Миклухо-Маклай. Две жизни «белого папуаса» - Даниил Тумаркин

Миклухо-Маклай был с уважением принят в Йенском университете. Студент Петр Аксельрод, нелегально уехавший из России без денег и паспорта, живший впроголодь и занимавшийся на медицинском факультете, что называется, на птичьих правах — благодаря тому, что профессора разрешали ему бесплатно посещать их лекции, — 14 декабря 1869 года написал в Берлин А.А. Мещерскому: «Что же касается г-на Миклухи, то прошу Вас, если найдете нужным, ему написать несколько слов обо мне. Знакомство с ним и его ласки, насколько можно требовать от человека занятого, могут меня возвысить в глазах многих и во многих отношениях быть полезными»[247].

Но сам Эрнст Геккель — при всей его внешней приветливости и учтивости — продолжал смотреть на «Николая Миклухо» несколько свысока, как профессор на своего ассистента, не в силах отрешиться от менторского тона, что раздражало честолюбивого молодого ученого с очень высокой — возможно, завышенной — самооценкой. У Геккеля, заболевшего звездной болезнью, вообще складывались непростые отношения с его учениками. Он не допускал никакой критики в свой адрес, не терпел возле себя молодых ученых, твердо вставших на ноги, получивших известность в научных кругах. Например, он поссорился с Антоном Дорном после того, как тот создал свою знаменитую морскую биологическую станцию в Неаполе[248].

Помимо причин личного характера, охлаждению, а затем и разрыву между Миклухо-Маклаем и Геккелем способствовали серьезные разногласия по научным вопросам. Поручив Николаю изучение известковых губок, Геккель в 1869 году неожиданно, не предупредив своего ученика, сам занялся этой проблематикой, — что обидело Миклухо-Маклая, как видно из его писем Дорну[249], — и пришел к иным выводам по систематике и морфологии этих простейших морских организмов. Уже в 1870 году Николай Николаевич выступил с критикой взглядов Геккеля в журнале Петербургской академии наук. Однако пропасть между двумя учеными возникла, на мой взгляд, не из-за разногласий в интерпретации губок, а из-за расхождений мировоззренческого характера. Молодой ученый осознал — раньше он не обращал на это внимание, — что Геккель, считая папуасов «недостающим звеном» между европейцами и их животными предками, относит их чуть ли не к «недочеловекам». Николай Николаевич не мог согласиться с такой постановкой вопроса. Он учел некоторые рекомендации Геккеля при составлении программы своей экспедиции, но с 1871 года до самой смерти больше не поддерживал с ним никаких контактов, а «обезьяний профессор» в 1877 году уничижительно отозвался о своем бывшем ученике[250].

Порвав с Геккелем, Николай Николаевич сохранил добрые отношения со вторым своим йенским учителем — Карлом Гегенбауром. Именно ему, как уже отмечалось, он посвятил монографию «Материалы по сравнительной анатомии позвоночных». В 1873 году Гегенбаур покинул Йену, став профессором анатомии Гейдельбергского университета. Но контакты между двумя учеными — пусть и нерегулярные — не прекратились. Сохранилось, например, очень любезное письмо Гегенбаура от 30 июля 1876 года, в котором он благодарит своего бывшего ученика за присланные оттиски статей и отвечает на его вопросы по зоологии[251].

Екатерина Семеновна, как и раньше, держала сына на голодном пайке. Ученый предпочитал общаться с ней через сестру Ольгу — натуру художественно одаренную, с широкими взглядами на жизнь, единственную в семье, кто понимал Николая Николаевича и верил в его славное будущее. Уже в декабре 1869 года он просил ее в письме сказать матери, что наделал в Йене много долгов, а через два месяца озабоченно подчеркивал: «Жду очень, очень денег»[252]. В апреле 1870 года, сдав в набор первую, основную часть монографии, Миклухо-Маклай решил съездить в Лондон для консультаций со специалистами и покупки экспедиционного оборудования. Ученый готов был отправиться в эту поездку, не дожидаясь окончательного решения совета РГО и Морского министерства, но выезд был невозможен из-за отсутствия денег. «Я пришел к очень неутешительному результату, — писал он Ольге 16 апреля, — что если я выеду потихоньку (не заплатив всех долгов) из Йены, то я тогда все-таки застряну почти сейчас же дорогой <…> прошу передать это матери»[253]. Николай Николаевич все же рискнул и на последние деньги добрался до голландского города Лейдена, чтобы по пути в Англию познакомиться с коллекциями местного музея. Здесь ученый получил денежный перевод от матери с предупреждением, что до возвращения в Петербург он не может больше рассчитывать «ни на какие деньги»[254]. Поблагодарив за перевод, Николай Николаевич горестно добавил, что присланных денег едва ли хватит на обратный путь из Лондона до Йены, а ведь он, кроме того, очень желал бы в Англии «многим запастись для путешествия»[255]. Поэтому он одновременно отправил письмо Ольге с просьбой снова повлиять на мать.

Миклухо-Маклай пробыл в Лондоне чуть более недели, но за это время многое успел. «Некоторые мои работы, — писал он 2 мая Остен-Сакену, — которые оказались более известными в Англии, чем в России, доставили мне без особенных рекомендаций очень легкий доступ ко всем и ко всему. В очень короткое время я познакомился со всеми представителями тех отраслей науки, которыми занимаюсь, и эти господа очень заинтересовались мною сделанным путешествием в Красное море, а также тем, которое, с Вашей помощью, надеюсь предпринять, и даже пожелали помочь мне, чем могут»[256].

Николай Николаевич тут немного покривил душой. Для доступа в Британский музей и состоящую при нем библиотеку, — ее усердным читателем многие годы был Карл Маркс, — действительно не требовались «особенные рекомендации». Но чтобы быть принятым в Адмиралтействе или другом правительственном ведомстве викторианской Англии, чтобы удостоиться аудиенции у руководителей главных научных обществ, чужестранец должен был придерживаться определенных формальностей — иметь солидные рекомендации или влиятельного ходатая и сопровождающего. В этой роли выступил профессор Томас Хаксли (Гексли) — выдающийся биолог, ближайший соратник Дарвина и популяризатор его учения. В 1846 — 1850 годах, будучи совсем молодым человеком, Хаксли участвовал в экспедиции на британском военном корабле «Ратлснейк», проводившей исследования у берегов Австралии, Юго-Восточной Новой Гвинеи и среди небольших островов архипелага Луизиады. «Ратлснейк» стал для Хаксли такой же школой, как «Бигль» для Чарлза Дарвина[257]. Судно подолгу стояло в австралийских портах, преимущественно в Сиднее, и с тех пор у Хаксли появились там влиятельные друзья.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});