Тема с вариациями - Самуил Иосифович Алёшин

сына не видела.

К о с т я. А почему бы сыну к ней не приехать?

Р а я. Там семья. Всех не захватишь. А она хочет всех повидать.

К о с т я. Все-таки ей восемьдесят лет.

Р а я. Какое это имеет значение?

К о с т я. Ты что, дитя, что ли?

Р а я. Значит, не поможешь?

К о с т я. А что я могу?

Р а я. Не знаю. Но я прошу тебя.

К о с т я. Надо подумать. А где она?

Р а я. Куда-то ушла. Скоро будет.

К о с т я (глядя на часы). Я, к сожалению…

Р а я. Не хочешь, тебя никто не заставляет.

К о с т я. Не в этом дело.

Слышен звук открываемой двери.

Р а я. Она, наверное.

Входит  В а л я.

В а л я. Вот подлец! Как сквозь землю. Так выходной день на него и убьешь.

К о с т я. Проголодается — придет.

В а л я. А вдруг что? Живая скотина-то? А машины? Сам же говоришь — чуть не раздавил. (Рае.) Что в комнату не пригласишь?

Р а я. Некогда ему. Да, Костя?

К о с т я. Раз уж так ставится вопрос…

В а л я (Косте). Слыхал, у старухи блажь? В восемьдесят лет — в Америку! Это в ней склероз играет.

К о с т я. Нет, почему… К нам и пожилые туристы приезжают.

В а л я. Подумаешь, сына не видела. Я вот на своего как взгляну, так с души воротит. Женился на дуре, и она им как маринеткой играет.

Р а я. Марионеткой.

В а л я. Вот-вот. Тоже, образованная, а человека в прихожей держишь.

Р а я. Не прибрано у меня.

В а л я. Подумаешь. Как-никак бывший муж. Не только комнату, и тебя в любых видах видел.

К о с т я. Тут есть, как говорят, рациональное зерно.

Р а я. Ты же торопился?

К о с т я (взглянув на часы). Теперь опоздал. Могу подождать. Даже на кухне, если у тебя есть секреты.

Р а я. О господи! Никаких секретов. Сейчас приберу. (Выходит.)

В а л я. Видал? С норовом. Вроде моего кота. Этот тоже, не с каждым в лифте поедет. Один его — кс-кс. А он — хвост трубой и в сторону. А с другим — пожалуйста. Сядет в углу лифта и ждет. И ведь что? Никогда свою площадку не пропустит. На любой останавливай, выгоняй — не выйдет. А как пятый этаж — тут как тут, у дверцы. И попробуй не открой — орет. Считать он умеет, что ли? Лучше моих дур.

К о с т я. Это кого вы имеете в виду?

В а л я. Массаж делаю которым, кого. Хочешь, познакомлю с одной? Из оперетки. Третий год ее как статуэтку вытачиваю. Надоело, говорит, как цветок в проруби. Познакомь меня с серьезным человеком. И я с ним до могилы. Вот кто от мужиков натерпелся-то. Огонь, и воду, и медные трубы. Хорошей хозяйкой, женой будет. Ты теперь с положением. С машиной. Брось за Райкой ходить. Все равно не вернется. А вернется — битый стакан целым не станет.

К о с т я. Хватит, Валя.

В а л я (насмешливо). Мне-то хватит, а тебе, видать, недостаточно.

Появляется  Р а я.

Р а я. Можешь зайти.

В а л я. Кто же так приглашает? Без энтузиазма. Ладно, Костя, так и быть, посиди у меня. Я тебе еще про своего кота расскажу.

К о с т я. Нет уж, спасибо.

Рая и Костя выходят.

В а л я. Пойти коту кашу сварить, что ли? Придет голодный как сатана. (Выходит.)

Сцена секунду пуста. Затем появляется  с т а р у ш к а. Очень чистенькая и живая.

С т а р у ш к а. Валя, ты дома?

В а л я  появляется из кухни.

В а л я. Ну?

С т а р у ш к а. Говорила я с твоим котом. Еще минут пятнадцать погуляет.

В а л я. Выклянчил?

