Тема с вариациями - Самуил Иосифович Алёшин

что наше дело было менее сложным?

В т о р о й  ж у р н а л и с т. Нам кажется, что Советское правительство может быть вами довольно. Какую задачу, если не секрет, вам придется решать теперь?

М а к с и м о в. Не секрет. Добраться до дому.

Ж у р н а л и с т к а. Почему у вас две секретарши?

М а к с и м о в. Вы опять ставите меня в тупик, мадам. Две — это много или мало?

Ж у р н а л и с т к а. Конечно, мало. У мистера О’Крэди был более многочисленный штат.

М а к с и м о в. Мадам, мне кажется, вы недооцениваете силу женской привлекательности.

Улица отеля «Лебедь». Швейцар и шофер укладывают в автомобиль чемоданы. Вера и Ляля присматривают за этим.

Автомобиль с Максимовым, Верой и Лялей трогается. Хозяйка и Марселла машут им из окна. За машиной, в некотором отдалении, следуют на велосипедах шесть шпиков.

Набережная Амстердама. Пароход. На верхней палубе у борта — Вера и Ляля. Внизу, у трапа, — Мэйсон и Боб. По набережной прогуливаются, время от времени останавливаясь, Максимов и О’Крэди. Вдали шпики разворачиваются на велосипедах и уезжают, Максимов и О’Крэди наблюдают за этим.

О’К р э д и. Теперь, когда все позади, у меня к вам один вопрос. Но это вопрос не дипломата, а человека. Разрешите? (Максимов кивает.) Только боюсь, что этот вопрос придется вам не по вкусу. (Максимов делает жест: «Что поделаешь».) Только условие — откровенность.

М а к с и м о в. Обещаю.

О’К р э д и. Очевидно, ваше правительство считает, что вы одержали победу. Да и пресса так трубит. Вы согласны с этим выводом?

М а к с и м о в. Это и есть ваш вопрос?

О’К р э д и (отрицательно качает головой). Вот он: а не приходило ли вам в голову, что ваша победа — жестокое поражение? Чего проще, уперлись бы мы: тридцать пять человек на тридцать пять — и ни с места. Но мы уступили. Что это? Беспомощность старого мира перед натиском нового? А может быть, истинный гуманизм? Да, мы отдали за тридцать пять человек все, что вы потребовали. Ибо для нас главное не то, что их всего тридцать пять, а то, что каждый из них человек. А вы? Вас не беспокоило, что десять тысяч ваших граждан останутся томиться в плену, а их семьи будут прозябать без своих кормильцев, если переговоры прервутся? Вы тянули и, пользуясь тем, как высоко мы ценим свободу наших людей, вымогали все, что могли, в этой игре. По существу, грабили нас. Так какой же мир новый, а какой старый? Куда идти человечеству? Я хочу установить для себя истину.

Оба молчат.

М а к с и м о в. Я могу отвечать?

О’К р э д и. Да. Только, ради бога, старина, не принимайте в свой адрес все резкие и даже грубые мои выражения. Вы как личность вызываете мое глубокое восхищение. Ваш ум, манера себя держать… Я — ирландец. И мне, как вы понимаете, нет особого резона любить Англию. Но в этих переговорах гуманизм на ее стороне. И я с нею. (Помолчав.) Вот теперь, прошу вас, ответьте.

Море. Караван судов с возвращающимися на родину интернированными. Палубы заполнены истощенными, измученными людьми. Они взволнованы. Стоят группами. Спорят. Смеются. Жестикулируют.

Набережная Амстердама.

