Пропущенный мяч - Пол Бенджамин

Он обставил свое самоубийство таким образом, чтобы все поверили в убийство, совершенное его женой. Он добровольно принял жуткую смерть из одного желания отомстить, до такой степени он ее ненавидел. Он был чрезвычайно уверен в себе, и план сработал в совершенстве. Джордж мертв, репутация его чиста, а жену обвиняют в предумышленном убийстве.

— Джордж был сумасшедший, — сказал Брилль. — Если бы я не послал письмо, он бы в конце концов убил Джудит. Это должно быть очевидно даже вам. Я сделал это, чтобы защитить ее от мужа. Я хотел спасти Джудит.

— Но вам не было нужды убивать Пиньято. Он был всего лишь невинным свидетелем. Если вы беспокоились, что откроется правда о вашей роли в катастрофе с Чепмэном, то почему не взялись за главаря — самого Контини?

— Контини никогда бы не заговорил. А Пиньято, напротив, доверился вам. Я видел своими глазами. Я следовал за вами в Нью-Джерси и заметил вас вместе в баре. Он должен был умереть. Я не мог позволить, чтобы мое имя связывали с этой историей. Полиция сразу бы поехала к Джудит, и у нее не осталось бы ни малейшего шанса. Они бы отправили ее в тюрьму до конца жизни.

— В настоящее время все к этому и идет.

— Вы помешаете этому.

— Не вижу, каким образом я смогу это сделать, когда вы влепите мне пулю в живот.

Брилль опустил глаза на револьвер, который он держал в руках, как будто забыл о его существовании. Он был измучен, парализован переживаниями и усталостью. Сев на стул напротив меня, он сказал:

— Я не убью вас, Клейн. Вчера я пытался это сделать, потому что был очень зол на вас. Но теперь вы единственный человек, способный помочь Джудит, и вы поможете ей.

Тон его смягчился, в нем слышалось сожаление. Он был похож на маленького мальчика, который вдруг понял, что слишком слаб для взрослых игр.

— Что вы теперь будете делать? — спросил я.

— Не знаю. Думаю, посижу здесь немного.

Он посмотрел на пол под ногами.

— Вам не кажется, что лучше отдать револьвер мне? Такая игрушка может случайно выстрелить.

Он оглядел револьвер 45-го калибра, вертя его в руках, как ребенок незнакомую игрушку.

— Я не отдам вам револьвер, Клейн. Он был мне верным другом.

Не дав мне произнести ни слова, Брилль поднял револьвер к глазам и посмотрел на него. На короткий миг лицо его было лишено всякого выражения. Затем глаза расширились, став огромными, как вселенная. В нем не осталось ничего, кроме страха. Он видел, как сумасшедший грузовик несется прямо на него и он не успевает увернуться. Он вложил ствол револьвера в рот и нажал на курок.

21

Пришли Гримз и два Смита. Люди из судебной медэкспертизы унесли тело Брилля, завернутое в пластиковый мешок. Я нескоро пришел в себя. Я видел, как умирают люди. Я сам убил одного. Но смерть Брилля была ужаснее всего, что мне приходилось видеть. Меня никогда не покинет воспоминание об этой страшной картине…

Мы проехали вниз по Морнингсайд Драйв до полицейского участка. Гримз привел меня в кабинет, включил магнитофон и попросил говорить, что я и делал без перерыва в течение сорока минут. Когда я закончил, Гримз позвал сержанта, который принес для меня сандвич и кофе. Я откусил разок от сандвича и отложил его. Кофе я проглотил с трудом. Тогда Гримз открыл ящик стола, вынул оттуда бутылку «Джек Дэниэлс» и наполнил мой пластиковый стаканчик. Я выпил. Потом Гримз попросил меня рассказать все сначала, и я говорил еще час. Инспектор почти не реагировал на мои слова. Он сидел, откинувшись на спинку стула, закрыв глаза, и время от времени качал головой или испускал глухое ворчание. Я был похож на древнего рассказчика, передающего мифы предков вождю племени. Каждая деталь была нам знакома, и мы знали, что ни одно слово не может быть изменено. Но главное было не в самой истории, а в том, чтобы рассказывать ее и вновь переживать описанные в ней события. Рассказ не придал Гримзу особой радости, но было ясно, что он не станет ничего оспаривать.

Когда я закончил свой второй рассказ, он произнес:

— Контини мертв. Умер сегодня в больнице после полудня. — Мне нечего было сказать по этому поводу. Гримз наклонился, опершись руками о стол и нахмурившись, посмотрел мне в глаза. — Странно, что все люди, с которыми вы встречались на этой неделе, тут же устремляются в мир иной. Вы обладаете какой-то магической властью. При вашем приближении все падают лапками кверху и отдают концы.

