Египет Рамсесов - Пьер Монтэ

Другой верховный жрец Амона, Бакенхонсу, по-видимому, тоже заслуживал всяческих похвал:

«Я был добрым отцом для моих подчиненных, обучал молодых людей, протягивал руку несчастным, обеспечивал тех, кто был в нужде, делал много полезного в своем храме, как главный управитель работ в Фивах, по приказу… Рамсеса II».[359]

Остается только надеяться, что подчиненные не стали бы опровергать эти слова.

Обычай ограничивал рабочий день слуг и мастеров разумными пределами.[360] Тем не менее рабочий люд не раз протестовал, и не без причины. Иногда протесты принимали форму «забастовки». Работники получали причитающиеся им провизию и одежды иногда раз в месяц, а иногда раз в два или даже в четыре месяца. Менее предусмотрительные, даже не будучи обжорами, ухитрялись все проесть задолго до новой выдачи.

«Мы подыхаем с голоду, а до следующего месяца еще восемнадцать дней!»[361]

Работники собирались на площади перед административным зданием: «Мы не вернемся, передайте это начальникам, которые собрались там».

Чиновник рассказывает о сложившейся ситуации: «Мы пошли, чтобы их выслушать, и они сказали нам правдивые слова».

Голодающие толпами приходят к складам. Однако они не пытаются взломать двери. Один из них громко жалуется: «Нас пригнал сюда голод, пригнала жажда, у нас нет больше одежды, нет масла, нет рыбы, нет овощей. Пошлите к фараону, нашему хозяину, пошлите к царю, нашему повелителю, чтобы нам дали средства для жизни!»

Эту жалобу он повторяет перед городским чиновником, но кое-кто уже боится за него и готов сказать, что в общем все в порядке. Однако другие рабочие отказываются разойтись, пока им не раздадут провизию. Чиновники решают уступить. Они призывают писца-счетовода и говорят ему:

«Проверь зерно, которое ты получил, и раздай его людям некрополя!»

«И тогда призвали Памонтунебиата и стали выдавать нам наши порции зерна каждый день».

Таким образом, угроза восстания была предотвращена.

Участь работников была не так уж тяжела, когда хозяева заботились о них, как Бакенхонсу или Рама-Раи, вовремя строившие для них жилища и удобные, чистые, хорошо проветриваемые мастерские; им регулярно раздавали припасы и одежду, а непредусмотрительных успокаивали дополнительными выдачами. У них было много свободных и праздничных дней, и у нас есть все основания полагать, что наиболее серьезные и умелые работники со временем могли стать надсмотрщиками или мастерами, поднакопить всякого добра и окончить свои дни мелкими собственниками или хозяевами. Когда настали смутные времена и разгорелась борьба между сторонниками Амона и сторонниками Сетха, работникам пришлось хуже всех, и они толпами примыкали к бунтовщикам.

XI. Торговля и деньги

Во владениях фараона и великих богов велся строжайший учет всех поступающих за день продуктов, изделий и всего, что расходовалось на содержание работников. Это был замкнутый цикл. Закрома и склады ломились от продуктов и товаров, но они предназначались лишь для незначительной части населения. Удовлетворив потребности этой привилегированной прослойки, излишек товаров можно было пустить в торговый оборот. В одних случаях большие владения непосредственно обменивались своей продукцией, в других – оптом продавали свои продукты торговцам, которые потом сбывали их на свой страх и риск.

Помимо больших государственных и храмовых владений в Египте было множество частных поместий – крупных, средних и совсем мелких. Скотоводам, земледельцам, производившим зерно, овощи и фрукты, нужны были одежда, мебель, украшения или предметы роскоши, но получить все это они могли, только продав животных или излишки своего урожая. Кроме того, существовали свободные ремесленники, работавшие в собственных мастерских, которые зарабатывали на жизнь, сбывая свои изделия. И наконец, существовала еще категория торговцев, которые ничего не производили, но скупали и перепродавали все, что имелось в стране. Все эти люди – покупатели, продавцы и торговцы – встречались на рынках.

Крестьянин из уже известной нам сказки («Обличения поселянина») нагрузил ослов всякими превосходными дарами из Соляного оазиса. Если бы его не ограбили по дороге, он бы добрался со своим маленьким караваном до доброго города Ненинесут, разложил на рыночной площади свою соду, вяленые тушки водоплавающих птиц, сушеную рыбу и обменял бы все это на пирожки, ткань и одежду. Ему просто очень не повезло. В обычное время, когда стражники следили за порядком, люди добирались до рынка без всяких происшествий.

