Тайная жизнь пчел - Сью Кид

Луч скользил по поверхности, разбрызгивая золотистые блики, и вдруг резко остановился. В реке, под самой поверхностью воды, лежала Мая. Ее глаза были широко открыты и не мигали, а подол платья колыхался, увлекаемый течением.

Я услышала, как с губ Августы сорвался какой-то звук — едва различимый стон.

Я, в отчаянии, схватила Августу за руку, но она вырвалась, уронила фонарь и вошла в реку.

Я вошла за ней. Река бурлила вокруг моих ног, и я, поскользнувшись, упала. Я пыталась схватиться за юбку Августы, но промахнулась. С плеском, мне удалось подняться.

Когда я дошла до нее, Августа стояла над своей младшей сестрой.

— Июна! — кричала она. — Июна!

Мая лежала на глубине двух футов, и на груди у нее был огромный речной камень. Он придавил ее тело, удерживая его на дне. Глядя на нее, я думала: Сейчас она встанет. Августа откатит камень, и Мая поднимется, чтобы глотнуть воздуха, и мы вместе вернемся в дом и обсушим ее. Мне хотелось нагнуться и потрогать ее, потрепать ее по плечу. Она не могла так просто умереть здесь, в реке. Это было невозможно.

Единственными частями ее тела, которые не лежали на дне, были руки. Они покачивались на поверхности, как чашечки с неровными краями, и вода шевелила их пальцы. Мне до сих пор это снится, и я просыпаюсь в холодном поту — не глаза, открытые и немигающие, и не камень, лежащий на ее груди, как могильная плита. Ее руки.

Июна с плеском вошла в воду. Дойдя до Маи, она, тяжело дыша, встала рядом с Августой. Ее руки безвольно свисали вдоль тела.

— О, Мая, — прошептала она и отвернулась. Взглянув в сторону берега, я увидела Розалин, стоящую по щиколотку в воде, дрожащую всем телом.

Августа встала на колени и столкнула камень с груди Маи. Схватив сестру за плечи, она подняла ее. Разрывая поверхность воды, тело издало кошмарный сосущий звук. Голова запрокинулась, и я увидела, что ее рот полуоткрыт и в зубах застряла грязь. В косичках запутались кусочки тростника. Я отвернулась. Я уже знала. Мая была мертва.

Августа это тоже знала, но все же приложила ухо к сердцу Маи и стала слушать. Минуту спустя она распрямилась и притянула голову Маи к своей груди, и было похоже, что она хочет, чтобы теперь Мая послушала ее сердце.

— Мая умерла, — сказала Августа.

Меня затрясло. Я слышала, как мои зубы стучат друг о друга. Августа с Июной просунули руки под Маю и с трудом потащили ее к берегу. Мая вся пропиталась водой и раздулась. Я схватила ее за ноги, пытаясь помочь. Похоже, река унесла ее ботинки.

Когда они уложили Маю на берегу, изо рта и ноздрей у нее хлынула вода. Я подумала: Вот так же и Нашу Леди вынесли на берег возле Чарлстона. Посмотрите на ее пальцы, на ее руки. Они бесценны.

Я представила, как Мая закатила камень с берега в воду, затем легла и положила его на себя. Она держала его крепко, словно ребенка, и ждала, пока заполнятся ее легкие. Я не знала, дергалась ли она и пыталась ли всплыть на поверхность в свои последние мгновения или ушла без борьбы, обняв камень, позволив ему впитать всю свою боль. Я подумала о существах, проплывающих мимо нее, пока она умирала.

Июна с Августой, вымокшие до нитки, стояли, опустив головы, по бокам от Маи, а комары продолжали петь свою песню, и река продолжала свой бег, извиваясь в темноте. Я была уверена, что они тоже представляют себе последние минуты Маиной жизни, но в их лицах уже не было страха, одно лишь скорбное принятие. Случилось то, чего они ожидали половину своей жизни, сами того не осознавая.

Августа попыталась пальцами закрыть Мае глаза, но они все равно оставались полуоткрыты.

— Прямо как Апрелия, — сказала Июна.

— Пожалуйста, посвети на Маю, — сказала ей Августа. Она произнесла эти слова тихо и твердо. Я едва расслышала их за буханьем своего сердца.

В тусклом свете фонаря Августа вынула крошечные зеленые листочки, застрявшие в Маиных косичках, и положила их в карман.

Августа с Июной пытались отчистить кожу и одежду Маи от речного мусора, а Розалин, бедная Розалин, которая лишилась своей недавно обретенной лучшей подруги, стояла, не издавая ни звука, и ее подбородок так трясся, что мне захотелось подойти и придержать его.

