Кошка с Собакой - Алексей Свешников

 – Нет, утопил, – серьёзным голосом ответил я.

 – Да ты что!!! Я ж тебе почти коллекционные удочки дал и титановый ледобур!!!

 – Не ссы, – успокоил я его, наконец. – Всё заебок! Корюшки привёз.

 – Ну, бля, ты и мудило, – обрадовался он.

 – За снасти спасибо, больше всех поймал.

 – А где ловил?

Я рассказал приблизительно где, так как название станции напрочь забыл.

 – А давно приехал?

 – Да уже часов шесть.

 – Везучий! Там как раз льдину оторвало.

 – С рыбаками?

 – Сейчас любая льдина с рыбаками.

Из кухни раздался Маринин голос.

 – Всё готово, можно к столу.

 – Ты там не один? – навострил уши Вован.

 – Да, к корюшке ещё русалку зацепил.

 – Могу приехать. Только у жены отпрошусь…

 – Э-э-э! Тормозни… Разрушишь атмосферу доверия и корюшки. И жена ко мне не отпустит.

 – А твою русалку как зовут?

 – Марина.

 – Марина – значит «морская». Похоже, точно русалка! – завистливо присвистнул Вован. – Тогда не буду мешать. Рад, что вовремя свинтил.

И он повесил трубку.

Конечно, по уму надо было его пригласить на улов, всё-таки удочки-то были его. Но поймите меня правильно – Марина-то одна.

Что ни говори, а жареная корюшка – это пиздато! Превозмогая себя, я налил по полста коньячку. Мы чокнулись. Марина выпила залпом, я же чуть пригубил и тут же быстро поставил рюмку на стол.

– Не можешь уже? – кивнув на бутылку, спросила она.

 – Да чего-то не идёт.

 – Видать хорошо погулял?

 – Неплохо.

 – Твоя-то, эта, которая очередная, – тут Марина засмеялась, – когда должна вернуться?

 – А хрен знает, вроде на неделю улетала.

 – А какого числа?

 – Какого числа что? – всё ещё не понимая, куда она клонит, спросил я.

 – Улетела какого числа?

 – А сейчас какое?

 – Двадцатое…

Я посмотрел на батарею пустых бутылок, прикинул в уме количество выпитого, рассчитал дни запоя, накинул день на рыбалку.

 – Ебать!

В прихожей раздался звонок.

 – Ебать!!! – повторил я.

Марина всё сразу поняла.

 – Вот и поели корюшки…

Из комнаты прискакали животные. Слава Богу, молча.

 – Может, мне на балкон пока? А потом незаметно выскочу?

 – Ага, разве что с балкона.

Кошка начинает тихо подхихикивать. Не ляпнула бы чего…

 – Так куда мне? – Марина растерянно стояла посредине кухни, испуганная и красивая.

 – Хуй с ним, давай на балкон.

Я ломанулся в коридор открывать.

Подруга выглядела отдохнувшей и обрушила на меня прямо с порога лавину важной и нужной мне информации. Из этого потока я понял, что: у неё отрубили телефон, потому что роуминг очень дорогой (пиздеть надо меньше, подумал я); отдохнула она прекрасно, в городе очень много «наших»; жаль только, деньги быстро кончились.

– Ты же четыре штуки взяла? – изумился я.

 – Знаешь, оказывается Достоевский однажды проиграл там всё, что у него было, даже обручальные кольца!

«Ага», – думаю. – «Так же как и ты, идиотка…»

 – А чем это так пахнет?

 – Пиздюлями это пахнет, – говорю. – Ты что, все деньги просадила?

 – Почти. А что такое?

«Вот ведь сука!»

 – А то, что зарабатываю их я.

 – Ты же разрешил… – она присела на стул в прихожей.

 – Слушай меня стоя! Я разрешил взять деньги с собой и потратить на дело! Шмотки-хуётки, ещё какие-нибудь ваши бабские замороки, но не проёбывать их как Достоевский. Ты хоть его читала?

 – В школе проходили, – пролепетала она.

Подошла кошка. Долго смотрела на нас, потом зевнула.

 – Киса, киса, – подруга протянула к ней руку, чтобы погладить и заодно снять нервное напряжение.

 – Киса у тебя в штанах, – отбрила её та, и не спеша, прошла в комнату.

Как она заорала!

 – Что это, что это? – наконец, прекратив истерику, залепетала подруга.

 – Это моя кошка, а ещё собака есть, не забыла за неделю?

 – Она, что, тоже говорит?

 – А ты у неё и спроси.

 – Боюсь.

 – Ладно, иди в ванную, смой тлетворное влияние Запада.

Когда из-за двери раздался шум воды, я бросился к балкону. Марина уже задубела основательно.

 – Пойду я тоже в ванную… – прошептала она. – Греться.

И мы на цыпочках сквозанули к дверям.

На лестничной площадке она спросила:

 – А чего это она у тебя так орала?

