Отсрочка от казни - Андрей Дышев

– Отлично! – сквозь зубы процедил я. – В таком случае мы вынуждены оставить здесь консервы, одежду, аптечку и одеяла!

– М-да, – произнес Влад, нахмурив лоб. – Это тоже бросить жалко… Эй, пигалица! Сколько бутылок воды осталось?

– Семь, – ответила Леся, жуя губы. Обращение ей не понравилось. – Из-под шампанского.

– И это все, что ты несешь?

– Еще автомат.

– Автомат отдай Кириллу, а себе переложи консервы.

– Автомат не отдам.

– Не наглей, малыш! – басом сказал Влад и ударил кулаком в бок ящика, как шаман в свой бубен. – Тебя как в школе учили со старшими разговаривать?

– Сейчас узнаешь, – ответила Леся и, сделав несколько шагов назад, направила ствол «калашникова» в грудь Влада.

– Неужели выстрелишь? – спросил Влад изменившимся голосом. У него уже пропала охота шутить.

– Сделаешь шаг – выстрелю, – пообещала Леся.

– У тебя от жары мозги потекли! Ты понимаешь, что мы тебе не враги?

– Я в этом не уверена, – ответила Леся. – Вас двое, вы мужчины, я вас не знаю… А вдруг вам взбредет в голову избавиться от меня?

– Кончай пургу нести! – поморщился Влад. – Что ты молчишь, Кирилл? Объясни ей, что она дорога нам, как сестра!

– Нет, как мать, – поправил я. – Даже как бабушка!

– Если так, – после недолгого молчания произнесла Леся, – тогда забудьте про автомат. Не пытайтесь его у меня забрать, а то будет беда. Клянусь вам.

– Черт с тобой! – сплюнул Влад. – Неси сама свою игрушку.

Его так расстроила несговорчивость Леси, что он забыл поделиться со мной грузом, снова закинул на плечо ящик и побрел дальше.

– Ну! – поторопила меня Леся, сверкнув черными глазами.

– Значит, ты его любишь? – спросил я, подкидывая на себе рюкзак. – Твое сердце занято, а душа закрыта на замок?

– Для тебя – да, – ответила Леся.

– Не спеши так говорить. Придет время, и ко всем замочкам я подберу ключики, – пообещал я и пошел вслед за Владом.

Я знал: она продолжала стоять и смотреть мне в спину. Я старался ступать тихо, чтобы не пропустить очень важный для меня и страшный сигнал. Если сейчас она не выстрелит, думал я, то до ночи я проживу.

Она не выстрелила.

Глава 23

Мне казалось, что ноги мои постепенно высыхают и превращаются в песок, и пройдет еще совсем немного времени, и они рассыплются, и тогда я поползу, цепляясь руками за шпалы и колючки. Губы мои потрескались от жажды, язык распух, словно во рту застрял комок глины. Спина Влада, идущего впереди, в просоленной, побелевшей куртке, плыла перед моими глазами, двоилась в радужном ореоле. Иногда я оборачивался и кидал взгляд на Лесю, которая беспрестанно спотыкалась, выписывала зигзаги и крутила головой, словно ей слышались вопросы и она давала на них отрицательные ответы.

Когда солнце скрылось за горизонтом, Влад скинул с плеча ящик и упал рядом с ним. Леся попыталась стащить с себя сумку, но ее повело, она попятилась спиной и, споткнувшись, села на колючку. Я, стоя на коленях, рассматривал свои руки, похожие на надутые медицинские перчатки. Распухшие пальцы не сгибались, поверхность ладони потеряла чувствительность; я возил ею по острому гравию и не чувствовал боли.

– Будем отсыпаться, – произнес Влад. – Сделаем тент и будем валяться до тех пор, пока не восстановим силы… Эй, малыш! Пусти-ка по кругу бутылку! Совсем в глотке пересохло.

Малыш посмотрела на Влада такими глазами, словно он просил ее сбегать в ближайший ларек за холодным шампанским, легла навзничь, на автомат, положив голову на сумку, и замерла, будто уснула. Но, словно о чем-то вспомнив, она опять поднялась на ноги, подошла к моему рюкзаку, выдернула из него одеяло, прихватила бутылку с водой и постелила себе в стороне, в ложбинке между песчаными холмами. Она легла на одеяло, как на шезлонг, положила автомат на колени, направив его в нашу сторону, и, отпивая из бутылки, из-за полуприкрытых век наблюдала за нами.

Этот откровенный конвой стал меня раздражать, в то время как Влад отнесся к причудам девушки совершенно спокойно. Он лишь поинтересовался у нее, будет ли она охранять их сон ночью, и, вкопав ящик в песок на манер стола, пошел вдоль рельсов собирать высохшие колючки.

