Отсрочка от казни - Андрей Дышев

– Гони!!

Влад, ставший после тюрьмы послушным, рассеянным и немногословным, снова дал газу, въехал в навозную яму, распугал кур и вырулил на узкую слепую улочку, в которой джип едва уместился по ширине. Пока он запутывал и сбивал с толку мнимого преследователя, я перебрался на заднее сиденье к Анне и тотчас оказался в ее объятиях. Она, не давая мне ничего сказать, тискала и целовала меня столь же неистово, как Филин Лесю за мгновение до своей смерти. Упругий ветер трепал ее непривычно светлые для местного населения волосы и, смазывая капли слез, быстро высушивал их.

– Откуда ты здесь?! – орал я, перекрикивая рев старого американского движка, который, наверное, еще служил на базах янки во Вьетнаме.

– Вы видели свои рожи?! – задавала Анна встречный вопрос и все гладила нежной ладонью мои лоб, щеки и глаза. – На вас же смотреть страшно! Уроды! Олигофрены! Что с вами сделали?

Она смеялась и плакала.

– Меня, например, только по лицу били, – не оборачиваясь, заметил Влад. – Все остальное цело. Причем – слышите? – подходит такой коротышка, от земли два вершка, плюнуть не на что, и давай возле меня прыгать, своей ногой мне по животу бить. А у меня там – вы же знаете! – десятисантиметровая прослойка мышц, мне хоть бы хны. Тогда он, тарантул обезвоженный, положил мою ногу на две табуретки и давай по ней скакать… А мне больно, я кричу: «Ты что ж делаешь, червь ты вяленый! Пожалей себя! Сотрешься на такой работе!»…

Мы выскочили из поселка на асфальтовое шоссе. Влад перестал оглядываться, высматривая «хвост». Анна поставила на колени дорожную сумку, раскрыла ее и стал выкладывать из нее вату, бинты, мази и бутерброды.

– Много денег отдала, чтобы нас найти? – спросил я, стараясь не трясти головой, чтобы Анне было удобней смазывать лекарством ссадины.

– Да что вас искать! На всю страну прославились: Вацура – Уваров, Вацура – Уваров!.. Чтобы я еще хоть раз отпустила тебя куда-нибудь одного… Не дергайся!

– Не надо бинтом! На кого я буду похож? – попытался воспротивиться я.

– Да ты посмотри, на кого ты сейчас похож!

Я хлопнул Влада по плечу.

– Тормози! Сейчас в другое место поедем.

Влад съехал на обочину и заглушил двигатель. Минуту мы продолжали сидеть неподвижно, вслушиваясь в тишину пустыни.

– Хочу сразу сказать о неприятном, – произнес я.

Влад по-прежнему сидел ко мне спиной. Мне кажется, он был настолько накачан неприятностями, что уже физически не мог их вынести, от моих слов он даже ссутулился, будто ожидал нового удара.

– Мила завела на нас уголовное дело, – сказал я.

– Это я знаю. Дальше! – сказал Влад.

– Если вторая часть документов попадет в прессу, она даст делу ход.

– Не попадет, – ответил Влад.

– Хорошо, если милиция, найдя труп, не придаст бумагам значения и похоронит их в архиве, а вдруг продадут коммерческому изданию?

– Не продадут, – так же односложно ответил Влад.

– Но почему ты так уверен?

– Потому что документов больше не существует.

– Как это понять? Ты же…

– Я тебе тогда сказал: хватит подвигов! – перебил Влад. – Неужели ты надеялся, что я засуну эти бумажки за пазуху Филину?

– А куда ты их дел?

– Сжег! А пепел развеял по ветру!

Я промычал от удовольствия. Анна, не понимая, о чем речь, крутила головой, переводя взгляд с меня на Влада.

– Сколько раз я говорил, что ты страшно умный! – похвалил я Влада. – Тогда гони в Красноводск!

Влад взялся за рычаг передач, выжал сцепление и замер.

– А зачем нам в Красноводск? – спросил он.

– Тогда в Ашхабад, – вспомнил я еще один город.

– А туда зачем?

– Не знаю.

Влад пожал плечами.

– И я не знаю. Мне, например, вообще никуда не надо. Я вольный человек. У меня нет ни цели в жизни, ни бензина, ни денег, ни здоровья. Остались только жизнь и свобода. И, смею заверить, это очень немало! Пока, ребята!

С этими словами Влад вылез из машины и, сунув руки в карманы, не торопясь пошел по пустынному шоссе в сторону горизонта.

– С ума сошел от счастья, – поставил я диагноз.