В гробнице Хаемхата[362] художник изобразил отчаянно жестикулирующих торговцев с узлами и корзинами: один сидит, другие стоят. Эти торговцы особого типа. У них огромные головы с длинными, спутанными волосами. Покупатели, которые подходят к ним со своими мешками на плечах, тоже жестикулируют и отругиваются, и язык их, наверное, не менее богат и солон, чем у торговцев. Прибытие иноземного судна либо с Верхнего Нила, либо из Сирии всегда собирало не только любопытных, привлеченных странными нарядами чужеземцев и их пестрым товаром, но также египетских торговцев, которые устанавливали на берегу свои лавчонки и продавали финикийцам провизию в обмен на такие товары, как разукрашенный рог или резная голова, насаженная на слоновий бивень.[363]

Обмен товарами облегчался тем, что в Египте издавна продукты или изделия оценивались с помощью единицы под названием «шетит». В документе времен XVIII династии даже дом оценили в шетит.[364] На папирусе XVIII династии[*55] точно так же в шетит оценена рабыня, вернее, ее работа за определенное время.[365] И тем не менее эта единица была чисто теоретической. Официальным властям никогда не приходило в голову наделать из металла кружочков строго определенного веса и выбить на них соответствующие изображения, однако египтяне хорошо знали, какое количество золота, серебра или меди соответствовало по весу одному шетит. Таким образом, товар не обменивался на деньги. Но тот, кто хотел продать дом и договаривался о его стоимости в шетит, получал зерна или скота на эту сумму. Все делалось очень просто. Если продавец и покупатель обменивались животными или изделиями неодинаковой стоимости, разницу исчисляли в шетит и, чтобы ее уравновесить, подыскивали подходящий товар, который одна сторона могла предложить, а другая соглашалась принять. Порой это вызывало разногласия. По-видимому, к эпохе Рамсесов шетит вышел из употребления. Он ни разу не упоминается в Большом папирусе Харриса, зато там постоянно идет речь о дебене весом 90 граммов и кедет (ките, кит – «кольцо») весом 9 граммов золота, серебра, меди и драгоценных камней без каких-либо указаний на их стоимость. Это были чисто весовые единицы.

В том же документе и в календаре из Мединет-Абу перечисляются меры зерна, корзины фруктов, мешки и корзины из пальмовых ветвей разной величины для других продуктов. Животных и деревья считали поштучно. Когда египтяне приводят число быков, диких быков, ориксов, бубалов (коровьих антилоп) и газелей, они потом складывают эти цифры, чтобы получить общее количество голов скота, и точно так же поступают с птицей, нигде не уточняя реальную цену. Если бы это понадобилось сделать, ее выразили бы в весе золота, серебра или меди. Цена быка колебалась от тридцати до ста тридцати дебенов меди. Мешок полбы («бедет») стоил один дебен меди.[366] Однако на практике покупатель почти никогда не мог предъявить дебен меди, а тем более золота или серебра. Расчеты драгоценными металлами начали производить лишь при последних Рамсесах, когда массовое ограбление храмов и гробниц вернуло в оборот довольно большое количество этих металлов, которые веками хранились под землей или в храмах.

Один такой вор отдает за дом дебен серебра и пять кедет золота; другой покупает за два дебена серебра двух быков. За рабыню Дега заплатили два дебена серебра и еще шестьдесят дебенов меди. Пять горшков меда можно было купить за пять кедет серебра, а быка – за пять кедет золота.[367]

До этой эпохи смут и беспорядков покупатели расплачивались продуктами, принимаемыми продавцом, которые, в свою очередь, оценивались на вес золота, серебра или меди. Писец Пенанукет, продав быка, оцененного в сто тридцать дебенов меди, получает льняное платье, стоящее шестьдесят дебенов, десять мешков и три с половиной меры зерна ценой двадцать дебенов, каменья для ожерелья на тридцать дебенов и, наконец, еще два платья ценой десять дебенов.[368] Одна фиванка купила у торговца рабыню за сорок один дебен серебра, однако заплатила не серебром; перед городскими судьями она перечисляет различные предметы – два куска материи она сама уже вручила продавцу, а вот изделия из меди и бронзы будут ему переданы другими лицами.[369]