Я вновь воздержался от ответа. Эта мысль не раз приходила мне в голову, но я не видел возможности представить факты в более благоприятном свете. Обстоятельства превратили меня в вестника смерти, и теперь меня окружали созданные мною призраки.

— Все скончались, — продолжал Гримз. — Чепмэн, Пиньято, Контини и Брилль. Мне начхать, правда ли то, что вы мне рассказали. Больше не осталось никого, с кем можно было бы поговорить по этому поводу. Вашу версию будет практически невозможно доказать.

— Необязательно доказывать что бы то ни было, — сказал я. — Все, что вы должны сделать, это убедить прокуратуру снять обвинение с Джудит Чепмэн.

— С этим сложнее. Этот новый прокурор Симмонс, лично заинтересован в деле Чепмэна. Он предпочтет идти до самого конца, чем признать, что совершил ошибку.

— Ему будет хуже, когда на процессе Бэрльсон начнет указывать на все его ошибки. Все выплывет наружу, и репутация Чепмэна окажется в полном дерьме, так что ни один судья не согласится приговорить его жену. Симмонс, конечно, кретин, но у него хватит ума понять, что не стоит показывать это широкой публике. Он находится в деликатной ситуации и может с блеском выйти из нее, объявив, что были обнаружены новые улики. Так как именно вы их обнаружили, он поздравит вас с тем, что вы сэкономили деньги налогоплательщиков и раскрыли сложное дело прежде, чем оно дошло до суда. Вы оба станете победителями. Общественность станет оплакивать Джорджа Чепмэна и его трагическое самоубийство, и все покинут зал театра с платочками в руках.

— А вы, Клейн? Вскочите на коня и умчитесь в сторону заходящего солнца?

— Точно. При грустных звуках гармоники.

Телефон работал, как положено. Гримз вошел в контакт со своим начальником, и тот приказал ему лично заняться этим делом, затем к нему присоединился Симмонс. Прокурор лег спать рано из-за простуды и не слишком обрадовался, когда в одиннадцать часов вечера его разбудил телефонный звонок и он услышал скрипящий голос Гримза. Но как только он узнал, о чем идет речь, заявил, что будет на месте через час. Я позвонил Бэрльсону в Вестпорт и сообщил ему новость. Меньше чем через час тот был в городе. Затем я попытался найти Дэйва Макбелла, но его не было дома. Я поклялся себе пригласить его позавтракать вместе на следующей неделе.

Симмонс и Бэрльсон появились одетыми в строгие черные костюмы-тройки. Несмотря на поздний час, они приехали работать и без своей униформы чувствовали бы себя неудобно. Я все еще был одет в джинсы, которые нацепил сегодня утром, и походил на путевого обходчика, приглашенного на съезд модельеров. Один Гримз был так же «элегантен»: галстук съехал набок, рубашка была как жеваная бумага. Мы составляли невероятный квартет, но смогли сделать то, что требовалось.

Я предоставил слово Гримзу. Я хотел, чтобы это было его шоу. Пока он говорил о событиях, предшествовавших самоубийству Чепмэна, Симмонс слушал внимательно, с мрачной физиономией, понимая понемногу, что никогда не сможет соперничать с Бэрльсоном. Нам понадобилось около трех часов, чтобы уладить все детали, но в конце концов я получил, что хотел. Обвинение с Джудит Чепмэн было снято.

Когда мы покидали полицейский участок, Бэрльсон задержал меня на ступеньках, чтобы пожать мне руку и поздравить с успешным завершением расследования. Но слишком многое разрушилось в моей душе, чтобы я мог испытывать хоть какое-то удовлетворение. Я просто хотел уйти.

— Вы должны ей позвонить, — сказал я Бэрльсону, — и сообщить хорошую новость.

— Я сделаю это, — ответил он, — завтра утром.

— Я имел в виду сейчас, В любом случае она не спит. Если вы скажете, что дело закрыто, она сможет наконец отдохнуть. Ей пришлось пережить тяжелый период.

Бэрльсону претило звонить кому бы то ни было в три часа утра, но я настаивал, и он в конце концов согласился. Мы вернулись обратно в участок. Я попросил его не говорить Джудит, что нахожусь вместе с ним, и вышел ждать на улицу. Через десять минут он появился с улыбкой на губах.

— Вы были правы, — сказал он, — она не спала.

— Как она приняла известие?

— С огромным облегчением. Она не могла поверить, что все кончено.

— Вы сказали о смерти Брилля?

— Только после первой новости.

— Что она сказала?

— Ничего. На мой взгляд, ей трудно переварить все сразу.

— Она хотела поговорить со мной?

— Конечно. Но я сказал, что не знаю, где вы сейчас находитесь.