Меч в терновом венце - Николай Туроверов

РОССИИ

Услышу ль голос твой? Дождусь лиСтоцветных искр твоих снегов?Налью ли звончатые гуслиВолной твоих колоколов?Рассыпав дней далеких четки,Свяжу ль их радостью, как встарь,Твой блудный сын, твой инок кроткий,Твой запечаленный звонарь?Клубились ласковые годы,И каждый день был свят и прост.А мы в чужие небосводыУгнали тайну наших звезд.Шагам Господним, вечным славамБыл солнцем вспаханный простор.А мы, ведомые лукавым,Мы уготовили костер,Бушующий проклятой новью —Тебе, земля моя! И вот —На дыбе крупной плачем кровьюЗа годом год, за годом год…

"Помните? Хаты да пашни…"

Помните? Хаты да пашни.Луг да цветы, да река.В небе, как белые башни,Долго стоят облака.Утро. Пушистое сеноМедом полно. У водыМельница кашляет пеной,Пылью жемчужной руды.

Помните? Вынырнул вечер,Неповторимый такой.Птиц многошумное вече,Споря, ушло на покой.Тени ползут, как улитки,В старом саду. В темнотеЛипы шуршат. У калиткиСтранник поет о Христе.

Помните? Ночью колесаЛасково как-то бегут.Месяц прищурился косоНа полувысохший пруд.Мышь пролетела ночная.Выплыл из темени мост.С неба посыпалась стаяКем-то встревоженных звезд…

"Я знаю — страшен хохот молний…"

Я знаю — страшен хохот молний,Я знаю — жгуч бездомья жгут.Мой белый друг, они придут,Зарницы солнечных минут,Они Россию приведут.Надеждой кубок свой наполни!

Идти в юдоль не вброд, а вплавь —Глубин глубинный не боится.В гнездо судьбы влетит жар-птица,Как золотая небылица,И то, что нынче только снится,Назавтра — встретится, как явь.

Размыта грозами дорога,Тяжелый мир заржавлен злом.Я знаю — кровью брызжет гром,Я знаю — тяжко под дождем…Мой белый друг, наш близок дом,Мой белый друг, мы у порога.

"Все это было. Путь один…"

Все это было. Путь одинУ черни нынешней и прежней.Лишь тени наших гильотинДлинней упали и мятежней.И бьется в хохоте и мглеНапрасной правды нашей словоОб убиенном королеИ мальчиках Вандеи новой.Всю кровь с парижских площадей,С камней и рук легенда стерла,И сын убогий предал ейОтца раздробленное горло.Все это будет. В горне летИ смрад, и блуд, царящий ныне,Расплавятся в обманный свет.Петля отца не дрогнет в сыне.И крови нашей страшный грунтЗасеяв ложью, шут нарядныйУвьет цветами — русский бунт,Бессмысленный и беспощадный…

"Законы тьмы неумолимы…"

Законы тьмы неумолимы.Непререкаем хор судеб.Все та же гарь, все те же дымы.Все тот же выплаканный хлеб.

Мне недруг стал единоверцем:Мы все, кто мог и кто не мог,Маячим выветренным сердцемНа перекрестках всех дорог.

Рука протянутая молитО капле солнца. Но сосудНебесной милостыни пролит.Но близок нелукавый суд.

Рука дающего скудеет:Полмира по миру пошло…И снова гарь, и вновь тускнеетКогда-то светлое чело.

Сегодня лед дорожный ломок,Назавтра злая встанет пыль,Но так же жгуч ремень котомокИ тяжек нищенский костыль.

А были буйные усладыИ гордой молодости лет…Подайте жизни, Христа ради,Рыдающему у ворот!

"Ты не думай, все запишется…"

Ты не думай, все запишется.Не простится. Ты не жди.Все неслышное услышится.Пряча тайное, колышетсяСердце-ладонка в груди.

Умирают дни, и кажется:Прожитой не встанет прах.Но Христу вся жизнь расскажется.Сердце-ладонка развяжетсяНа святых Его весах.