– Придется мне немного огорчить его, – сказала Анна и, перешагнув на водительское сиденье, села за руль. На протяжный автомобильный гудок Влад не отреагировал.

– Он прав, – вслух подумал я. – Все познается в сравнении. До тех пор, пока не побываешь на волоске от смерти, не познаешь цену жизни. Сейчас он считает себя богатейшим и счастливейшим человеком на земле.

– Все это красивое философствование годится только для финальной сцены голливудского фильма, – сказала Анна, запуская мотор. – А через час он захочет пить, а потом и хлеба с маслом.

Что-то раньше я не замечал у нее такого реалистического взгляда на жизнь.

Анна покатила вперед и быстро поравнялась с Владом. Мой друг с совершенно невозмутимым видом продолжал идти вперед, иногда сплевывая через дырку между передними зубами, которой я раньше не замечал.

– Влад! – позвала Анна. – Во сколько тебе обошелся бензин?

– Не помню, – односложно ответил Влад. – Какая разница? Жизнь дороже!

Я тронул Анну за плечо и сделал гримасу, которая означала: «Что я тебе говорил! Он безнадежен!»

– Мне сказали, что больше двухсот пятидесяти тысяч твои цистерны стоить не могут, – продолжала Анна.

– Двести тысяч он отдал! – вспомнил я.

– Влад! – отчетливо проговаривая слова, сказала Анна. – Господин Уоррент готов купить их у тебя за четыреста тысяч баксов! Я разговаривала с ним вчера в пресс-центре министерства внутренних дел как твое доверенное лицо.

– Не знаю никаких Уоррентов, – ответил Влад.

– Это американский продюсер. Он вместе с туркменскими и иранскими кинематографистами снимает фильм в Каракумах. Где-то под Бахарденом он уже возвел бутафорию, но, когда узнал про цистерны с бензином, застрявшие на аварийном мосту, решил все снимать на живой натуре. Я от твоего лица уже подписала с ним предварительное соглашение.

Наконец, Влад остановился. Сначала он посмотрел на меня, потом на Анну. Даже опухшие веки не скрыли его широко раскрытых глаз.

– Что ты сделала? – уточнил он.

– Подписала соглашение, – ответила Анна и с испугом взглянула на меня. Влад тоже посмотрел на меня, словно я был доверенным лицом господина Уоррента.

– Кирилл, – с трудом произнес Влад. – Там же вода, а не бензин. Анна на такую аферу толкает, каких еще свет не видывал! Господин Уоррент нас потом на этом самом мосту повесит головами вниз!

– Ну-у-у, – протянул я, избегая смотреть Владу в глаза. – Может быть, и не повесит. Леся, вон, тоже хотела кое-что тебе отрезать, и Тихонравова пыталась…

– Где вода? О чем вы говорите? – не поняла Анна.

– Господи, – шептал Влад. – Четыреста тысяч баксов! Зачем ты вводишь меня в такое искушение!

– Компенсация за моральные и материальные издержки, – бормотал я, пытаясь приладить к рваной дыре на своих джинсах лоскут. – А продюсер, наверное, очень богат, с него не убудет…

– Не искушай меня!! – вдруг заорал Влад, воздев руки кверху. – Не искушай, умоляю!!

И, забыв о хромоте, со всех ног кинулся в пустыню.

– Влад! – крикнул я, устремляясь за ним. – Пожалей себя!

Съехав с дороги, Анна погнала джип за нами. Мы все одновременно что-то кричали, но старый американский мотор легко заглушал наши хриплые голоса, и казалось, что мы от избытка чувств нестройно подпеваем ему, а суть слов песни была совсем не важна.

Послесловие

Пятнадцатого сентября утром, ближе к часу «пик», из телефона-автомата, расположенного рядом с входом в метро «Беговая», я позвонил в милицию и сказал низким басом:

– В ближайшие часы метро «Беговая» будет взорвано. Еще один теракт будет совершен сегодня вечером в одном из автобусов шестьсот семьдесят седьмого маршрута.

И, положив трубку, быстро свернул за угол дома, где в машине меня дожидалась Анна.

– Домой! – сказал я.

Вечером, в последнем выпуске «Вестей», мы с Анной смотрели эпизод: из фойе метро эвакуировали людей, и кинологи с собаками проверяли мусорные ящики, щели между торговыми ларьками, эскалатор и турникеты.

Как сказала потом улыбающаяся дикторша, сигнал оказался ложным. Взрывные устройства ни в метро, ни в автобусах указанного маршрута не были обнаружены. И вообще, добавила она, в этом году осень в столице оказалась на редкость спокойной.