Ярослав Мудрый и Владимир Мономах. «Золотой век» Древней Руси (сборник) - Наталья Павлищева

Ярослав хочет жениться на шведской королевне? Пусть, так он отрежет себя от Киева совсем. Правда, завяжется на варягов, но в случае надобности тех и побить еще раз можно.

Поразмышляв, Коснятин решил, что это даже лучше, Ярослав будет сильнее привязан к Новгороду и большим ему обязан, а в Новгороде хозяин он, Коснятин! Куда князю деться? Некуда, будет сидеть, голубчик, и делать то, что ему старшие скажут. Теперь Коснятину уже не мешал княжий воспитатель-доглядчик Блуд, потому опытный боярин считал, что сможет взять князя под свою волю.

Конечно, он не все рассказал Ярославу из того, что сообщил гонец. Промолчал о том, что Болеслав силой овладел Предславой и женился на ней, имея уже дома жену Одду. Что ни княгиня, ни княжна никакую хлеб-соль не подносили и подарков польскому королю не дарили, делал это священник Анастас. А женщины просто укрывались в Десятинной, решив, что это самое безопасное место в захваченном поляками городе. Там Болеслав и нашел Предславу с остальными.

Не спас женщин, да и не собирался этого делать Анастас. Чего ждать от предателя? Кто единожды предал, предаст и еще раз. Зато священник выложил польскому королю всю княжью казну, в которой немыслимые богатства копились многие годы. И слышно, что король эти богатства, еще княгиней Ольгой собираемые и остальными князьями дополняемые, раздал своим наемникам. Этого Коснятин пока не стал говорить Ярославу, с него достаточно и сообщения о захвате Киева и встрече Болеслава хлебом-солью.

А у боярина теперь новая забота. Легко сказать: сосватай мне дочь Олава Шведского! Как это сделать-то?!

У короля Швеции Олава Шётконунга две дочери-красавицы и сын, который пока еще мал. Но старшая Ингигерд рождена законной женой, а младшая Астрид и сын Эймунд – наложницей. Обе сестры уже в том возрасте, когда можно и замуж, да только старшая не просто сосватана, а слово дала правителю Норвегии Олаву Харальдссону. И так не шведский король решил, а их тинг, чтобы примирить меж собой два государства, было решено отдать норвежскому королю дочь короля шведского. Шётконунг не желал слышать не только о таком браке, но и об Олаве Харальдссоне вообще, но бонды пообещали его… убить, если не даст согласие, и пришлось смириться.

Ярослав захотел породниться со Швецией и Норвегией разом? Как бы боком не вышло. Своих неприятностей мало? Хотя, кто знает, может, Олав Шётконунг и пойдет на это. И помочь нежданному зятю в борьбе против Болеслава, на которого у многих королей в Европе руки чешутся, тоже не откажется… Вот и сила, с помощью которой можно одолеть Болеслава. Ведь согласился же Кнут Могучий отдать свою сестру за малолетку-Илью. Говорят, Эстрид-Маргарета – девка весьма своенравная и достаточно взрослая, чтобы княжич был у нее близ подола. Боярин усмехнулся – Ярославу одной своенравной королевны мало, желает привезти вторую?

А что потом? Коснятин привык продумывать все не на один, а на двадцать шагов вперед. Если Ярослав все же вернет себе Киев, то в Новгороде оставит Илью. Княжич молод, послушен и будет тихо сидеть, как до сих пор сидел, под рукой Коснятина. Чего еще желать? А если вдруг Ярославу ничего не удастся даже с помощью Олава Шведского, то и он станет послушным, потому как деваться будет некуда. Тих же пока, вот пусть и сидит тихо. Хотя Коснятину гораздо больше понравилось бы, чтоб Ярослав сидел тихо в Киеве, а Новгород оставил на него самого. И без князей справимся – в который раз подумал боярин. Собственно, он сам и был для Новгорода князем, пока вместо Вышеслава князь Владимир не прислал этого выскочку с его кормильцем Блудом.

Но думать о прошлом не хотелось, да и некогда. Ярослав решил жениться? Что ж, поможем, тем паче что Новгороду от того хуже не будет. Теперь предстояло обдумать, кого послать и как все обставить. Коснятин чувствовал себя прекрасно, он хозяин положения, от его ловкости зависит, будет ли Ярослав по-прежнему князем и вообще будет ли жив. Чувствовать себя хозяином боярину всегда нравилось.

В Новгороде закрутилось все, что могло закрутиться…

Ингигерд

Между Швецией и Норвегией очень часто возникали ссоры не только из-за спорных земель. Обе страны находились на грани войны постоянно.

