Отсрочка от казни - Андрей Дышев

Не успев отойти от одного шока, как я оказался во власти другого.

– Вы что там, плаваете, что ли? – услышал я надломленный голос Филина.

– Да, принимаю, так сказать, боди. Хорошо, что теплая, – неохотно ответил Влад.

Выворачивая карман, я вытащил вторую часть дозиметра. И этот кусок трубки с окуляром был полым. В ярком свете луны мне удалось внимательно рассмотреть его. В нем не было ни батарейки, ни вакуумной капсулы, ни инизационной камеры. Шкала, нить стрелки, болтающаяся из стороны в сторону, если по дозиметру постучать пальцем, и линза. Это был учебный муляж, макет!

– Филин! – крикнул я. – У меня к тебе вопрос: с какого стенда ты снял дозиметр? Где ты его нашел?

Филин долго не отвечал. Он почувствовал, что в вопросе скрыто что-то очень важное для него.

– Не все ли равно, – отозвался он из-за цистерны. – А почему вы спрашиваете?

– Потому что в твой дозиметр можно свистеть, его можно использовать как мундштук или трубочку для коктейля. А вот измерять дозу облучения никак нельзя. Он пустой внутри. Ты его, конечно, не разбирал?

Представляю, какой переполох вызвали в душе Филина мои слова. Я услышал его быстрые шаги, а затем увидел его голову между вагоном и цистерной. Филин полез было на сцепку, но тотчас пригнулся и на корточках прополз под цистерной.

– Руки надо мыть перед едой, – посоветовал я. – Тогда поноса не будет. И пореже дергай себя за волосы. А что касается слабости…

– Замолчите!!

Какое у него было лицо! Это был оголенный сгусток нервов, это был немой вопль с мольбой не обмануть. Мне даже стало жалко Филина, и когда он нетвердым шагом приблизился ко мне и протянул руку, как умирающий от голода за куском хлеба, я немедленно кинул ему один за другим обломки дозиметра.

Первый он поймал, второй уронил – мешал автомат. Медленно, не сводя с меня глаз, присел на корточки, поднял обломок трубки с настила и не своим голосом крикнул:

– Огня! Дайте огня!

Все можно было прекрасно увидеть и без огня, тем более что никто, кроме меня, не мог выполнить эту просьбу, а я не хотел стоять над этим сопливым террористом с огнем в руке, как статуя Свободы. Но Филин забыл о своей просьбе. Он крутил обломки, как мартышка очки, поочередно заглядывал внутрь трубок, дул в них, тряс, нюхал и едва ли не пробовал на зуб, издавая при этом какое-то странное кряхтенье. Этот звук становился все более отчетливым, выразительным, словно кто-то плавно увеличивал громкость, и я, наконец, понял, что Филин захлебывается от смеха.

Он выпрямился; вращая головой вверх, вниз, в стороны, опустив автомат так, что ремень стал волочиться по настилу, он поплелся вдоль цистерн. Смех, словно два дерущихся кота в мешке, искал выход наружу, и Филин ежился, дергался, разводил руками, хватал себя за волосы. Наконец, его по-настоящему прорвало. Он оперся о поперечную балку, свесил голову над пропастью и разразился диким хохотом. Раздробившись на эхо, он заметался в тесном ущелье, встревожив стаи черных птиц, которые тотчас взмыли в звездное небо, заслонив собой луну.

– Что с ним? – спросил Влад. Он сидел на крышке люка, расправляя на плечах отвислую мокрую майку.

– Жизни радуется, – ответил я.

– Так надо дать ему по балде, чтоб не радовался, – сказал Влад и стал спускаться по лесенке вниз.

Он спрыгнул на настил, отчего тот волнами заходил подо мной, и, чавкая кроссовками, приблизился ко мне.

– Нет, ты скажи, как меня кинули, а? Как последнего лоха! Воду вместо бензина залили! Да еще, наверное, ослиной мочой ее разбавили! А с другой стороны, как повезло! Как хорошо, что мне попался такой замечательный жулик! Встречу – шампанским залью!.. Ну-ка, давай выжмем!

Он стянул с себя майку. Мы взялись за ее концы и стали выкручивать. Они оба счастливы, подумал я. Как мало надо было им для счастья: сначала приговорить, а потом помиловать.

– Как ты думаешь, у него остались патроны в автомате? – спросил Влад, с содроганием надевая влажную майку. От его тела валил пар, словно Влад только что вышел из парной.

– Я не считал.

– Если есть, то немного, – махнул рукой Влад, приглаживая ладонью волосы.

– Каждому из нас достаточно одного.

– Не думаю, что мы теперь ему нужны… Надеюсь, ты сказал ему правду?

Я кивнул и полез под цистерной к женщинам. Филин связал их толстой леской от штор, развязать ее я не смог, пришлось пережигать спичкой. Я подал руку Лесе, но первой за нее ухватилась Мила, встала на ноги и поднесла к лицу ладони.

– Боже, они совсем онемели! Сделайте мне массаж пальцев!