С т а р у ш к а. Что значит — выклянчил? Я его спросила: «Мурзик, не пора ли домой?»

В а л я. Давно пора.

С т а р у ш к а. Это ты так думаешь. А он другого мнения. Тогда я ему сказала: «Хорошо. Но чтобы через пятнадцать минут — ты слышишь? — через пятнадцать! — и без опозданий!»

В а л я. Избаловала ты мне кота. Пойду пригоню его.

С т а р у ш к а. Не надо. Раз я сказала, пусть так и будет. А то в следующий раз я уже не буду иметь у него авторитета.

В а л я. Ладно. Слышь, Константин заявился.

С т а р у ш к а. Это ко мне. Уже ушел?

В а л я (усмехнувшись). Уйдет он, как же. У Райки сидит, дожидается. Наверное, канючит. (Изображает.) «Вернись, я все прощу…»

С т а р у ш к а. Тише, Валя, тише. Надо быть деликатной.

В а л я. Позвать Константина-то?

С т а р у ш к а. Неудобно.

В а л я. Нечего ему… (Кричит.) Константин! Отпусти Райкину душу на покаяние. Зин Григорьевна пришла.

Появляются  К о с т я  и  Р а я.

К о с т я. Здравствуйте, Зинаида Григорьевна.

С т а р у ш к а. Здравствуйте, Костя. Спасибо, дорогой, что пришли.

К о с т я. Не за что.

С т а р у ш к а. Вы же очень заняты. Вы теперь большой человек.

К о с т я. Рад быть вам полезным, Зинаида Григорьевна.

С т а р у ш к а. Уже слышали, да? Про Илюшу. Это чудо, что он нашелся. Но то, что я еще оказалась жива, это уже совсем невероятно. Я хочу рассказать вам все по порядку. Или вам некогда?

К о с т я. Есть время.

С т а р у ш к а. Тогда, может быть, пройдемте ко мне? Я только поставлю для вас чай.

Р а я. Я поставлю. (Уходит на кухню.)

С т а р у ш к а (Косте). Я тут приготовила пирог с яблоками. Что вы на это скажете?

В а л я. Еще ничего не сделал, а угощать!

К о с т я. Ваш знаменитый пирог? Не откажусь.

Валя уходит в свою комнату, а старушка уводит Костю к себе. Старушка выставляет пирог, накрывает на стол.

С т а р у ш к а. Это ничего, что Валя такая резкая. Она в действительности — наоборот.

К о с т я. Что значит наоборот?

С т а р у ш к а. Наоборот — значит наоборот.

К о с т я. Так-с… Но, позвольте, а сколько же ему теперь лет?

С т а р у ш к а. Илюше? Пятьдесят шесть. И три месяца. Это случилось как раз после революции. Мы жили тогда в Одессе. Это же мой родной город.

К о с т я. Я знаю.

С т а р у ш к а. Вы садитесь.

Оба садятся.

У нас была чудная квартира. Недалеко от гостиницы «Красной». Бывшая «Бристольская». Наискосок от биржи. На углу Пушкинской и…

К о с т я. Я никогда не был в Одессе.

С т а р у ш к а. Ну и ну! Вы не были в Одессе? Так вы нигде не были. Это не город, это сказка. Это… (Ищет слово, не находит, машет рукой.) Но тогда там был кошмар. Гражданская война. Муж ушел на фронт. А что делаю я с двумя детьми? Заболеваю брюшным тифом. Так иногда хорошо, что все-таки есть родственники. Хотя близкие родственники хороши на далеком расстоянии. Старшего мальчика взяли родные со стороны мужа. А младшего — Илюшу — мой брат. Кажется, хорошо? Ничего подобного. Как начался тарарам — красные, белые, желтые, зеленые, все цвета менялись у власти, — так нас всех разбросало кого куда. А Илюшу с дядей? За границу. Сначала они писали. Потом брат умер. Потом мы переехали в Москву. Потом война. Эвакуация. Погиб на фронте старший сын. Умер в эвакуации муж. Потом я вернулась. Ведь акушерки всегда нужны. Илюша не писал, ему еще надо было меня найти. Я уже потеряла всякую надежду. И вдруг —