В 1017 году из Гардарики в очередной раз возвращался богатый купец Гудлейк Гардский, прозванный так именно за свой постоянный маршрут на Русь. Весь обратный путь Гудлейк опасливо вглядывался в морские просторы, трясясь днем и ночью. Было отчего, по просьбе норвежского короля Олава Харальдссона, задумавшего жениться, он закупил в Хольмгарде множество дорогих товаров и теперь вез своему королю драгоценные ткани, умопомрачительно красивые и дорогие меха, столовую утварь… Все знают, что в Гардах лучшие меха, которые переливаются на свету! В Хольмгард купцы со всех концов света привозят дорогие ткани, среди них бывают столь тонкие, что их можно протянуть через кольцо с женского пальчика! А сколько золотых и серебряных украшений, от которых может пойти кругом голова у самой привередливой красавицы!

И все это находилось на корабле, который стремился скорее проплыть мимо шведских берегов, чтобы не встретить никого из свеев. Потому и таращил днем и ночью глаза в морской простор купец Гудлейк, мучаясь от страха бессонницей.

Не повезло. То, что все пропало, Гудлейк нутром почувствовал сразу, как увидел приближавшиеся к ним два шведских корабля. Два против одного – не так уж много, но шведы были вооружены до зубов, да и увидев ярла, командовавшего нападавшими, большинство людей купца попросту опустили руки, это был известный своей жестокостью Торгаут Заячья губа. Против такого воевать, что плевать в бурю против ветра, все равно не переплюнешь. Оставалось надеяться, что, забрав сокровища, оставит хоть жизнь.

Зря надеялись, сокровища Торгаут забрал, но и жизни не оставил. Гудлейк и его люди были убиты, ценности поделены, а драгоценности норвежского короля Торгаут решил отвезти своему королю – шведскому – как часть уплачиваемой ежегодно дани.

– Везли одному Олаву, а привезем другому! – довольно хохотал Торгаут, не подозревая, что не довезет.

Не всегда и шведы могли противостоять норвежцам, корабль Торгаута попался другу короля Норвегии Олава Харальдссона Эйвинду Турий Рог. Спешил ли Турий Рог навстречу Гудлейку – неизвестно, если и спешил, то плохо. А может, в том и была хитрость, ведь погибший купец уже ничего не мог потребовать за свои услуги… Эйвинд не стал церемониться с обидчиком купца Гудлейка и отомстил за его погубленную жизнь. Сокровища снова отправились к их законному владельцу.

Это было очередное кровавое происшествие, неуклонно приближавшее большую войну между Швецией и Норвегией.

Короли, может, и были готовы воевать, и варяги на своих судах тем более, но вот землевладельцы (бонды) класть ни свои головы, ни головы своих людей из-за стычек между монархами не желали. И сражений на своих землях, когда гибнут не только люди, но и урожай, и скот, не хотели тоже! Именно бонды серьезно воспротивились возможности новой войны.

Первым согласился со своими бондами король Норвегии Олав Харальдссон. Оставалось убедить короля Швеции, тоже Олава, только Шётконунга. А чтобы он не сомневался в серьезности намерений соседа и его миролюбии, Харальдссон решил жениться на дочери короля Швеции Ингигерд. Бондам обеих стран такое решение понравилось очень.

Собравшийся в столице Швеции Упсале тинг (собрание свободных землевладельцев – бондов) постановил, что между Норвегией и Швецией должен быть мир, а для того дочь короля Швеции Олава Шётконунга Ингигерд должна выйти замуж за короля Норвегии Олава Харальдссона! Шётконунга, который воспротивился такому решению, пригрозили просто убить!

* * *

Ветер трепал светлые волосы девушки. Она любила такой ветер, он приносил мелкие брызги, от чего быстро промокали и волосы, и платье, но дочь короля не замечала ни мороси, ни холода с озера. Ингигерд следила взглядом за птицей, парившей над волнами в свободном полете. Почему человек не может вот так же? Ей бы очень хотелось то нестись по воле ветра над самой водой, то вдруг взмывать ввысь!

Девушка раскинула руки, порывы ветра трепали подол ее одежды, казалось, еще миг, и она действительно полетит!

Ингигерд не любила Упсалу, которая так далеко от моря, разве могут сравниться с морским простором речная гладь и даже озерные дали? И все равно она часто выбиралась сюда одна, посидеть или еще лучше постоять вот так, раскинув руки и всем нутром впитывая влажные брызги. Конечно, здесь не пахло морем, но все равно лучше, чем в тесных королевских покоях.

Еще Ингигерд очень любила охоту, когда можно нестись, подгоняя коня, не замечая, что остальные давно отстали. Замечания, что мать погибла именно упав с лошади на всем скаку, не останавливали строптивую принцессу. Как и запрещение ходить одной на берег.

Сзади послышался женский голос:

– Ингигерд! Ингигерд, отец зовет!