Ночной обман - Кэтрин Мэлори

— Триста семьдесят пять тысяч — раз, триста семьдесят пять тысяч — два, триста семьдесят пять тысяч — три! Продано! — Удар молотка возвестил победу Якоба. Когда картину снимали с мольберта, по залу прокатилась волна аплодисментов. Якоб, сияя от счастья, сжал ее коленку.

Наташа неуютно заерзала на своем месте. И как только Марк мог предположить, что она спит с этим типом! Чем больше она о нем думала, тем меньше он ей нравился. Просто уму непостижимо, как ее угораздило проработать на него два с половиной года!

Аукцион шел уже три часа, и конкуренция все обострялась. Две картины ушли за рекордную для этих художников цену. Натюрморт Сезанна был продан дешевле, чем ожидалось, но все равно за баснословную сумму — один миллион семьсот тысяч долларов. Он станет теперь гордостью Публичной галереи Хьюстона, директор которой, сидевший прямо перед Наташей, очень азартно боролся за картину. Позже Наташе пришлось пережить лишь один тревожный момент: через два лота Якоб включился в борьбу за полотно с изображением деревенской церкви, принадлежащее кисти Сезанна. Взглянув вдоль ряда, Наташа заметила, что Шимазу то и дело наклоняет в сторону свою программку, отвечая на очередное предложение Якоба.

— Проклятие! — прошипел Нокс. — Кто еще там выискался?

— Это Шимазу.

Торговец мгновенно побледнел. Японец наверняка сегодня готов идти до конца, а перекрыть его цену нет никакой надежды. Шимазу наблюдал за ведущим с мрачным лицом, непроницаемым, как у игрока в покер. Перед тем как в очередной раз подать знак, он немного колебался, замедляя таким образом торг. Периодически повисающее молчание было таким напряженным, что вскоре оно стало казаться более оглушительным, чем боевой клич. Даже Наташа занервничала.

Якоб отступил на сумме в четыреста тысяч, понимая, что ему не победить. К великому изумлению Наташи, Шимазу тоже вышел из игры, и всего лишь через минуту полотно ушло к кому-то третьему. Оказывается, японец вовсе не собирался покупать картину — его единственной целью было нарушить планы Якоба. У Наташи по спине пополз неприятный холодок: как же велики ставки в мстительной игре, свидетельницей которой она только что стала!

Якоб был вне себя от ярости. Когда минут через тридцать, под гром аплодисментов, аукцион был объявлен закрытым, он вскочил со своего места и, буркнув «спокойной ночи», поспешно удалился.

Наташа немного посидела, дожидаясь, когда поредеет толпа. Ее не очень вдохновляла перспектива отправиться домой. После такого феерического вечера будет не просто вернуться к беспощадной реальности ее нынешнего положения. Однако реальность заявила о себе сама, и гораздо раньше, чем можно было ожидать. Глядя невидящим взглядом на трибуну, Наташа почувствовала, что кто-то садится на соседнее место.

— Добрый вечер, красавица.

Вздрогнув от неожиданности, она повернулась на голос и оказалась лицом к лицу с Марком.

— Что ты здесь делаешь? — задала она совершенно излишний вопрос. Опешив от удивления, Наташа не успела вложить в свой голос достаточную долю отвращения.

— Как это что? — пожал плечами Марк. — Конечно, консультирую клиента, какую цену стоит предлагать. Нам посчастливилось купить «Девочку с кошкой» Моризо, но две другие вещи мы упустили. Хотя купить хотя бы одну вещь на аукционе такого уровня — уже триумф, не так ли?

Как всегда в его присутствии, Наташино сердце подпрыгнуло и бешено забилось. По телу пробежало знакомое покалывание, во рту пересохло.

Смокинг Марка отличался тем же высочайшим качеством ткани и пошива, что и весь его гардероб. Сочетание черного цвета с белоснежной рубашкой выгодно оттеняло строгие линии его загорелого лица. Как известно, смокинг всегда придает облику мужественность, но Марк был в нем просто неотразим! Эффект был именно таким, какого и следовало ожидать: ее ноги словно превратились в желе.

Но последним штрихом, несомненно, был характерный, только ему присущий запах одеколона, сделанного по его специальному заказу. Еще с прошлой ночи Наташа очень живо помнила и этот запах, и свое унизительное поражение, которое ему сопутствовало. Как назло, он удивительно гармонировал с изысканным запахом роз и восточными ароматами ее собственных духов.

— А сейчас, — продолжал Марк, — я с нетерпением жду позднего ужина. Может быть, в «Пти Марми», как ты думаешь?

— Собираешься отпраздновать с клиентом удачную покупку? — спросила Наташа, стараясь вложить в вопрос все свое ехидство.

— О нет! Меня будет сопровождать моя любимая египетская царица! Кстати сказать, сегодня вечером она выглядит совершенно умопомрачительно! — Без тени смущения он скользнул взглядом вдоль ее облегающего платья, с нескрываемым восхищением любуясь тем, как откровенно оно подчеркивает форму ее груди, как соблазнительно выглядывает в разрезе изящная ножка.

К собственному смятению, Наташа почувствовала, что ее тело автоматически откликается на столь дерзкий взгляд этого мужчины. Чтобы отвлечься, она принялась постукивать туфелькой по полу.

— Я… э-э… мне бы не хотелось нарушать твои планы. Ради Бога, иди в ресторан со своим клиентом.

Марк ухмыльнулся:

— Он человек немолодой и будет рад отправиться домой спать. Кроме того, я объяснил ему, что у меня уже назначена встреча, и он прекрасно меня понял, когда я указал на тебя!

Наташа покраснела до корней волос.

— Ты имел наглость хвастаться мной, как чистокровной лошадью!

— Но меня можно понять, ведь ты необыкновенно красива. Любому мужчине чертовски приятно, когда его женщина вызывает зависть у знакомых.

— Я не твоя женщина! — с жаром воскликнула Наташа, но тем не менее это заявление было ей приятно, — А что касается ужина, то об этом ты можешь забыть.

Но ее желудок выбрал именно этот момент, чтобы протестующе заурчать. Она вспомнила, что с тех пор, как она перед выходом из дома проглотила кусочек тунца и несколько жалких хлебцев, прошло уже несколько часов.

Марк от души расхохотался, и Наташа посмотрела на него с упавшим сердцем. Ну какая женщина найдет в себе силы устоять перед таким подкупающе мальчишечьим поведением? Она знала наперед, что все ее попытки сопротивляться обречены на провал.

— Конечно, — продолжал Марк все с той же приятной улыбкой, — если ты по своей воле не хочешь пойти со мной обедать, я, пожалуй, сейчас же начну тебя принуждать! А после того, как мы устроим сцену в этом зале, вряд ли можно рассчитывать быть допущенным сюда вновь. Однако, мадемуазель, как бы вам не пожалеть, оставшись в одиночестве: вас не пугает риск, которому вы себя подвергаете? Я страшен в гневе!