Обманутое счастье (СИ) - Литовская Даша

– Иди сюда, – шурша тканью пальто, Яр почти силой меня к себе притянул. Уткнул носом в грудь, обнимая.

Вдыхала его дорогой аромат, плохо понимая, что должна чувствовать в данный момент.

Может быть, я должна злиться на папу? Но нет, я не злюсь. В моем сердце нет ненависти. Лишь печаль от того, что не позволил мне сделать выбор однажды. Что не дал даже шанса.

Может быть, я должна ненавидеть моего Яра? Но горячая, полыхающая любовь ни на миг не угасла, даже после таких страшных слов.

Виноват ли он в том, что случилось с отцом?

Вопрос должен быть поставлен не так.

Сделал бы Яр то, что он сделал, зная о последствиях.

А я уверена, что он бы этого делать не стал.

Так как можно злиться на человека, за последствия его поступков, о которых он не мог и догадываться?

Ни моя боль, ни обида, ничего уже не исправят.

Я просто буду жить дальше. Я просто постараюсь быть счастлива.

А еще буду верить, что именно этого в глубине души хотел мой отец.

Чтоб я была счастлива.

– Ты нам с Варькой нужна, – вырвал меня из размышлений глухой голос Яра. – Очень нужна, – он целовал меня в скулы, в висок, измазывая губы в сырости на щеках. – Я не отпущу тебя, слышишь? И если в твоей голове сейчас есть такие мысли, то… – обхватил мое лицо ладонями, заставляя на него посмотреть, – Нет. Даже не думай, родная. Даже не думай.

Впервые за долгие дни я смогла искренне улыбнуться. А ведь еще утром думала, что не скоро теперь сделаю это.

– Я ошибся, – продолжал он, смотря на меня с каким-то звериным остервенением, – но ошибся, защищая тебя. И, возможно, еще ни раз ошибусь. Но сейчас я обещаю тебе, что всегда буду честен. Не обману. Не предам.

Я прикрыла глаза на мгновение, смакуя у себя в голове эти слова.

Всегда буду честен. Не обману. Не предам…

Разве может быть что-то ценнее? Важнее?

Иногда люди думают, что действуют во благо другого, даже не представляя какую боль причиняют.

И я рада, что мой любимый мужчина пообещал мне именно это сейчас.

Медленно выдохнула, распахивая ресницы.

Взглянула в глаза цвета неба. Цвета жизни. Цвета моей любви.

– Едем домой, родной…

Мы слишком многое пережили, чтобы сейчас так просто отказаться от счастья.

Это бы значило, что все было зря. А я искренне верю, что нити нашей судьбы неспроста было так сложно распутать…

~Глава 54~

Лиза.

Год спустя.

– Ма-амотька! – заунывно, голосом наполненным неподдельной трагичностью, зовет меня Варя.

Тихонечко улыбаюсь, высовывая голову из окна кухни.

Дочка играет на заднем дворе, а я готовлю обед. Но Варя жуткая манипуляторша, и к таким интонациям я привыкла давно.

– Что? – спрашиваю смеясь. – Наводнение? Землетрясение? Апокалипсис?

Хмурится. Сопит. Глядит исподлобья, оттягивая губу. В руке держит чумазую куклу.

– Я оторвала Кате руку, – бедственно признается. Поднимает вверх оторванную кукольную запчасть, как победный флаг.

Качаю головой с укоризной.

– Кате наверное больно. Она сейчас плачет.

Ребенок с удивленной глядит на свою чумазую подопечную.

– Неть! Она смеется! – заверяет меня с полной серьезностью.

– Это без руки-то? – со скепсисом веду бровью.

Трясет головой, и опять смотрит жертвенно. Ясно. Боится, что буду ругаться за поломанную игрушку.

– Бери Катю за целую руку, и неси сюда. Сейчас будем реанимировать твою пострадавшую.

А сама отворачиваюсь, помешивая ароматный суп. Яр его обожает, и я старюсь готовить почаще.

Дверь кухни хлопает. Я вновь вспоминаю жертвенное выражение лица дочки, и не поворачиваясь, произношу:

– Вот папа увидит, как ты с игрушками обращаешься, и перестанет тебе их дарить, – журю Варю, но тон голоса все равно слишком ласковый. Не умею я с ней по-другому.

Варя молчит.

