Холли внутри шторма - Тата Алатова

— торопливо сказала Тэсса, — Моргавр просто хочет тебе понравиться.

— Ага, — восхищенно и неверяще выдохнула Мэлоди.

Когда Тэсса ворвалась в гостиную, Фрэнк с таким облегчением вскочил с дивана, как будто его тут пытали.

Холли лежал в кресле, глазея в потолок, и разглагольствовал:

— Истоки настоящего обаяния лежат в полной и безусловной любви к себе…

Тэсса подошла к Фрэнку близко-близко и обняла его крепко-крепко.

— Что? — спросил он, с готовностью прижимая ее к себе.

— Да ну, — пожаловалась Тэсса ему в грудь, — инквизитором быть проще, чем человеком. Человеческие чувства такие сильные.

— Не поддавайся, — посоветовал Холли оживленно, — я вот в первую очередь художник, а потом все остальное. Скажи нет лишним эмоциям — вот мой девиз!

— Ой да заткнись ты, — велела Тэсса и, не отстраняясь от Фрэнка, протянула назад руку. Послышался громкий страдальческий вздох, шорох, и узкая ладонь Холли сжала ее ладонь.

И сердце, провалившееся в Марианскую впадину, снова забилось сильно и ровно.

— Завтракаете? — взбудораженная Фанни ворвалась, как ураган. В глазах немедленно запестрело от невообразимых сочетаний фиолетового, розового и золотистого. — Это тебе, учи текст, — и она кинула Фрэнку рукопись пьесы. — А это тебе, — и она шлепнула перед Холли какое-то письмо. — Судя по всему, у тебя очень крупные неприятности, гений.

Глава 16

Эта была странная ночь — в молчании и неподвижности, в холоде и страхе, и Джеймс часами вглядывался в застывшее лицо Вероники, надеясь увидеть там признаки возвращающейся жизни.

У него не было ответов ни на один из вопросов.

Почему он умер и почему он вернулся с того света?

Почему именно он?

А если он не один такой и множество людей делают новый вдох там — глубоко под землей, ослепшие от темноты и задыхающиеся в закрытых гробах?

Что, если смерти не существует вовсе, а бывают лишь похоронные обряды, не позволяющие другим вернуться?

Тэсса говорила, что у Джеймса тотальная регенерация, которая срабатывает только в критических ситуациях.

Порой ему действительно хотелось проверить эту теорию, сиганув с высокой скалы вниз, на камни. Порой — найти какой-то смысл, миссию, совершить подвиг, ведь герои только ради такого и оживают. Провидение им дает второй шанс ради чего-то выдающегося. Уничтожить зло там или защитить добро.

Но чаще всего он просто жил самой обыкновенной жизнью, приглядывал за малышом Артуром и уворачивался от предметов, то и дело летающих по дому. Недавно малыш поднял в воздух старинный кухонный шкаф, перебив всю посуду, и они с Джоном намучились, выметая осколки.

Сварливый Джон был ничего, не лез с расспросами и не пытался говорить по душам. Он воспринимал все вокруг со смирением старости, и Джеймсу хотелось бы научиться так тоже.

Но он не был уверен, что доживет до старости. А вдруг он живет ворованной, контрабандной жизнью, которая не принадлежит ему на самом деле? А вдруг она прервется в любую минуту, когда какой-нибудь небесный счетовод обнаружит эту ошибку?

— Неприятности? У меня? — Холли так поразился, что всем сразу стало понятно: прежде подобного с ним не случалось.

Он жил в мире, где его все любили и баловали, и вырос в замке, и у него был самый настоящий пони. Порой Тэссе казалось, что он приземлился к ним прямиком из сказочной страны с единорогами и малиновыми (вернее, клубничными) феями.

— Я разбирала твою почту, — сказала Фанни, и Холли благосклонно кивнул.

Молодец, говорил этот кивок, хорошая девочка.

Фанни и в самом деле вызвалась вести его корреспонденцию и взяла на себя общение с секретаршей Мэри, на которую у Холли вечно не находилось времени. Желания, на самом деле.

Тэсса подумала, что, пока все остальные жители Нью-Ньюлина прятались от враждебности большого мира, Холли прятался от переизбытка внимания и любви. Заведись у него здесь пылкие фанаты — он наверняка сбежал бы в какую-нибудь бразильскую сельву.

Но пока Мэри Лу запрещала Холли появляться в кофейне с кистями, а Фрэнк при позировании ворчал на все побережье, утомленному славой художнику было вполне себе комфортно.

— Тебе пришло письмо от некоего мистера Вана, который подарил жене одного из фрэнков, — продолжала Фанни.

— Какой ужасный у бедняжки вкус, — огорчился Холли с видом человека, который не имел к портретам Фрэнка никакого отношения. Будто вовсе не он их рисовал и продавал направо-налево ради баснословной прибыли, которую те приносили.

— По словам мистера Вана, картина оказывает на его жену крайне пагубное влияние. Миссис Ван повесила ее в спальне и отказывается теперь покидать ее, не позволяет никому прикасаться к полотну и проводит дни напролет, глазея на него. А главное — тает не по дням, а по часам.

— Ого, — восхитился Холли, — это которого фрэнка они купили? Который в языках пламени или в пене морской?

Тут настоящий Фрэнк, не нарисованный и лишенный всякой атрибутики вроде пламени и пены, совершенно внезапно для всех встал.

Тэсса взглянула на него и мрачно диагностировала: он был в ярости.

— Эти картины надо уничтожить, — процедил он медленно, чтобы не взорваться.

— Варвар, — меланхолично откликнулся Холли, — вандал.

— Очень не хочется говорить, что я говорила, но я говорила, — наставительно заметила Тэсса. — Эти фрэнки пропитаны вожделением. Они просто излучают его, а миссис Ван, кажется, очень восприимчива… к искусству.

— Я передатчик, а не генератор, — надулся Холли, — эмпат! Ловлю чужие эмоции и изливаю их на холст. Так что все вопросы к вам, мои похотливые кролики.

— Мистер и миссис Ван, — строго напомнила Фанни и постучала маникюром по письму. — Женщина залипла на картине. Твоя секретарша заверяет, что это пагубно отразится на твоей репутации. Если эта история станет достоянием гласности, то тебя, Холли Лонгли, предадут публичному осуждению. Картины, которые разрушают психику! Исправь это немедленно.

— Сколько фрэнков ты продал? — спросила Тэсса.

— Больше десятка… кажется.

— И каждого надо уничтожить, — гнул свое Фрэнк.

— Да что вы за люди такие, — обиделся Холли, — линия там, штришок сям, и все мигом наладится. Так вот вам мое решение: Уолтер Лонгли.

— Кто? — скептически уточнила Тэсса.

— Художник, — пояснил начитанный Фрэнк с неприязнью. Кажется, он возненавидел всю братию с карандашами и красками чохом. — Рисовал трудовые