падает в обморок, как изнеженная барышня.

Вновь эти крамольные мысли. Гнать прочь, как советовал доктор.

Я спокоен, я чувствую себя прекрасно, подданные любят меня.

Любят.

Кого я обманываю? Большинство ненавидит меня.

Это нормально: никому не нравятся правители. Любой политик вынужден проводить непопулярные реформы, проявляя жесткость. Невозможно быть хорошим для всех.

Благо, совершенное для одних, отзывается возмущениями у других».

Император шел по мертвенно-бледному коридору, не сводя глаз с огромных дверей. Они возвышались над привратниками-лакеями, приглушая голоса собравшихся.

Каждый шаг отдавался глухим боем сердца. Ладони взмокли, и чувствовалось, как влага скапливается между линиями жизни и карьеры. Верхняя губа начинала подрагивать, руки немели, а живот ныл.

Больше всего на свете хотелось смалодушничать, развернуться на сто восемьдесят градусов и сбежать. Закрыться в малой библиотеке, упасть на кресло — и сразу почувствовать, как приступ отпускает.

Но привратники-лакеи будто насадили тело императора на крючок и теперь взглядами подтягивали леску, не давая жертве сорваться.

«Час, не больше», — обещал себе Альберг, стараясь незаметно одернуть белый мундир.

Лакеи синхронно взялись за дверные ручки.

Государь сделал последний глубокий вдох, словно перед погружением в пучину. Вспомнил, что должен улыбаться подданным. Заклинившие скулы с трудом изобразили дружелюбие. Двери медленно раскрылись, будто трясина, жаждущая поглотить путника.

Сердце жалобно забилось, живот скрутило, и император вошел в зал.

Альберг стоял на вершине роскошной лестницы, едва не теряя сознание от сотни взглядов, обращенных к нему.

«Все хорошо, — мысленно говорил он себе. — Им наплевать, что ты скажешь. Они пришли не за твоими речами… Ты хорошо держишься. Улыбайся».

Император сбивчиво поприветствовал гостей.

Руки буквально тянулись расстегнуть тугой ворот камзола. Казалось, нечем дышать.

Слишком много людей и все смотрят только на него.

Будь неладен этот прием в честь Верховой жрицы. И сама жрица трижды будь неладна.

Капелька пота скользнула по лбу и скрылась за воротом.

Альберг торопливо произнес поздравительную речь в адрес Меган, сбиваясь и мысленно ругая себя за приступ. Скомкал выступление, опустив добрых две трети от подготовленного текста, и подал дирижеру знак начинать бал.

Оркестр, расположившийся у дальней стены, надсадно загудел трубами, завыл флейтами, завизжал скрипками. Музыканты пилили виолончели, ударяли по звонким треугольникам, громыхали тарелками. Маэстро Гейдер бойко вонзал дирижерскую палочку в невидимого противника, будто нарочно желая убить императора звуковым смерчем.

Дамы,