А затем незнакомый голос вдруг произносит:

– Вашему папе сейчас не до вас.

Резко оборачиваюсь, впиваясь глазами в мать Ярослава.

– Любовь Ларионовна… – не испугалась, просто ее визит неожиданный, как всегда. – Что вы тут делаете?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Женщина ухмыляется. За последний год она постарела. Сединой теперь покрыта почти вся голова. На лице стало больше морщин. Но, как истинная леди, эта дама не перестает следить за собой, и всегда выглядит словно с иголочки. Впрочем, как и ее сын.

Наверное, это наследственное. Хорошо, что от матери он перенял только эту черту.

– Мам? – Варя засовывает голову в дверной проем, но увидев бабушку, тут же отступает назад. Не любит она ее.

– Милая, беги в свою комнату. Я скоро приду, – утешаю ребенка, а то у нее взгляд, будто бабу-ягу воплоти лицезрела.

Дочка сбегает. Любовь Ларионовна, не изменяя себе, без спроса присаживается за кухонный стол. Держит осанку, подбородок задирает повыше, оглядывая меня.

– Хотели о чем-то поговорить? – делаю вид, что ее колкие взгляды мне безразличны. Помешиваю дальше свой суп.

Хмыкает высокомерно, и я уже жалею о том, что они с Яром снова общаются. Хотя сама на этом настаивала.

Яр долго не шел на попятную, и мать видеть был не настроен. Но я свою вину ощущала, поэтому все уши ему прожужжала.

– А ты бы смогла общаться с отцом, будь он жив?! – огрызнулся однажды.

И этот вопрос выбил почву у меня из-под ног.

Я застыла на месте, глядя на Яра широко распахнутыми глазами.

Не ответила сразу. Не ответила и на следующий день.

Лишь через неделю, уже перед сном, когда мы лежали в постели, тихо произнесла:

– Наверное, я бы простила его. Не сразу. Но когда-нибудь, я бы попробовала начать снова общаться… Он мой отец… Каким бы он ни был…

Яр тогда ничего не ответил, но месяц спустя его семья собралась в нашем доме за ужином. Не было щепетильных разговоров с признаниями и извинениями.

Любовь Ларионовна просто предпочла сделать вид, что той ссоры с сыном просто-напросто не существует.

В тот вечер мы им сообщили, что внучка, которую они считали по крови чужой, на самом деле истинная Гордеева. Лев Демьянович был очень рад, и даже сказал, что всегда это чувствовал.

Ну а мать Ярослава… Просто хмыкнула с долей неопределенности на лице, и выдавила из себя вежливую улыбку.

Такая уж она. Ничего не исправит.

– Как бы ты ни считала, – произнесла женщина, обращаясь по всей видимости к моей спине. Знаю, не вежливо вот так отворачиваться, но и приходить в наш дом без предупреждения и приглашения тоже манеры не очень. – Но я всегда была на твоей стороне.

Я закатила глаза, полностью занятая наваристым супом. Ах, какой аромат. У Яра слюнки потекут, как только он вернется домой.

– Я ведь когда-то была такой же, как ты, – продолжила женщина, даже не ожидая от меня ответной реакции. – голодранкой с улицы, когда выходила за отца Ярослава.

Голодранка. Отлично. Ну хоть какое-то разнообразие. А то все «эта» да «та». Мне придумали определение! Ура!

Но как бы саркастично не был настроен мой мозг, слушать это было не особо приятно.

Резко развернувшись, прищурилась.

– Любовь Ларионовна, если вы пришли меня оскорблять, пока ваш сын не видит, то стратегия провальная. Мне на ваши оскорбления плевать. С Ярославом у нас все хорошо, и вы не заставите меня его бросить. Снова.

Женщина ухмыльнулась, будто я сморозила несусветную глупость. Задумчиво поправила складки на длинной юбке.

– Хорошо? – переспросила она. – А почему тогда он до сих пор на тебе не женился?

Я втянула носом воздух, концентрируясь только на супе.

Только на супе.

Выключила плиту.

– Значит не время еще, – буркнула раздраженно. Ну что за человек? Зачем вообще лезет в то, что ее не касается?

– Своей бывшей невесте Ярослав сделал предложение достаточно быстро, – произнесла Любовь Ларионовна так, будто ей приносило невообразимое удовольствие ставить меня в известность сейчас.