Девочки мадам Клео - Люсьен Гольдберг

– Здравствуйте, – произнесла она.

– Здравствуй, Марта, – улыбаясь до ушей, сказал Джеми, энергично пожимая ей руку. – У вас здесь так вкусно пахнет.

Марта отвела с лица русую прядь и взглянула на них проницательными голубыми глазами.

– Плиты с самого утра работают, – сказала она хрипловатым от усталости голосом. – Четыре индюшки, четыре окорока, полдюжины пирогов, еще больше на подходе.

– Боже мой, Марта! – со смехом сказала Сандрина. – Мы ведь пробудем здесь всего несколько дней. Сколько же, ты думаешь, мы можем съесть?

Мгновение-другое Марта озадаченно смотрела на нее, потом сказала:

– Ну, будет-то не меньше сотни. Еще человек пятьдесят подойдут к танцам. Надеюсь, что хватит.

Сандрина почувствовала, как начинают гореть ее щеки.

– Ну, да... конечно, – тихо согласилась она. – Про гостей я совсем забыла. – Она расправила плечи и заставила себя улыбнуться. – Где мама?

– У парикмахера, конечно, – сказала Марта. – Обещала вернуться к шести.

– Ну ладно, не будем тебе пока мешать. – Сандрина наклонилась и чмокнула Марту в нежную, мягкую щеку, слегка пахнувшую гигиенической пудрой.

– Хорошо, солнышко. Рада видеть тебя дома.

– Спасибо, – с чувством сказала Сандрина.

Она повела Джеми из прихожей в библиотеку. Если бы она видела эту комнату раньше, то сразу бы догадалась, что Тита планирует вечеринку. Как глупо с ее стороны было вообразить, что все это имеет хоть какое-то отношение к ее приезду. Ее начинала беспокоить мысль, помнит ли мать вообще, что она приезжает домой.

Оставив Джеми пить пиво и слушать последние новости, она быстренько вернулась на кухню. Марта стояла у разделочного стола и вместе с мужчиной в смокинге просматривала длинный список.

– Извини, Марта, можно отвлечь тебя на секунду? – мягко спросила она, чуть приоткрыв дверь.

– Конечно, солнышко, – не поднимая взгляда, ответила Марта.

Она извинилась перед мужчиной и вышла к Сандрине.

– Твой друг мне очень понравился. Такой милый молодой человек. Вот только где его нам поместить. Спальни забиты вещами с первого этажа. Вообще-то, есть еще гостиная, но чтобы вытащить оттуда мамин жернов, мне понадобится помощь.

Сандрина нахмурилась:

– А почему, собственно, не приготовлена комната?

– Но, ласточка, мы ведь не знали, что ты приедешь не одна. Если бы я знала...

– Я сказала матери, – резко перебила Сандрина. – Я сказала ей несколько недель назад! – Она слышала, как голос ее начинает срываться.

– Сказала? – удивилась Марта, недоуменно пожимая плечами. – Но она и словом не обмолвилась.

– Марта, итальянец все еще здесь торчит?

Марта зачем-то принялась укладывать лежавшие грудой серебряные вилки в одну ровную линию.

– Марта?

– Уехал, – бесстрастно сообщила она, не глядя на Сандрину.

Потом пробормотала едва слышно:

– Слава Богу, уехал.

– Когда?

– Месяц назад.

– Что было?

– Ругань. Визг ночь-заполночь. Двери разве что с петель не срывались. Это был не мужчина, а настоящий фат. Он брал у твоей матери деньги, пользовался ее кредитными карточками и ее именем, получая все, что ему хотелось. Однажды повел девиц в «Лe Клаб», ну а потом, когда она увидела счет... Ну, сама понимаешь...

– Не хочу об этом слушать, – прерывая отчет Марты, воскликнула Сандрина. – Все это так омерзительно знакомо.

– Мне нравится твой молодой человек, – сказала Марта, очень желая переменить разговор, неловкий для них обеих.

Настроение Сандрины поднялось.

– Правда, отличный парень?

– Чудесный, – кивнула Марта. – Ты влюблена?

– Думаю, да, – сказала Сандрина, улыбаясь. – Конечно, влюблена.

– Вы так подходите друг другу.

– Спасибо тебе, Марта, – нежно поблагодарила Сандрина. – Я действительно по-настоящему счастлива.

– Давно пора, – заговорщическим тоном сказала Марта.

Она протянула руку и ласково завела длинную прядь волос Сандрины за правое ухо.

– Я часто думала, доведется ли мне когда-нибудь увидеть, как ты приведешь домой молодого человека.

– Ты заставляешь меня краснеть.

– Тебя беспокоит, как ты будешь представлять его матери, да, любовь моя?

Сандрина внимательно разглядывала узоры изразцов на полу, потом, словно нехотя, кивнула.

– Ты же знаешь – ей он наверняка не понравится.

– Ну зачем ты, солнышко, так говоришь?

– Просто это заранее ясно. Ты же знаешь, какой у нее характер.

– Дрини, если уж у тебя хватило смелости привезти его домой, значит, хватит смелости не обращать внимания и на ее реакцию.

– Я не смелая, Марта. Я влюбленная.

– В данной ситуации это самое подходящее настроение, Сандрина. А теперь иди развлекай своего друга, а я пока займусь салатами. Я их даже не начинала готовить, а твоя мать вот-вот вернется.

Тита была уже дома.

Когда Сандрина вернулась в библиотеку, мать сидела в дальнем углу дивана, увлеченно беседуя с Джеми. Об искусстве, конечно.

После того вечера Сандрине во все оставшиеся дни каникул не удавалось побыть с Джеми наедине дольше нескольких минут.

Та весна должна была бы стать замечательнейшей порой в жизни Сандрины. Оставалось меньше месяца до выпускных экзаменов. Весь мир, казалось, лежал у ее ног. Но мир этот взорвался до срока.

Ранним апрельским утром, то хмурым, то пурпурным от ветра, Сандрина сидела на грязном подоконнике своей комнаты в общежитии немая от унижения. Наблюдая за тем, что происходит внизу под ее окном, всем сердцем желала только одного – бежать. Бежать прочь.

«Нет, – подумала она, – от себя не убежишь. Избавление от этой муки -может дать только смерть».

Сверху, из окна, была видна блестящая крыша лимузина матери, отражавшая низко висящие тучи. Тита Мандраки расхаживала взад-вперед возле машины по тротуару, отдавая приказания двум слугам, носившим пожитки Джеми Гейнджера в багажник.

Сандрина наблюдала за происходящим – онемевшая, обессиленная, разуверившаяся во всем. Не было теперь и гнева – он клокотал в ней раньше, когда мать убивала ее душу.

Тита смеялась, Тита по-девичьи хихикала, выводя трели, уверяла Джеми, что у него руки истинного художника, потом долго держала их в своих.

«Еще шампанского, Джеми?» – спрашивала она тогда и впивалась в его глаза своими темными глазами, искусно подведенными серебристыми тенями.

«Потанцуй со мной, Джеми», – требовала она тогда же и трепетно-завораживающим движением клала свою длинную тонкую белую руку на плечо его твидового пиджака, маня, обольщая, гипнотизируя.

Сандрина думала, что этот кошмар закончится для нее вместе с вечеринкой, что мать просто старается произвести на него впечатление. Но медленная казнь длилась сначала семь долгих, поистине убийственных дней, а потом еще дни и ночи – Сандрина уже не считала. Джеми все не уезжал. Добивая ее, он вел себя так, будто вообще ничего не происходило, – целовал в щечку утром и вечером.