Медный гамбит - Линн Абби

На самом деле он понятия не имел, где выкован его клинок, но любое стальное оружие заслуживает уважения, а упоминание последней крепости дварфов могло привлечь внимание Йохана, и он надеялся, что привлечет. Акашия, видя на лице дварфа выражение, похожее на глубочайшее уважение, начала тщательно вытирать клинок о сушильный камень, привязанный к ножнам.

Только Руари вообще ничего не понял. — Вы что, собираетесь дать этому земляному червю, темплару, говорить таким образом, а? Да он никогда ничему не научится. Он все еще думает, что может командовать, отдавать приказы, а мы все поползем к его грязным вонючим ногам. Он запоет иначе, когда Телами займется им…

— Руари! — рявкнула Акашия.

Павек немедленно взглянул на Йохана, чье лицо вдруг стало бесконечно усталым в слабом свете звезд, льющемся с неба. У дварфа были и опыт и мудрость, но он не был вождем друидов, и Акашия тоже. Эта честь принадлежала кому-то другому по имени Телами — судя по всему женщине, и без сомнения эта женщина должна будет решить его участь.

— Хорошо, — твердо сказал Павек, когда стало ясно, что никто другой больше не собирается говорить, — а что вы собираетесь делать со мной? Ударить меня опять по голове и бросить мое тело там, где шторм закончит ваше грязное дело?

Акашия закончила вытирать клинок, потом, прежде чем вернуть его в ножны, она еще пару мгновений внимательно осматривала ямку в рукоятке, куда был вделан волос его матери.

Он хотел этот клинок обратно, потому что этот клинок стоил дороже золота; он хотел волос Сиан обратно, потому что он стоил для него больше, чем весь окружающий мир.

— Ты ценишь это? — спросила она.

У Павека даже мысли не было, что именно может означать выражение ее лица и тон голоса. Вспомнив белый огонь, который она зажгла в его голове в воротах, он испугался за свою жизнь, хотя общепризнанное знание говорило о том, что если у тебя есть твердый рассудок и сила воли, ты можешь защититься от атаки Мастера Пути. Но он не чувствововал ничего угрожающего, только неуловимое ощущение, что его все еще проверяют и оценивают.

— Да, я ценю это.

— Сколько?

— Для тебя или для Телами? — возразил он, давая им знать, что он не пропустил мимо ушей имя, которое Руари так не вовремя произнес. — Неважно.

Она аккуратно вложила кинжал в ножны, а ножны спрятала в отделанный бахромой мешочек, висевший на поясе.

Сверкнула молния и ударил гром, на этот раз ближе и громче. Какой-то торговец в шелковой одежде бежал мимо них. Внезапно он заметил стоящую четверку и остановился, заставив бежавший за ним хвост из слуг, тележек с возчиками также остановиться и налететь друг на друга. Одна из тележек опрокинулась на землю, послышался звон разбитого стекла.

— Мы все умрем! — завыл богато одетый купец. — Смерть! Гостиницы переполнены. Конюшни. Нет места, где бы мог укрыться честный человек. Вы не могли бы уступить мне ваше место за десять золотых монет?

Они поглядели друг на друга и на тот кусочек земли, на котором стояли. Место, которое Йохан выбрал для срочной дискуссии, лежало между двумя высокими стенами, без окон, и в нем можно было как легко защищаться, так и укрыться от урагана. Еще одна гиря, брошенная на чашки весов сознания Павека, и все они вели к заключению, что Йохан когда-то служил в армии, возможно одного из королей-волшебников.

Он знал, что он сам сделал бы в подобных обстоятельствах: с большим удовольствием взял бы это богатство, десять золотых, а сам переждал бы шторм в другом месте. Но он не был Йоханом, и не Йохан решал такие дела.

Акашия протянула ему руку ладонью вверх, — У тебя так много с собой всего, а еще больше того, что нуждается в защите. Отказать тебе означало бы отказаться от принципов жизни.

Торговец протянул ей свою руку, пустую. Павек мог поклясться, что он слышал тихие ругательства Йохана и полуэльфа. Но в последний момент, прежде чем соглашение было заключено без всякого участия золотых, серебряных или керамических монет, Акашия сжала кулак.

— А сколько золотых монет ты предлагал, добрый купец, одиннадцать или двенадцать?

— Ай да молодец, — прошептал Йохан достаточно отчетливо, чтобы Павек смог расслышать, несмотря на еще один удар грома.

Павек уронил свои распухшие руки между колен, надеясь не привлекать к ним внимания. Его пальцы бесконтрольно тряслись, пока кровь медленно и болезненно возвращала ощущения безжизненным нервам. Опасения Йохана было абсолютно оправданы: народ всегда замечает все и старается все запомнить, когда в дело вовлечено золото, были ли это сорок золотых за его голову или одиннадцать, которые медленно сыпались в руку Акашии.

Он опустил голову, стараясь не встречаться глазами ни с кем и глядел только на свои ноги, пока тележка не уехала подальше от купца и его компании.

— Хорошая работа, Каши! — крикнул Руари. — Теперь мы можем купить номер в гостинице…

— Не будь дураком, — возразила Акашия, когда она и Йохан повернули к открытым, неохраняемым воротам деревни. — Если бы одиннадцать золотых могли купить место в гостинице, купец не отдал бы их нам.

Ветер усилился. Он стал достаточно силен для того, чтобы тяжелые створки с шумом хлопнули прямо у них перед носом. Йохан повернул тележку в общественный загон для канков, находившийся прямо внутри ворот.

Хлынувший дождь схватил диско-образные колеса и угрожал бросить их всех на булыжники.

— Ты же не собираешься заходить внутрь? — с ужасом крикнул Руари. — Ты потерял разум. Ураган! Канки будут сумашедшими.

— Не более сумашедшими чем те, которые сейчас бегают по деревне. — Йохан остановил тележку и предложил свою могучую руку Павеку.

Павек был скорее согласен с полуэльфом. Пронзительное гудение канков поднималось от коротких щетинок, растущих у основания шеи. Он никогда не был так близко к этим большим, черным жукам; канки были запрещены в стенах Урика, а вне стен полагались только высокопоставленным темпларам высокого ранга. Хотя при обычных обстоятельствах они считались покорными созданиями, шторм приводил их в состояние далекое от нормального. Канки внутри загона уже носились кругами. Каждая вспышка молнии освещала их острые клещи, а в наступавшей потом темноте было видно, что их жвалы испускают слабый желтоватый свет.

Павек знал, что слюна канка ядовита и не удивился, что внутри загона воняло перекисшим броем, но он не ожидал, что она еще и светится своим собственным светом.

Мысль о том, что придется скакать на сумашедшем канке под ударами Тирского урагана пугала его до костей, но он сделает это, если друиды дадут ему такую возможность, потому что Йохан все же был более прав, чем Руари. Лазоревый шторм был чем-то совершенно неестественным. Ветер и ледяной град — который как-раз начал сыпаться на землю градинами размером с орех — были только посланниками. Когда вся ярость шторма соберется над ними, она доведет неудачливых мужчин и женщин до безумия.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});