Часы любви - Меган Маккинни

– Дорогая моя, все не так просто. Я посылал гонцов. Я целый год делал это, однако на войне не всегда верят правде. Принца Эйдана в последний раз видели к северу от нашего королевства, и люди Турое решили, что принц попал в плен и находится в нашем замке. Мы способны только обороняться от новых нападений. А теперь ты видишь, что папа занят, поэтому будь хорошей девочкой и…

– Папа, а дракон убил Скию? Она снилась мне. Я видела ее так давно, ведь когда на нас напал дракон, я была еще ребенком. Почему же теперь ее нет с нами? Она умерла?

Король поглядел на младшую дочь, уде достигшую истинного расцвета женственности. Он казался несчастным, проклятым, ибо не знал, как объяснить презренные мирские дела такому возвышенному созданию, как Грейс.

– Дитя мое… О, если бы только ты оставалась ребенком! Твоя сестра оставила нас, ибо ей дарована власть, которой люди наши не понимают и ужасно боятся. Она живет в уединении и там должна оставаться, пока… пока, – король попытался проглотить комок в горле, – пока не пройдет очень много времени. Пока наш народ не поймет ее и не увидит в ней плоть от плоти своей. – Он отвернулся, скрывая скорбь во взгляде. – А теперь, Грейс, иди. У меня очень много дел.

– А где она живет? – спросила Грейс, прихватив бархатный плащ и направляясь к двери.

– Где-то в Терновом Чернолесье. Тихая, одинокая, неподвластная человеческой ненависти. – Король глубоко вздохнул, а потом отпустил дочь и все свое внимание обратил к военному министру, как раз объяснявшему, сколько именно костров потребуется под все имеющиеся котлы для масла…

* * *

Равенна уже клевала носом, и перо, наконец, вырвавшись из ее руки, уронило черную слезку на самый низ страницы. Голова ее откинулась, и, прежде чем отдаться сну, девушка успела подумать: «Какая жалость, что столь удобное кресло простояло здесь без всякой пользы так много лет».

Глава 14

Тревельян вошел в свои апартаменты, канделябр в руке разгонял тени. Пройдя темную прихожую, он – к собственному удивлению – обнаружил, что постель его пуста, а покрывала небрежно откинуты в сторону, словно кровать была оставлена в спешке.

С каминной доски едва светили уже тонущие в лужицах воска фитильки люстры. Ниалл поднял повыше канделябр, чтобы получше осветить комнату, однако гостьи нигде не было видно. Равенна исчезла, словно ее фейри забрали.

Тревельян поглядел на дверь прихожей. Свечение угольков окрашивало небольшую комнату адскими кровавыми красками. Вступив туда, он не сразу сообразил, что именно стало не так, что именно смутило его. И тут он просто замер на месте.

Кресло. Все дело было в нем. Кресло! То самое, которым никогда не пользовались. Она находилась в нем.

Ниалл глядел на нее, не в силах сойти с места. Ему хотелось схватить ее и трясти до тех пор, пока у этой девчонки не оторвется голова. Он не хотел, чтобы она сидела в нем. Кресло это – особое. Оно ждет. Но не ее. Тем более не ее. И все же он не мог сделать этого. Прогнав эту девчонку из кресла, он будет выглядеть по-дурацки. А этого Ниалл не хотел. Он – разумный, интеллигентный человек, которому редко приходится терпеть поражение. Какое бы место Она ни выбрала, это не должно волновать его, решил Ниалл.

Вздохнув, она шевельнулась – так естественно, словно бы кресло было предназначено именно для нее.

Нахмурившись, Тревельян опустился на свое потертое кресло, не отводя от нее глаз.

Рассыпавшиеся черные волосы вдовьей вуалью прикрывали обитый кожей подлокотник. Равенна сияла зловещей красотой и в то же время казалась воплощением невинности. Все в ней соблазняло Ниалла.

Он зажмурил глаза. Он не покорится. Он не сдастся этому гейсу. Суеверие и судьба… и то и другое – всего лишь результат совпадения. Ум, а не чресла, поможет ему победить в этой схватке с глупостью. А ведь он хочет победить в ней, не так ли?

Тут внимание его – к счастью – привлек шелест бумаги, скользнувшей на пол. Он поглядел на руку Равенны и обнаружил лежавший под нею листок. Подумав, что она сочинила письмо Маккумхалу, Ниалл решил прочитать его, понимая, что поступок этот – не джентльменский. Однако он никогда не причислял себя к этой категории людей. На клонившись, он подобрал бумагу с ковра. И прочитал ее от начала до конца. Два раза.

* * *

Весть об изгнании сестры взволновала Грейс. Ночью она не могла уснуть: ей представлялась Ския, в одиночестве утиравшая слезы передником. Из темных лесов, где не бывает людей, до нее теперь доносились человеческие стенания.

