Холли внутри шторма - Тата Алатова

будни рыбаков Корнуолла. Ну, социальное изобразительное искусство.

— Правильно, — согласился Холли снисходительно, — мой прапрапрапрадед, основавший ньюлинскую художественную школу. Так вот, дорогая Фанни, пусть Мэри все устроит так, чтобы эти Ваны привезли фрэнка в галерею Ньюлина.

— Как? — спросила она. — Миссис Ван не позволяет трогать картину.

— Вместе с этой миссис Ван или пусть ее усыпят, если понадобится. Откуда я знаю как, — рассердился он, — это работа Мэри — решать такие вопросы.

— Больше никогда, — буркнул Фрэнк, — да чтобы я еще хоть один раз согласился позировать!

— Бу-бу-бу, — передразнил его Холли. — Фанни, а не принесла ли ты с собой тортика из «Кудрявой овечки»? Неужели понапрасну притопала с пустыми руками?

— С пустыми? — повторила она угрожающе и снова постучала длинным ногтем по письму. — Ты обалдел совсем от передозировки клубники?

Фрэнк сел обратно и уткнулся носом в пьесу. По мере чтения лицо его становилось все более зверским, хоть это и казалось невозможным.

Фанни налила себе кофе и пристроилась на противоположном от Холли краю стола, рядом с Фрэнком, которого обычно старалась избегать. Она то и дело вытягивала шею, чтобы заглянуть в рукопись и понять, где тот сейчас читает.

Тэсса безо всякого аппетита грызла яблоко.

Похороны никогда особо ее не вдохновляли, хоть и входили в прямые обязанности.

Она прекрасно понимала, что смотритель кладбища из нее куда хуже, чем инквизитор.

Но у каждого свое наказание.

Даже в такой печальный день над Нью-Ньюлином беззаботно светило яркое солнце.

Это настолько не подходило всеобщему настроению, что местные обитатели мигом забыли про то, как им надоела серая хмарь над головами, и время от времени бросали возмущенные взгляды на Одри.

Девчонка стоически их игнорировала.

Она стояла с Жасмин на руках, гордо выпрямив плечи и упрямо уставившись прямо перед собой.

Что же такого ей умудрился ляпнуть Холли, отчего Одри столь кардинально изменилась? Тэсса подумала и решила, что теперь жди неприятностей. Одним добрым словом хандра не лечится, а отвергнутые чувства не клеятся. Тут явно спряталась некая каверза.

Дерево любви, которое она огородила красной предупреждающей лентой, пометила табличкой с надписью «Осторожно, внезапная страсть» и картинкой с неумело нарисованным черепом, словно бы хищно затаилось. Казалось, иголки застыли в напряженном ожидании: кто же следующий подставит под них свою плоть и окропит их своей кровью.

Может, все-таки срубить его от греха подальше?

Но призрак на чердаке плел сеточку из волос Джеймса, а пикси старались, накладывая свои глупые чары, и обижать паранормальных соседей лишний раз не хотелось. Об обидчивости пикси корнуольцы веками слагали легенды.

Кенни, Фрэнк, доктор Картер и Джеймс плавно опустили гроб в готовую яму. Первая сухая гроздь земли рассыпалась по дереву.

Холли, вопреки принципу избегать всех жизненных драм, находился здесь же. Вероника и ее трагедия открыли в нем что-то новое, болезненное, незнакомое, и он еще сам не понимал, как приладить это к привычной системе своих ценностей.

Тэсса видела тени, которые придавали его нежному эльфийскому лицу странную сложность и глубину.

Джеймс вдруг сухо и болезненно всхлипнул и протер сухие, воспаленные глаза. Доктор Картер тихо зашептал ему на ухо, и Тэсса с ее обостренным слухом разобрала этот шепот: «Она действительно мертва, мальчик».

Это так странно, что каждый сейчас скорбит о себе, лелеет свои беды и страхи, но никто не скорбит по Веронике.

Странно и неправильно, и Тэсса, повинуясь этой неправильности, задалась вопросом: о чем будут думать люди на ее похоронах?

Что будут чувствовать?

Позже, когда неторопливый ручеек нью-ньюлинцев потянулся с кладбища в сторону «Кудрявой овечки», чтобы разбавить сытной едой тягость этого дня, Тэссу за локоть придержал профессор Йен Гастингс.

— Ты на меня злишься, — сухо сказал он, — а ведь я был совершенно прав.

Она смотрела в его старческое лицо, покрытое густой сетью морщин, в выцветшие глаза, смотрела, как двигаются бледные губы, и ленилась ответить, что ни на кого не злится. Ее совершенно не задело, что профессор попытался лишить Тэссу должности и наверняка написал кучу кляуз в управление кладбищами.

— Если бы ты послушалась меня тогда и вызвала специалистов, то Вероника была бы сейчас жива, — продолжал он. — Они бы нашли способ успокоить Малкольма раньше, чем он бы напал на свою жену, и ее сердце не разбилось бы от потрясения.

— Вы размякли на преподавательской деятельности, — ответила Тэсса безо всякого выражения, — а я была оперативником пятнадцать лет и точно знаю, что понятия «если бы» для инквизитора не существует. Это может вызвать нерешительность в принятии решений.

— Ты давно уже не инквизитор, Тэсса Тарлтон, — строго возразил он, — и чем раньше ты осознаешь это, тем меньших ошибок совершишь в будущем. Пора принять настоящее: ты всего лишь человек и должна подчиняться человеческим законам.

И он оставил ее одну, мягко пожав на прощание локоть.

Тэсса некоторое время постояла, опустошенная и враз уставшая от всего на свете.

Быть человеком — надо учиться. Не такое уж и простое это дело, особенно если тебя много лет натаскивали на прямо противоположное.

Дерево любви как будто потянулось к ней своими колючками, предлагая свои услуги.

— Спасибо, — вежливо и твердо отказалась она, — но я как-нибудь сама.

В «Кудрявой овечке» собрался почти весь Нью-Ньюлин, а Мэри Лу вывела своего жениха, Эрла, на экран телефона, чтобы он хотя бы в онлайне смог побыть с другими людьми.

Кимберли Вайон, которая обычно в одиночестве бродила по округе, бормоча себе под нос стихийные предсказания, стояла в самом центре зала, раскинув руки.

— Вижу, — говорила она, прикрыв глаза, — вижу, что скоро в Нью-Ньюлине появятся новички…

— Опять? — простонала Фанни. — Что же это за напасть?

— Скоро — это когда? — деловито уточнила Камила. — Скоро — это в будущем времени или в прошедшем? Где сейчас блуждает твой разум, Кимберли?

— Скоро — это прямо сейчас, — неожиданно ясно проговорила прорицательница. — И их много, несколько десятков!

Все немедленно пришли в возбуждение, загомонили, заволновались.

— Да куда нам столько, — растерянно проговорил Кенни. — Это же масло надо заказать, муки еще, сахара…

— В пансионате будет не протолкнуться, — огорчился Уильям Брекстон, который сейчас не парил под потолком, а сидел за столом, уминая пирог.

— Нет, это совершенно возмутительно, — оскорбилась Дебора Милн, — мы переехали сюда из-за тишины