И тогда звук, который я никогда не забуду, вырвался изо рта Маи — долгий, булькающий выдох, и все мы озадаченно переглянулись, на мгновение вновь обретя надежду, словно бы вот-вот могло произойти чудеснейшее из чудес, но это был всего лишь пузырь воздуха, внезапно вырвавшийся наружу. Он прокатился по моему лицу, обдав его запахом реки, запахом заплесневелого дерева.

Я взглянула на Маино лицо и почувствовала приступ тошноты. Дойдя, спотыкаясь, до деревьев, я согнулась пополам, и меня вырвало.

Вытерев рот краем рубашки, я услышала, как темноту разорвал вопль, столь пронзительный, что у меня зашлось сердце. Оглянувшись, я увидела Августу в луче фонаря Июны. Звук исторгался из глубины ее горла. Когда он затих, голова Августы бессильно упала на мокрую Маину грудь.

Я схватилась за ветку молодого кедра и сжала изо всех сил, словно бы все, что у меня было, вот-вот могло выскользнуть из моих рук.

* * *

— Так, значит, ты сирота? — сказал полицейский. Это был тот самый высокий, стриженый ежиком Эдди Хэйзелвурст, сопровождавший нас с Августой в тюрьме к Заку.

Мы с Розалин сидели в креслах-качалках в гостиной, а он стоял перед нами с блокнотом в руках, готовый фиксировать каждое наше слово. Другой полицейский находился снаружи, ища что-то возле стены плача — что именно, я не могла себе даже представить.

Мой стул раскачивался так быстро, что я рисковала из него вылететь. Розалин, однако же, сидела неподвижно, и на лице ее было подавленное выражение.

Когда мы, оставив Маю у речки, вернулись к дому, то застали там двух полицейских, и Августа отослала меня с Розалин наверх.

— Поднимитесь в комнату и обсушитесь, — велела она.

Я скинула ботинки, стянула с себя платье и вытерлась полотенцем, а затем присоединилась к Розалин у окна. Мы видели, как санитары на носилках принесли Маю из леса, и слышали, как полицейские задают Августе с Июной разнообразные вопросы. Их голоса доносились до нас изнутри дома: Да, последнее время она была подавлена. Ну, на самом деле, такое состояние было для нее типичным. Она была не вполне здорова. Похоже, она не отличала чужие страдания от своих. Нет, мы не находили записку. Вскрытие? Да, мы понимаем.

Мистер Хэйзелвурст хотел поговорить со всеми — так мы и оказались в креслах-качалках. Я рассказала ему все в подробностях, с момента, когда Мая ответила на телефон, до момента, когда мы нашли ее в реке. И тогда он перешел к личным вопросам. Не я ли была той девочкой, что приходила на прошлой неделе в тюрьму повидаться с одним из цветных парней? Почему я здесь живу и что я здесь делаю? Кем мне приходится Розалин?

Я рассказала ему, как умерла моя мама, когда я была совсем маленькой и как мой отец отправился к праотцам в начале этого лета, попав под трактор. Я ни на йоту не отступила от своей легенды. Розалин, сказала я, была моей няней.

— Думаю, меня можно назвать сиротой, — говорила я. — Но у меня есть родственники в Виргинии. Предсмертным желанием моего отца было, чтобы я отправилась жить к своей тетушке Верни. Она ждет нас обеих — меня и Розалин. Она вышлет нам денег на автобус или сама приедет сюда на машине и заберет нас. Она все время говорит: «Лили, я не могу дождаться, когда вы ко мне приедете». И я ей отвечаю: «Мы приедем не позднее начала учебного года». Я буду старшеклассницей, даже не верится!

Его глаза сузились, словно ему было нелегко уследить за ходом моих мыслей, хоть он и очень старался. Я нарушала все правила успешного вранья. Не болтай столько, повторяла я себе, но, похоже, была не в силах остановиться.

— Я так рада, что еду туда жить. Она такая душка. Вы не поверите, сколько всего она мне прислала за эти годы. Особенно украшений и игрушечных медвежат. Просто — одного медвежонка за другим.

Хорошо хоть Августа с Июной не присутствовали при всем этом. Они поехали на своем грузовике вслед за санитарной машиной, чтобы проследить, что тело Маи будет доставлено в целости и сохранности туда, куда следует. Плохо было то, что в комнате была Розалин. Я все время боялась, что она вмешается, сказав что-нибудь вроде: На самом деле мы приехали сюда сразу после того, как Лили вытащила меня из тюрьмы. Но она сидела, погрузившись в себя, и не издавала ни звука.

— Напомни мне свою фамилию, — сказал он.

— Уильямс, — ответила я. Я называла свою фамилию уже дважды, так что решила, что требования к образованию для служащих полиции Тибурона были не слишком высоки. То же самое, похоже, было и в Силване.

Он распрямил плечи и стал еще выше.

— Вот чего я не понимаю: если ты собираешься жить у своей тети в Виргинии, то что ты делаешь здесь?