О чем он молчит (СИ) - Ставрогина Диана

Незнакомые, успевшие уже растерять сияние былой свежести стены не вызывали ностальгии и приятных воспоминаний. Катя с легким сожалением думала о том, что вряд ли ей когда-либо выпадет шанс вновь пройтись по родным коридорам и аудиториям. Мысленно она пообещала себе расспросить Юру о судьбе старого корпуса: последние годы он читал в МГУ курс лекций по уголовному процессу и наверняка знал, что случилось с прежним физическим воплощением их альма-матер.

Среди окружающих ее людей Катя тщетно пыталась заметить знакомые лица — кроме, может быть, одного конкретного. Она не представляла, как вести себя с Денисом после произошедшей между ними… ссоры? …беседы? …ругани?

Катя не была уверена, что готова его увидеть. Она, если быть честной, боялась его увидеть. Боялась своей возможной реакции.

— Вот ты где! — На ее плечо упала тяжелая ладонь. От неожиданности Катя вздрогнула и резко обернулась.

— Юра! — констатировала она, не скрывая небольшого возмущения его беспардонным способом приветствия. За двадцать лет дружбы она так и не сумела отучить Юру от подобных выходок, случавшихся когда он забывал об их существенной разнице в комплекции и воспитании.

— Пардон, мадам! — Он хитро улыбнулся, явно пребывая в лучшем чем она расположении духа. — У-у-у, вы сегодня при параде, Катерина Сергеевна? — Он оглядел ее с головы до ног и со значением покивал головой, особенно указывая на ее каблуки. Очень тонкие и очень высокие. — Это с чего бы?

Катя закатила глаза и постаралась не стушеваться. Она и без сторонних комментариев не находила в себе привычной уверенности. Сегодняшний ее облик не был чем-то из ряда вон: тонкое шелковое платье-сорочка яркого изумрудного цвета, длинный пиджак и туфли на высоком каблуке, — погода еще позволяла не кутаться в теплые вещи. Вполне незамысловатый и банальный образ. Подходящий — и для университетского дневного официоза, и для неформальных вечерних посиделок в ресторане.

Себе, однако, Кая могла признаться, что давно не проводила перед зеркалом столько времени, как этим утром. Впервые за несколько лет у нее возникло непреодолимое желание превзойти саму себя в обманчивой простоте приложенных к внешности усилий: быть не просто красивой, а завораживающей, манкой, околдовывающей. Она, конечно, отлично осознавала, в чьих глазах ей настолько хочется увидеть восторг. Сожаление. Поражение даже.

Глупое, неразумное тщеславие. Тем не менее противиться ему Катя не стала. Не смогла.

— И как Света тебя терпит с такими превосходными навыками в комплиментах? — спросила она с издевкой, отказываясь дальше углубляться в размышления о собственных мотивациях: с тщеславием она примирилась бы, а вот с тем, что пряталось за ним, — вряд ли.

Ухмылка на губах у Юры стала еще довольнее.

— А жене я такого никогда не говорю. Неа, — произнес он с наигранным благоговением в голосе. — Это тебе я по-дружески: прямо и неделикатно.

Катя фыркнула.

— Спасибо, друг, — обращение она выделила.

— Извини, Кать… — Теперь Юра внезапно казался виноватым. — Выглядишь супер, давно…

— Ты как будто меня не знаешь, — перебила его Катя и легко рассмеялась. — Не обижаюсь я, выдохни. Света все-таки на дежурстве? — сменила она тему.

— Да, — он кивнул. — Но есть шанс, что успеет в ресторан.

— Было бы здорово, — ответила Катя воодушевленно. — Не уверена, что я вообще с кем-то из наших найду общий язык. Сто лет никого не видела.

Юра, конечно, не удержался от иронии:

— А раньше ты у нас со всеми была не разлей вода…

Катя в ответ толкнула его плечом.

— Мне и тебя с головой хватало.

— Да-да, особенно на четвертом курсе, — почти пропел Юра. — Так и помню, что от тебя отвязаться было нельзя. Каждую минуту рядом. Ах нет, — он драматично замолчал на мгновение. — Это было не со мной.

Катя бросила на него раздраженный взгляд, но Юра только ухмыльнулся, очевидно, не собираясь останавливаться.

