Самозванцы - Маргарет Петерсон Хэддикс

каким образом союзника можно распознать. «Я оставила одну вещь, которую вы узнаете – и сразу поймёте, что она не на месте. Вам известно, откуда она взялась и кто её сделал. Это символ, который друг покажет вам в знак того, что ему можно доверять».

«Ох, мама, – грустно подумала Эмма. – Ну почему ты не сказала этого в первой части письма, которую мы расшифровали прежде, чем явиться на суд! Скольких проблем мы могли бы избежать!»

Она поняла, что речь идёт о кривом сердечке, которое Финн когда-то нарисовал на мамином чехле для телефона. Эмма нашла копию этого рисунка в ящике маминого стола, хотя обычно мама не держала там никаких личных вещей. А потом, во время суда, человек, известный им как Джо, показал им точно такой же рисунок, только поменьше. Именно так они и поняли, что Джо можно доверять.

«Если бы мы с самого начала знали про сердечко, мы бы не опасались Джо. Тогда бы мы, может, добрались до мамы раньше и, может, спасли бы её во время суда, и нам бы не пришлось сюда возвращаться. Мы бы не тратили время даром и не потеряли бы госпожу Моралес».

Эмма перестала думать о прошлом путешествии в другой мир и сосредоточилась. Этот абзац содержал лишь ту информацию, которую они и так теперь знали. Эмма пропустила ещё немного. На сей раз она едва успела прочитать предложение до середины – и ахнула. А потом обняла братьев и воскликнула:

– Вот оно! То, что нужно!

– Здесь написано, где мама и как её спасти? – едва дыша, спросил Финн.

– Нет, но это первый шаг! Наконец хоть что-то полезное! – Эмма обняла братьев ещё крепче.

– И что же? – спросил Чез.

В кои-то веки он говорил с такой же надеждой, как Финн. Эмма ткнула пальцем в кривую строчку, которую вывела над строкой письма, а потом, поняв, что Чез и Финн не разберут её торопливые каракули, прочитала сама:

– «В доме Моралес есть человек, который вам поможет». Чез, Финн! Кто-то здесь на нашей стороне!

Глава 42

Чез

– Но кто? – спросил Чез. – Что толку, если мы не знаем его имени? Мама больше ничего не написала?

Жестоко было говорить это в ту минуту, когда Эмма буквально прыгала от радости, а Финн улыбался до ушей. Всё равно что пнуть котёнка или потянуть за хвост щенка.

– Н-нет, кажется… – Эмма разобрала следующую строчку. – Да, так я и думала. Мама боится за своих друзей – ведь письмо может попасть не в те руки. Но мы знаем, что она имеет в виду сердечко! Давайте будем показывать его людям, которым вроде бы можно доверять. Правда, рисунка у нас с собой нет, но если Финн…

– Мне бы только красный фломастер, – заверил тот. – И листок бумаги. И я вам нарисую сколько угодно сердечек!

Финн и Эмма иногда просто сводили Чеза с ума. Неужели они не понимают, что он чуть не умер от страха, когда выбрался из тайника за карандашом? Они что, совсем забыли про охрану и видеокамеры? Даже если они найдут красный фломастер и листок бумаги – нельзя же просто бродить по чужому дому и показывать всем подряд криво нарисованное сердечко! «Если бы с нами была Натали, мы бы ещё могли на что-то надеяться».

Натали.

Чез не сомневался, что паника охватила его в первую очередь оттого, что он беспокоится за Натали. Где она? Что с ней случилось? Не попала ли в беду? Чез надеялся, что Натали понимает: если он придумает, как ей помочь, то обязательно это сделает. Ему показалось, что он вот-вот взорвётся от тревоги и неуверенности и что больше ни секунды не сможет просидеть в этом закутке.

– Я поищу фломастер и бумагу, – сказал он Финну и Эмме, хотя и думал, что это бесполезно, и очень боялся выходить из укрытия. Но он должен был что-то сделать; а оттого, что в мамином письме не оказалось ничего нового, Чезу стало ещё хуже.

– Пожалуйста, осторожнее, – шепнула Эмма и прижала ладони к щекам.

Даже в тусклом свете фонариков Чез понял, что ей тоже страшно. Возможно, Эмма всё-таки понимает, как опасно надеяться. Возможно, только Финн слишком наивен, чтобы это сознавать.

Чез отодвинул деревянную панель, вылез и задвинул её за собой, а затем осторожно приоткрыл дверь кладовки.

В просторном, слабо освещённом помещении по-прежнему было тихо и пусто. И, вместо того чтобы броситься к ближайшему столику, как в прошлый раз, Чез заставил себя осмотреться. И… мерещится ему, что ли? Теперь подвал как будто тянулся без конца, превратившись в оранжево-синий лабиринт под стеклянным куполом.

Подвал напоминал…

«Храм» – вот какое слово пришло Чезу на ум. Это был храм чего-то, что символизировали оранжево-синие флаги, висевшие в зале суда.

«Флаги не сделают тебе ничего плохого», – напомнил себе Чез. Он осторожно выбрался из кладовки и прикрыл за собой дверь. Теперь он отчасти злился на себя – за то, что перестал надеяться, за то, что трусил, за то, что с самого начала не сумел всех уберечь и позволил Натали в одиночку броситься навстречу опасности.

Чез дошёл до ближайшего стола и выдвинул ящик, откуда в прошлый раз достал карандаш. Ни фломастеров, ни бумаги там не было. Он и так это знал. Чез сердито задвинул ящик и выпрямился.

И тут в дальнем конце подвала послышался какой-то звук. Словно кто-то пытался подавить удивлённый возглас.

Чез пригнулся. Нет, надо спрятаться получше. Он попятился и присел за тёмно-синей кушеткой. Сердце у него билось так громко, что он едва расслышал шёпот:

– Чез, ты где? – Это был голос Натали.

Чез выглянул из-за спинки кушетки – и увидел Натали, которая высунулась из-за стола в другом конце подвала. Она не видела его и озиралась – наверное, искала Эмму и Финна. Несколько секунд Чез смотрел на неё не отрываясь. Натали откинула волосы с лица, и они всколыхнулись и заблестели, как в тот день, когда Чез впервые попытался с ней заговорить – когда он выглядел так глупо. Но даже это воспоминание теперь не было таким мучительным. Натали вернулась – и словно взошло солнце. Появилась надежда, и всё, что минуту назад казалось немыслимым, снова стало возможным. Потому что Натали пришла одна, с ней не было людей из этого жуткого мира. Она спаслась – и каким-то образом догадалась спуститься в подвал и отыскать Чеза, Эмму и Финна. Теперь они найдут союзника в доме и выручат маму и Джо!

– Натали, – позвал Чез,