М а к с и м о в (задумчиво). Я начну с того, чем вы кончили. Вы ирландец и потому не хотите быть на стороне тех, кто грабит. Но кто грабитель? Вы также весьма мне симпатичны, а потому мои оскорбительные слова не будут иметь к вам лично отношения. Разве грабители мы? Кто вас звал — в Баку, в Архангельск, в Одессу, в Мурманск, под Петроград? Разве мы не кричали вам: «Оставьте нас в покое!» Вы не слышали нас, пока мы вас не поколотили. И тогда вы обнаружили, что кое-что потеряли. Нет, не ирландцев и даже не просто англичан. А тридцать пять офицеров, тридцать пять аристократов, тридцать пять из семейств тех, кто хозяйствует и грабит. И вдруг — в плену у этих страшных людоедов-большевиков. Какой ужас! За этих тридцать пять не жалко отдать все. И отдали! И это верно — я вымогал, прикидывался больным. Я тянул не потому, что не жалел своих граждан. А чтобы вернуть всех, кого возможно. Вы гуманисты? Так почему сразу не отдали всех наших людей? Одним махом вы устранили бы все трагедии. У вас их было тридцать пять? А у меня десять тысяч! Где весы, на которых они весят меньше?

Пристань Петрограда. Встречающая толпа. Волнение ожидания. Шум. Неразбериха. Бегают дети. По мере приближения пароходов к порту волнение увеличивается, а люди затихают. Самые разные формы проявления взволнованности. И — молчание. Каждый человек на пароходе напряженно всматривается в приближающийся берег. А на берегу все молча повернулись к морю.

В толпе встречающих некоторые держат на палке плакат с фамилией встречаемого.

Набережная Амстердама. Максимов медленно поднимается по трапу.

О’Крэди, Мэйсон и Боб стоят внизу.

Караван судов, разворачиваясь, входит в порт Петрограда.

1967—1977

КУСТ РЯБИНЫ

Пьеса в двух действиях

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

З и н а и д а  Г р и г о р ь е в н а  Г л у ш к о в а, старушка, 80 лет.

И л ь я, ее сын, 56 лет.

П э г г и, его жена, 50 лет.

Р э ч е л, их дочь, 17 лет.

К о с т я, 35 лет.

В а л я, 50 лет }

Р а я, 28 лет } соседки Зинаиды Григорьевны.

Ж е н щ и н а  и з  а м е р и к а н с к о г о  п о с о л ь с т в а.

Н а ч а л ь н и к.

С л у ж а щ и й  м и л и ц и и.

Т а м о ж е н н и к - н о с и л ь щ и к.

С о т р у д н и к  с о в е т с к о г о  п о с о л ь с т в а.

Время действия — 1966 год.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

В прихожей. Затем — у старушки.

Прихожая в коммунальной квартире, в которой живут три человека: старушка, Валя и Рая. В прихожей телефон.

Появляется  В а л я.

В а л я. Кс-кс-кс-кс… Вот подлец, опять удрал… Кс-кс-кс… Ненасытная утроба… Кс-кс… (Собирается уйти. Останавливается. Прислушивается.) Не иначе, его кто-то на лифте поднимает. (Слушает.)

Звонок.

Так и есть. (Открывает дверь.)

Там  К о с т я.

К о с т я. Здравствуйте, Валечка.

В а л я. Я думала — кота моего привез. Ума не приложу, куда делся?

К о с т я. Видел я вашего кота. Гуляет внизу. Чуть на него не наехал.

В а л я. А поднять не догадался?

К о с т я. Он не просил.

В а л я. У тебя допросишься.

К о с т я. Раюша дома?

В а л я (стучит в одну из дверей). Райка! Твой. (Выходит в наружную дверь, хлопнув ею.)

Пауза. Входит  Р а я.

К о с т я. Здравствуй, Раюша.

Р а я. Ах, это ты? (Кивает.)

К о с т я. А ты думала?

Р а я. Ты ко мне?

К о с т я. Не совсем. Вернее, частично. Впрочем, как ты пожелаешь. Мне звонила Зинаида Григорьевна. Просила заехать.

Р а я. Это я ей посоветовала.

К о с т я. А что случилось?

Р а я. Она получила письмо. От сына. Из Америки. Приглашает в гости.

К о с т я. А при чем тут я?

Р а я. Мне казалось, раз ты работаешь в Интуристе, значит, разбираешься в этом деле — как ей поехать за границу.

К о с т я. А она хочет ехать?

Р а я. Пятьдесят лет