Лесю, наверное, я поторопился отвязать. Она напоминала сорвавшуюся с цепи львицу. Сначала она молча, пружинисто ходила кругами около цистерны, потирая руки, а затем стала коротко выкрикивать, ни к кому конкретно не обращаясь:

– Я убью его! Я утоплю его в этой цистерне. Мерзавец! Трухлявая плесень! Клоп вонючий! Я изрешечу его пулями, как эту дурацкую бочку!

– Хватит, Леся, остановись, – сказал я. – Хватит убивать.

– Что?! – Она круто повернулась ко мне, хищно нацелив на меня свой орлиный нос. – Что ты сказал?

– Вы действительно весьма двусмысленно выразились, – проявила солидарность Мила.

– А с вами я вообще предпочитал бы не разговаривать и не иметь никаких дел, – сказал я, повернувшись к Миле.

– Поздно, – со вздохом ответила она.

Большой тенью, заслонившей луну, к нам приблизился Влад. От него исходил запах прелой одежды.

– Значит, так, – негромко сказал он. – Этот не до конца облучившийся засранец от радости совсем мозгами поехал. Все время смеется и икает. При нем вести себя спокойно, ругательствами (он выразительно посмотрел на Лесю) и резкими движениями на конфликт не провоцировать. Я беру его на себя.

– Как вы благородны и отважны! – не преминула съязвить Мила. – Где же вы раньше были?

– В цистерне плавал, – не моргнув глазом, ответил Влад.

Спор оборвался. Мы прислушались к ночной тишине, на широком и чистом поле которой переливалось лишь журчание воды, льющейся из дыр.

– А-а-у-у!! – донеслось до нас. – Дамы и господа! Довольно играть в прятки! Отзовитесь!

Недалеко, по другую сторону состава, скрипели доски, гулко стучали по настилу ботинки. Через минуту фигура Филина показалась за сцепкой между вагонами. Он перелезать к нам не стал, положил на замок, как на стол, автомат, опустил локти, повел головой, одаривая нас всех безумно-счастливой улыбкой, и, очень напоминая лектора за кафедрой, сказал:

– Дамы и господа! Я рад видеть вас всех живыми и здоровыми в этом забытом богом уголке земли! – Он сделал паузу, снова оглядел всех и тоном крайнего удивления произнес: – А что это вы все такие грустные? Что случилось с вашими красивыми глазами?.. Разве только у меня одного есть повод радоваться жизни?.. А, господин Уваров? Не окажись в цистерне вода, вы летели бы сейчас над пустыней в виде маленького черного облака. Так что это вы так набычились? Вы еще не сопоставили цены цистерн и жизни? Еще не поняли, в каком безусловном выигрыше оказались? Вам еще неясно, что более блестящей сделки в вашем глупом бизнесе уже никогда не будет?

Он перевел взгляд на Милу.

– А вы, госпожа Тихонравова? Неужели вы так сильно переживаете по поводу того, что, как шило в мешке, не удается сохранить в тайне ваши связи с лидером исламского движения? Какая ерунда! Не расстреляют же вас за это, в самом деле! Ну, разразится в думе очередной скандал. Одним больше, одним меньше. А я подарил вам жизнь! Я для вас – все равно что вторая мама. Любите меня!

Он добрался до меня:

– Господин Вацура! Вы не устали играть благородного человека? Это так утомительно – играть всю жизнь, без выходных и отпусков, и лишь на унитазе становиться самим собой. Вы продемонстрировали нам всем, что дорожите своей репутацией больше, чем жизнью. Вы беспокоитесь о том, что подумают о вас люди, когда вас не станет… Верх идиотизма! Какая вам, к черту, разница, что о вас подумают потом? Вы мне объясните, какой смысл всю жизнь работать на имидж, словно это главное, что в нас есть? Жизнь сама по себе – смысл, и нет ничего более глупого, чем искать в ней что-то еще… Мне вас жаль.

Филин перевел взгляд на Лесю и, вопреки моему ожиданию, задал ей всего один короткий вопрос:

– Пойдешь со мной?

– Нет! – жестко ответила Леся и отвернулась.

По лицу Филина пробежала тень, словно луну на мгновение закрыло облако.

– Прощайте! – сказал он, повесил автомат на шею, повернулся и растаял в темноте.

Минуту никто из нас не шелохнулся и не проронил ни слова. Наконец, Влад возвестил:

– Четвертый час! Ну, что? Будем спать, любители жизни?

Он зевнул – так же фальшиво, как и говорил. Я понял, что слова Филина его здорово задели. Значит, я был не одинок в своих чувствах.

Глава 21

Не знаю, где скоротали ночь наши дамы, но мы с Владом предпочли свежий воздух. Из нескольких матрацев и одеял мы соорудили прекрасное ложе под звездным небом. Я спал крепко, и даже львиный храп Влада, разносящийся по всему ущелью, меня не беспокоил. Но с восходом солнца стало нестерпимо жарко, и нам пришлось срочно перемещаться в тень, ближе к цистернам.