— Это у тебя с Денисом любовь случилась, и про меня забыли, — продолжил он самым трагичным тоном. — Были же времена.

Катя могла найти лишь две причины для подобного энтузиазма в обращении к событиям прошлого: либо так на Юру подействовала университетская атмосфера и воспоминания о молодости, либо весь разговор намеренно, шаг за шагом вел к Денису. В истине второго варианта сомневаться было бы наивно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Хватит уже, — выпалила она.

Юра в миг стал серьезным.

— Тогда рассказывай, что происходит. Я твой звонок отлично помню, Катя.

— Ничего не происходит, — отрезала она.

— Ты говорила с Денисом? — Вопрос в его голосе был почти не выражен. Все-таки Юра слишком хорошо ее знал.

— Говорила, — подтвердила она неохотно.

— И? — произнес он, обратив на нее явно заинтересованный взгляд.

— И ничего. Я извинилась перед ним и поблагодарила.

Юра присмотрелся к Кате внимательнее, а затем покачал головой.

— Не умеешь ты близким врать, ты в курсе?

Катя испустила усталый вздох.

Желание обсудить произошедшее между ней и Денисом иногда было очень сильным, но в то же время даже мысль о гипотетическом разговоре страшила. Измотанная, оказавшаяся неподготовленной к сделанным открытиям, Катя не знала, какими словами можно описать испытываемые ею чувства, какими причинами объяснить все то, что случилось.

— Все… усложнилось, Юр, — признала она наконец. — Я не хочу об этом говорить. По крайней мере пока.

Казалось, Юра готовился к совершенно иному ответу. Его полные напряжения и удивления глаза, впившееся в ее лицо в ожидании, Катя предпочла проигнорировать. Сейчас у нее не нашлось бы сил, чтобы выдержать череду вопросов и сокрушенных «Я же тебе говорил».

Ей и без того с трудом удавалось делать вид, что все в порядке.

Хаос. Ее жизнь вновь превратилась в хаос. Из-за одного разговора, что состоялся всего лишь полнедели назад.

В тот день из ресторана Катя выскочила на грани истерики. Неожиданной, непозволительной, невозможной.

Запоздалой.

Как будто кто-то вдруг, по щелчку, перестал блокировать Катины чувства и ощущения, и все подавляемые сигналы нервных окончаний впервые были зафиксированы мозгом. Одновременно.

Боль оказалась… сильнее, чем Катя могла предположить. Оглушительная и обездвиживающая, она переполняла ее изнутри.

Пока Катя, не замечая, не слыша никого и ничего вокруг, добиралась до собственной машины.

Пока ехала в офис и пыталась отдышаться и успокоиться. И ни в коем случае не зареветь.

Пока шла в свой кабинет и раскладывала документы на столе.

Пока пыталась подготовиться к консультации, а затем — не упустить ни одного сказанного клиенткой слова.

Катя сумела дотянуть до самого вечера. Закончила работу, приехала домой. Разувшись, вымыла руки и переменила одежду. Зайдя на кухню, преисполненная спокойствия и намерения впервые за день нормально поесть, она поставила греться чайник.

На стене глухо тикали купленные пару недель назад в ее любимом магазине декора часы, рядом гудел грузным дребезжанием старый холодильник. Привалившись бедром к столешнице, Катя замерла. Под звуки закипевшей воды и щелкнувшей кнопки выключения у нее вдруг вырвался непроизвольный надрывный всхлип. Катя медленно сползла на пол, упираясь спиной в дверцы кухонного гарнитура, забиваясь в угол, закрывая ладонями лицо.

У охватившей ее боли будто не было пределов, у слез — конца.

Какое-то время Катя могла лишь, сжавшись в комок, содрогаться в рыданиях. Она ни о чем не думала, даже о случившемся днем разговоре с Денисом. Везде — в ней и вне ее — была пустота.

Слезы, однако, скоро прекратились. Боль, словно распределившись равномерно по всему ее телу, стала вполне терпимой. Уму вернулась прежняя ясность. Хаос мыслей упорядочился, и Катя и при всем желании не смогла бы убежать от правды, не то что бы оказавшейся по-настоящему для нее неожиданной.

«Я его люблю. Я все еще его люблю», — она шептала самой себе. Беззвучно, прикрывая ладонью рот, как если бы этому жесту было дано уберечь ее от уже свершившегося откровения.