Жизни наши будут взвешены.Кто-то с чаши золотойБудет брошен в пламень бешеный.Ты ль, хмельная? Я ль, повешенныйНад Россией и тобой?

"Поток грохочущих событий…"

Поток грохочущих событий.Мятежноносная рудаОбуглит памятные нити,Соединявшие года.

И всё в улыбке прожитое,Надежд и песен хороводВ недосягаемом покоеНевозвратимо отцветет.

Из книги памяти ненужнойПустые выпадут листы,Но никогда, ни в буре вьюжной,Ни в зное, не увянешь ты.

Изгиб бровей бессмертно-четкий,В тени ресниц зеленый жар,Твоей лукавящей походкиНезабываемый угар…

"У царских врат икона странная…"

У царских врат икона странная —Глаза совсем твои.До темных плит резьба чеканная,Литые соловьи.

Я к соловьиному подножиюС мольбой не припаду.Похожая на Матерь Божию,Ты все равно в аду.

Монах согбенный начал исповедь.Ему, как брату брат,В грехе покаюсь. Грех мой близко ведь,Ведь ты — у царских врат…

Одной тебе служил я с младости,И вот, в чужой стране,Твой образ всех Скорбящих РадостиЯ полюбил вдвойне.

Ты не любила, ты лукавила.Ты захлебнулась тьмой…Глазам твоим свечу поставилаМонашенка с сумой.

Сменив калику перехожую,У царских врат стою.Христос, прости ее, похожуюНа Мать Твою!

"Ты брошен тоже, ты поймешь…"

Ты брошен тоже, ты поймешь,В дурманы вглядываясь строже,Что счастье, если и не ложь, —На ложь мучительно похоже.

Тот, первый, кто вином любвиУста раскрывшиеся нежил,Не слеп от нынешней кровиИ в нашей брошенности не жил.

Тот, первый, в райском теремуЛаская кроткую подругу,Не шел в хохочущую тьмуПо кем-то проклятому кругу.

А мы идем. Над нами взглядБезумия зажжен высоко.И каплет самый черный ядИз окровавленного ока.

Что сердца легкая играТяжелому земному телу?Быть может, уж давно пораМечту приговорить к расстрелу.

А мы в безлюдье, в стужу, в дымНесем затравленность обетов,Мы, как Евангелие, чтимБред сумасшедших и поэтов.

И, вслушиваясь в злую ложь,Горим, с неоспоримым споря…Ты брошен тоже, ты поймешь,Что счастье выдумано с горя.

"Пели над окнами клены…"

Пели над окнами клены.Ночь отгорала. СтруясьПо полу, сгустком зеленымЛунная кровь запеклась.

Ночь отгорала. В гостинойНе зажигали огней.Зло говорили и длинноО прожитом и о ней.

Кто-то, чуть видимый в кресле,Долгий закончил рассказМудростью: «Женщина, еслиЛюбит, то любит не вас».

Падали розовым градомИскры пяти папирос.Кто-то, смеявшийся рядом,Бросил мне горький вопрос:

«Вы разве счастливы?Разве Ваша любовь не в пыли?»Снова к сочащейся язвеДушу мою поднесли.

Я улыбнулся спокойно,Я не ответил ему, —Ибо роптать недостойноМне, без конца твоему.

"Можно стать сумасшедшим от боли…"

Можно стать сумасшедшим от боли.Но нельзя ничего забыть.Я влачусь по земной юдоли,И за мною змеится нить.

А на ней, на ладонке длинной,Завязала память узлы,Как печати доли полынной,Как печати недоли и мглы.

Я и так четвертован новью,Нелегко теперь на земле.Для чего ж и прошлое кровьюИстекает в каждом узле?

Часто хочется бросить сердце,Память бросить в ночь и не жить.Но вползает тайною дверцей,Но пытает узлами нить.

Если б кто-нибудь сжал ее, сузил,Оборвал, во тьму уроня,И в последний, терновый узелЗавязал неживого меня!

"Сегодня месяц совсем весенний…"