 – Обрадовалась встрече, – уклончиво ответил я.

 – Жаль, что так вышло всё, – Марина хлопнула расстроенными глазами. – Ну, ты всё же не забывай…

 – Постараюсь, – я обнял её за плечи и прижал к себе.

«Куда уж тут забыть», – думаю.

 – Пусти, пора мне, – сказала она, не делая попыток вырваться.

 – Ага, – я отстранился, но только, чтобы посмотреть ей в глаза.

 – Ну, хватит уже мучить! – она, улыбаясь, выскользнула и исчезла за дверью.

Совсем как русалка.

Я прошёл на кухню, маханул стопку, тут же налил до краёв следующую.

 – Посуду убери лишнюю, а то видно, что не один ты тут корюшку ел.

Собака кивнула на стол.

 – Ты будешь?

 – Давай, выручу.

Я поставил перед ней Маринину тарелку. Стопку ополоснул водой из-под крана и убрал в буфет. С полотенцем на голове в кухню вошла Катя.

 – Ты сердишься?

 – Нет, я негодую, – и выпил вторую, налив сразу же третью.

 – Я думала, у нас серьёзные отношения, – начала она, но я прервал эту лирику.

 – Сериалов не надо, давай, шмотки собирай и проваливай.

 – Куда?

 – А куда хочешь! Можешь – в библиотеку, можешь – к маме в Екатеринбург.

 – Зачем в библиотеку?

 – Достоевского почитаешь.

 – Значит, ты меня не любишь?

Я знал, сейчас выпью третью, и будет полегче. Будет уже похуй на эти сопли. И я выпил.

 – Так любишь или нет?

Катя стояла, надув губки, и ждала ответа.

Вместо её, я спросил собаку:

 – Как корюшка?

 – Вкусно, – ответила та, облизываясь. Катя аж подпрыгнула.

Вошла кошка, посмотрела по сторонам, строго зыркнула на подругу.

 – Вроде и мокрая, а всё равно не русалка, – и ушла.

 – А ты умеешь корюшку жарить? – теперь я спросил Катю.

 – Нет…

 – Ну, тогда – до свидания.

Как я понял, животным тоже больше нравилась Марина.

Не хочется описывать последовавшую за этим часовую истерику. Но когда Катя вышла, наконец, на лестницу, и я закрыл дверь, стало мне так хорошо, что ни в сказке сказать, ни пером описать.

Я вышел на балкон и стоял, пока от холода не начало трясти. Выглянула собака:

– Шёл бы в дом, заболеешь ведь…

 – Сейчас, – отвечал я ей стуча зубами.

 – Я не шучу, холодно же, а ты в одной футболке. Воспаление лёгких получить легче чем вылечить.

 – Говорю же, сейчас приду.

 – Ну как знаешь, потом не говори, что тебя не предупреждали!

Наконец доведя себя до температуры абсолютного нуля, я вернулся в комнату. Залез под одеяло и сидел, пока не отпустило. «Какой же я идиот!». Так бывает в жизни, когда ты начинаешь думать о том, что сделал, и не находишь оправдания каким-то из своих поступков. Но иногда есть вещи, которые ещё можно исправить. Важно одно – принять решение и начать действовать. Похоже, что решение я принял. Осталось встать и направиться к входной двери.

 – Куда это ты? – глядя на меня с тревогой спросила кошка.

 – Туда.

 – Удачи…

Долго звонить не пришлось, Марина открыла дверь и с удивлением посмотрела на меня:

 – Что там у тебя опять стряслось?

 – Ты стряслась…

Утренние лучи пробивались через занавеску, выхватывая внутрикомнатную действительность. В одном из таких светлых пятен было плечо Марины, безмятежно спящей на моей кровати, в другом – кошка, свернувшаяся калачиком у неё в ногах. Собака спала на полу рядом. Ну что ж, похоже пришло время, когда мне, наконец, придётся бросить пить. Хотя бы на несколько лет.

17. Выходные

Бывает, что всё идёт не так. Бывает, что это «всё» начинается прямо с утра, в тот самый момент, когда понимаете, что проснулись не от будильника, а сами, и при этом подозрительно выспались. Короткий взгляд на часы, и всё становится понятно – вы опоздали. Куда – не важно, тут описывается сама ситуация. Просто проспали, как Ельцин в самолёте. И ведь никого не интересует, что уже целую неделю вы не вылезаете с работы, практически живёте там, и что дома вас хватает только на то, чтобы от душа доползти до кровати. Жена уже начинает подозрительно коситься, предполагая не весть что, а у вас нет сил даже аргументированно возразить и в результате вы засыпаете под её подозрительный взгляд. Термин «засыпаете» тоже не совсем верен, точнее будет слово «проваливаетесь». Именно проваливаетесь, как в полынью, и мгновенно тонете в том, что даже нельзя сном назвать. Просто омут какой-то. Может, именно такова та самая вечность, в которой рано или поздно мы все окажемся?