Быстро смеркалось, дневную жару вытеснял звездный холод. Песок остыл в считанные минуты, словно мы весь день жарились на сковородке и, наконец, под ней загасили огонь. Уже через полчаса я с нежностью вспоминал о солнцепеке. Наши обезвоженные и изможденные тела легко теряли тепло, и мы с Владом накинули на себя одеяла.

Аппетита не было, и лишь только для того, чтобы восполнить запас сил, мы подогрели на костре консервированную рыбу с овощами и сварили кофе в алюминиевой кружке. Леся ела отдельно от нас, в своей ложбинке, громко стуча ложкой о края консервной банки.

Мы все настолько устали за прошедший день, что никого из нас не тянуло на разговоры, и ужин прошел при гробовом молчании. Влад допивал свою порцию кофе лежа, его глаза слипались, и я беспокоился, как бы он не вылил содержимое кружки на себя. Леся завернулась в одеяло, как младенец в пеленку, причем автомат не оставила снаружи, и от того, что не было видно ни ствола, ни рук, девушка становилась еще более непредсказуемой.

Силы быстро возвращались ко мне. Я сидел возле костра, подкидывая в него пропитанные солнцем крепкие корявые ветки и высохшие колючки, смотрел в огонь, который весело потрескивал и выпускал в черное небо ароматный дымок, и чувствовал, что тело снова становится легким, а мышцы упругими, и если возникла бы необходимость, я встал бы и пошел дальше.

Еще не было девяти, а Влад храпел вовсю, наводя ужас на местных шакалов. Я видел его лицо сквозь оранжевую шторку пламени. Одна рука его лежала на крышке ящика – так Владу, наверное, было спокойнее. Его заботы были более громоздкими, чем мои, и более примитивными, потому мой друг глубоко и крепко спал.

Ко мне же сон не шел. Я уже в который раз думал о событиях последних двух суток, прогоняя их в сознании в строгой хронологической последовательности, словно проверял шелковую ленту на ощупь, отыскивая незаметные глазу шероховатости и петли.

Леся делала вид, что спит, но я видел, что она неплотно прикрыла глаза и наблюдает за мной. Я послал ей воздушный поцелуй.

Притворяться уже не было смысла, девушка откинула одеяло и села. Красные блики от костра скользили по ее лицу и волосам, отчего казалось, что Леся рыжая до корней волос.

Она подошла к костру, не забыв прихватить с собой автомат, села на корточки и кинула в огонь колючку. Пламя с треском прожевало жесткие длинные листья, заканчивающиеся острыми шипами, и отрыгнуло искры.

– Почему не спишь? – спросил я.

– Не хочется, – уклончиво ответила Леся.

– Ты не бойся, я на тебя нападать не собираюсь.

– А я и не боюсь! – с вызовом ответила Леся, вонзив в меня черный, раскалившийся в костре взгляд.

– Ничего у тебя не получится.

– У твоего друга тоже!

– Может быть, сразу обо всем договоримся?

– С тобой?! – воскликнула Леся.

– А почему бы и нет?

– Я тебе не верю.

Я отрицательно покачал головой.

– Не то слово, Леся. Ты хотела сказать, что не доверяешь мне. Так?

– Может быть.

– Так давай объяснимся.

– Не хочу я с тобой объясняться. Я вообще слушать тебя не хочу.

– Это потому, что ты знаешь наперед, что я тебе могу сказать. Тебе просто неинтересно со мной, как с человеком, для которого в тебе уже нет ничего загадочного.

Возмущенная, Леся поднялась на ноги, отошла от костра в темноту. Я видел, как она, увязая по щиколотку в песке, поднялась на холм. Ее обнаженные по плечи руки, казалось, сделаны из полированного красного дерева. Она замерла коричневой статуэткой на вершине холма, глядя в непроницаемо-черную ночь. Кажется, ей хотелось прогуляться, но ночная пустыня, по которой без света нельзя было и шагу ступить, ее отталкивала. Я подлил масла в огонь:

– Будь осторожна, наступил час волка. Да и на кобру запросто наступить можно.

Леся струсила. На волка с автоматом она, может быть, пошла бы. Но мысль о ползучей твари, в которую не так просто попасть из автомата, парализовала ее волю.

Она сердито дернула плечами, повернулась и на несколько шагов спустилась ближе к костру.

– Проводи меня! – требовательно сказала она.

– Пожалуйста! – великодушно согласился я, накинул на плечи одеяло и стал взбираться на холм. Леся пропустила меня вперед, держа автомат на изготовку, и, только когда я отошел от нее шагов на пять, пошла за мной.

Я двигался медленно, внимательно глядя себе под ноги. Собственно, я уже почти ничего не видел, так как скупые отблески далекого костра уже едва выхватывали из темноты камни и колючки. Всякий раз, когда под ноги попадала высохшая ветка, у меня холодела спина, но, когда из-под моей ноги выскользнул жирный черный хвост, покрытый на конце кольцевыми чешуйками, невероятное отвращение и гадливость выдавили из меня сдавленный вопль.