Тайна Верховной жрицы - Виктория Виноградова

жрицей во время столичных служений, и всегда считал ее достойной кандидатурой на должность Верховной.

— Мой государь, — советник Эр преградил дорогу.

— О, ты очень кстати. Отойдем? — император кивнул в сторону неприметного закутка, находившегося на изрядном удалении от громыхающего оркестра.

Советник охотно подчинился.

Эр был с одной стороны похож на императора (тот же проницательный ум, сдержанность, некая закрытость) и вместе с тем являлся его противоположностью. Тело Альберга, имевшее излишнюю худобу, доставляло немало хлопот портным — требовалось изрядное мастерство, чтобы пошитый костюм не смотрелся на правителе, как пустой мешок на жерди пугала. Тогда как Эр, обладая стройным, но крепким телосложением, в любом наряде выглядел привлекательно. Ежедневные зарядки, утренние пробежки, плавание и силовые нагрузки благотворно сказывались на внешнем виде.

Если император отдавал предпочтение уединенным кабинетам и библиотекам, то Эр напротив — стремился чаще проводить время на свежем воздухе. Иной раз казалось, что советник не может усидеть на месте: он принимал участие в охоте, читал лекции в университете, а на досуге работал над книгой «Государство: через справедливость к идеалу».

Даже лицом Эр отличался от императора: всегда гладковыбритый, улыбчивый. Темные волосы аккуратно уложены, густые брови подчеркивают красоту зеленых глаз. Мимика не эмоциональна, но выразительна.

Да и с людьми Эр сходился куда легче. Он, как и Альберг, тоже не являлся поклонником шумных мероприятий, но охотнее шел на контакт, быстрее заводил новые знакомства, да и по части дам являлся настоящим знатоком. Эр изобрел целую систему, разделив всех женщин на шестнадцать типов, и к каждому выявил свой подход.

К сожалению, должность советника не позволяла иметь семью и детей. Становясь личным помощником императора, человек был обязан полностью отдавать всего себя служению государству. В знак полного отречения советнику надлежало сменить настоящее имя на безликую букву алфавита.

Эр пошел на это не столько ради должности, сколько ради самого Альберга. Будучи его лучшим другом, Эр как никто другой понимал, насколько император нуждается в нем, и не мог отказать в поддержке.

— Тебе довелось познакомиться с нашей Верховной жрицей? — поинтересовался Альберг, скрываясь от любопытных глаз за колонной.

— О да! — криво усмехнулся Эр. — Я как раз шел, чтобы поговорить с тобой на эту тему.

— И как ты ее находишь?

Брови советника иронично приподнялись.

— Не удивлюсь, если ее святейшество вернет моду на платья с глубоким декольте.

Альберг подавил смешок.

— Быть может, стоит познакомить ее с учителем ваших племянниц? — предложил Эр.

— Тоже подумал, что ей не помешает пара уроков этикета? — с юношеским озорством отозвался император.

— О нет, мой государь. Я бы посоветовал ей прослушать весь курс.

Губы императора тронула улыбка, но весьма быстро угасла.

— У меня к тебе есть поручение, — произнес Альберг, переходя на шепот, — ты мог бы выяснить, почему выбор магистров пал именно на эту жрицу?

— Уже, — Эр уставился на свою руку, будто его вдруг заинтересовал маникюр на ногтях. — Орден с какой-то целью внес изменения в ход испытательной недели, и победительницу определял Лабиринт. Вероятно, вы помните — это древнее устройство с искусственным разумом. Судя по информации, которой я располагаю, Орден перемудрил: надеялись обеспечить победу Тее, но она не оправдала ожиданий.

— Я бы хотел навести справки о Меган Лейнц, — попросил император. — Интуиция подсказывает, что эта жрица принесет нам немало хлопот.

— Господа, позвольте прервать вашу беседу! — подошел министр военных дел. — Новости с границ, ваше величество!

— Прошу, говорите, — чуть поморщился Альберг: министр имел дурную привычку говорить громко, рублеными фразами, точно находился на плацу перед солдатами.

— Хорошее известие: нашим кораблям удалось оттеснить савенийцев! Но есть и существенная проблема — запасы почвы и кристаллов подходят к концу. Остатков хватит еще на пару месяцев, не больше. Если мы сейчас ничего не предпримем, то к зиме наш флот потерпит поражение.

Альберг обеспокоенно нахмурил лоб:

— Помнится, мы снаряжали корабли с грузом.

— Так точно, ваше величество, — министр чуть замялся, не решаясь озвучить сообщение. — Корабли были перехвачены савенийскими рейдерами. Груз подвергся грабежу, а суда затоплению.

— Я вас понял, — недовольно кивнул Альберг, мысленно сделав пометку о необходимости разобраться с ситуацией. Потребуется проверить и тех, кто знал о перебросе снаряжения, чтобы выяснить, кто мог рассказать савенийцам о маршруте, по которому будут идти корабли. И думать, откуда выискать средства на отправку новой поставки. Кроме того, провести беседу с военным министром и главнокомандующим. Как они допустили такую ситуацию? И ведь как ловко придумали: сообщить обо всем на балу, зная, что государь не станет проявлять эмоции во время праздника.

«Почему мне постоянно приходится лично разбираться с каждой проблемой? — мысленно гневался Альберг. — Что я делаю не так?»

Подобная круговерть творилась на протяжении всего приема. К Альбергу то и дело подходили с важными поручениями и светской болтовней. На середине вечера Меган вновь пыталась завладеть вниманием императора, но он весьма ловко избежал беседы, а к десяти вечера и вовсе покинул прием, сославшись на дела.

Альберг заперся в своем кабинете, пытаясь отдышаться после торжества, выпившего все силы. Мысли плыли.

Но вместо того, чтобы принять успокоительное и лечь спать, император сел за стол. Требовалось разобраться с донесениями от министерств, рассмотреть законы, присланные на подпись. Еще и эта история с захватом кораблей не шла из головы.

Портреты бывших правителей и полководцев, развешенные на стенах кабинета, давили взглядами. Альбергу казалось, что нарисованные мужи отечества с упреком взирают на него, осуждая каждое принятое решение.

«Может все-таки попросить перевесить в другую комнату?» — размышлял государь, хотя заранее понимал, что не пойдет на этот шаг. Перед самим собой он оправдывал нерешительность данью традициям. Дескать: надобно чтить предков и хранить культуру, в том числе и в дворцовом интерьере.

На самом деле император опасался, что подобное своеволие сочтут трусостью. Догадаются об истинных причинах, станут насмешливо шептаться: совсем наш государь умом тронулся — нарисованных людей стал бояться.

Альберг подергал ворот камзола, и хотел было открыть окно, но именно в этот момент в дверь постучали. Лакей доложил, что министр внутренних дел просит аудиенции.

— Говорит: дело чрезвычайной важности и не терпит отлагательств, — пояснил слуга.

«В военное время каждое дело не терпит отлагательств», — устало подумал государь.

— Пригласи, — кивнул Альберг, со вздохом откладывая бумаги.

Посмотрел на часы — без четверти одиннадцать, а вроде бы только-только сел поработать. Время летит…

Взгляд императора скользнул по серым шторам, тусклым рамкам, белесым обоям.

«Безвкусица-то какая», — подумалось императору.

Он будто только сейчас по-настоящему увидел, как выглядит кабинет, доставшийся от отца. На полках и тумбах хранилось столько ненужных книг, пошлых вазочек, бездарных статуэток, что хотелось