Однажды утром она проснулась с твердым намерением найти сестру и спасти ее. Если же это окажется невозможным, если Ския откажется вернуться, то Грейс хотя бы навестит ее и выразит ей свое сочувствие.

На стенах замка зубцами выросли силуэты солдат. В безмолвном бдении они ожидали, когда король Турое начнет наступление на город, чтобы выручить своего сына, принца, которого на самом деле не было в бастионе. Грейс покрыла голову фланелевым платком, «позаимствованным» ею у одной из служанок, и под видом посудомойки вышла из замка. Бегом спустившись с холма, она затерялась в Терновом Чернолесье.

* * *

Ниалл положил листок на стол возле спящей Равенны. С неудовольствием он вынужден был признать, что отрывок был написан неплохо. Мастерство и воображение, а также способность увлечь читателя в сказочный мир были налицо. Ниаллу хотелось прочесть продолжение, хотя он понимал, что его еще не существует. Перед ним была только часть повествования, но даже и эта малость свидетельствовала об интеллекте и чувствительности, каких он не хотел бы видеть в этой девчонке.

Тревельян заставил себя поглядеть на нее. То, что Равенна оказалась в кресле, лишило его равновесия, но теперь раздражение уже утихло. Давным-давно он покупал это кресло для своей жены, еще не зная, кто ею станет. Гейс Тревельянов заключал в себе по меньшей мере иронию, если не что-то другое.

Во сне розовые губы Равенны приоткрылись, а под густыми черными ресницами сомкнутых глаз лежала тень. Она показалась ему бледной, ранимой, нуждающейся в защите. Эти чувства раздражали Тревельяна. Бледная и ранимая, уснувшая в его кресле!.. Он взял Равенну за подбородок и приподнял ее голову.

Черные ресницы дрогнули, глаза открылись. Равенна посмотрела ему в глаза. Ниалл был доволен, заметив страх в этой фиолетовой глубине. Что бы там он ни думал об этой девчонке, в интеллекте ей отказать было нельзя.

– Тебе не следовало вставать с постели, – недовольным тоном произнес он.

– Я не просто встала с постели, я шла к двери. – Равенна отодвинулась от его руки, раздражение появилось на ее лице.

Ниалл смерил взглядом расстояние между постелью и массивными резными дверями.

– И тебе потребовалось вздремнуть? По-моему, ты слишком быстро устала.

Равенна выпрямилась в кресле, откинув назад волосы, и украдкой потянулась к листку. Обнаружив его на месте, она расслабилась.

– Что ты делала целый вечер? – Ниалл с удовольствием заметил, что вопрос неприятен ей.

– Я… я читала. Мне показалось, что вы не будете против. У вас столько книг, – смутилась она.

– А что это там нацарапала?

Ниалл непринужденно потянулся к листку. Равенна выскочила из кресла.

– Это нельзя читать! Это мое! – она выхватила бумагу из его руки.

Ниалл расхохотался. Равенна в ярости выпалила:

– Вы все прочли, пока я спала. Как вы посмели? Как это низко!

– Я решил, что ты переписываешь подстрекательские памфлеты. С такими типами, как твои друзья, моя девочка, следует быть осторожным, – отвечал Ниалл, не в силах подавить смех.

– Ничего подобного вам и в голову не приходило! Вы просто подглядывали. По крайней мере признайте свою вину.

– Хорошо. Я подглядывал. Так что именно ты пишешь? Я не понял.

– Роман.

– В самом деле? Вот это да, – разразился он хохотом.

– Почему вы смеетесь надо мной? Разве я не могу стать писательницей? Я пишу сказку. По-моему, для женщины это самая подходящая тема.

– Тебе не удастся опубликовать ее. Почему бы тебе не заняться рисованием или рукоделием, как поступают благородные женщины?

– Назовите мне хотя бы одну причину, которая может заставить меня отказаться от занятий литературой, – с вызовом проговорила она.

Ниалл разглядывал Равенну словно завороженный.

– Я могу назвать одну причину, а потом еще сколько угодно, – улыбнулся Тревельян. Он не мог оторвать глаз от ее фигуры. Восхищение… и вожделение отразилось на его лице. Почему, интересно, в его халате эта девчонка кажется изящней и соблазнительней, чем в ее собственном платье, подумал он. Ниалл понял, что этот вопрос будет вечно досаждать ему. – Тебя просто не напечатают, – заявил он, – потому что ты – женщина. Издатели не публикуют книги, написанные женщинами.

– Кое-кого они все же напечатали. А женщинам моя книга может понравиться. Потому что я пишу о них.

– Ты забываешь о том, что в Лондоне не воспримут тебя серьезно. Издание книг – дело старинное, и занимаются им мужчины. Им не интересно читать то, что нравится женщинам. Эту романтику. Подумать, и то противно. Но если на этом можно будет заработать, они напечатают и произведение, написанное женщиной.